И поэтому небезынтересно свидетельство сына Хрущева (от второй жены), как повел себя его отец сразу после смерти Вождя. «Пятого марта 1953 года, — пишет С. Хрущев, — отец возвратился домой раньше обычного, где-то перед полуночью… Пока отец снимал пиджак, умывался, мы молча ожидали, собравшись в столовой. Он вышел, устало сел на диван, вытянул ноги. Помолчал, потом произнес: «Сталин умер. Завтра объявят»… Отец продолжал сидеть на диване, полуприкрыв глаза.
…Помявшись, (я) спросил: «Где прощание?» «В Колонном зале. Завтра объявят», — как мне показалось, равнодушно и как-то отчужденно ответил отец. Затем он добавил после паузы: «Очень устал за эти дни. Пойду, посплю». Отец тяжело поднялся и медленно направился в спальню. Я был растерян и возмущен: «Как можно в такую минуту идти спать. И ни слова не сказать о нем. Как будто ничего не случилось!» Поведение отца поразило меня…»[72]
С учетом изложенного выше поведение Хрущева вряд ли поразит читателя. Наоборот, оно естественно. Библейская история сохранила для памяти потомков свидетельство о поведении человека, предавшего Иисуса Христа. Евангелие от Матфея (27.5.6) говорит: «И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился». В отличие от своего предшественника Иуда Искариот из среды партийных «апостолов» Вождя — пошел спать…
То, что Никита Хрущев виновен в смерти Сталина, не может подлежать сомнению. Более того, только с учетом этого совершенного им преступления можно понять поступки Хрущева в последовавший период, вплоть до отстранения его от власти.
Оказавшись в почти безнадежном положении, он пошел на преступление, дававшее ему отсрочку от ответственности за фабрикацию не только дела врачей, и единственным, кто мог уличить его в содеянном, помимо обманутой им охраны, мог стать Берия. Получив пост министра МВД и имея свидетельства охраны, он действительно представлял опасность, но не для всех членов Политбюро, а непосредственно для Хрущева.
Ошибка Берии была в том, что он повел свою игру в одиночку, недооценив «бешеного Никиту». В надиктованных воспоминаниях Хрущев, не скрывая, признается, что панически «боялся Сталина», но после убийства Вождя теперь он боялся и Берии.
Став министром МВД, Берия держал Хрущева в руках. Он знал о его преступлении в отношении Вождя. Однако поспешное разоблачение Хрущева не давало Берии особых преимуществ. Он рассчитывал, что гораздо большую пользу ему принесет умолчание о содеянном. Это позволяло сделать Хрущева послушным инструментом в осуществлении собственных планов.
Одновременно Берия считал, что, помимо того властного влияния, которое принесло ему право руководства органами безопасности, утраченное им в годы войны, серьезным рычагом в облегчении восхождения к ступени первенства, как катализатор общественного мнения, станет либерализация системы отправления наказания. Он повторял ту же практику, что и в 1938 году.
Получив с разделением власти пост 1-го заместителя председателя Совмина и возглавив объединенное Министерство внутренних дел, первым шагом, который предпринял Берия, явилось прекращение дела врачей. Правда, он не стал афишировать, что это решение было принято еще Сталиным.
По радио 4 апреля 1953 года несколько раз передавали сообщение Министерства внутренних дел, что «арестованные… и другие привлеченные по этому делу полностью реабилитированы в предъявленных обвинениях… из-под стражи освобождены».
Но другие инициативы, видимо, принадлежали уже самому министру. По ходу их осуществления, 10 апреля он закрыл неприятное для него «мингрельское дело». А 3 мая, с подачи Берии, Президиум ЦК принял решение о пересмотре дела Кузнецова, Попкова, Вознесенского, главную роль в организации которого играли Маленков и Хрущев. 9 мая вообще была объявлена широкая амнистия заключенных.
Теперь Берия имел в запасе серьезные козыри против всех потенциальных соперников. Но он пошел дальше. 17 марта 1953 года был арестован Рюмин — следователь, занимавшийся делом Абакумова, который, под влиянием тех же Хрущева и Игнатьева, стал применять к бывшему министру физические меры воздействия, за что был удален Сталиным из МГБ.
1 апреля 1953 года в записке Президиуму ЦК Берия потребовал: «…Рассмотреть вопрос об ответственности бывшего министра государственной безопасности СССР т. Игнатьева С.Д.». Накануне оглашения сообщения МВД о врачах, 3 апреля 1953 года, был арестован 1-й заместитель министра С.И. Огольцов, «предпринявший большие усилия по раскручиванию дела врачей».
Через день, 5 апреля, опять же по настоянию Берии, Игнатьева отстранили от должности секретаря ЦК, а 6 апреля было объявлено, что он «лично виновен в создании дела врачей». 24 апреля Игнатьева вывели из состава ЦК, правда, пока еще не привлекая к юридической ответственности.
Берия осознанно и последовательно подводил мину под Хрущева. О.В. Хлевнюк пишет: «гласное и даже демонстративное прекращение «дела врачей» не только позволяло рассчитывать на сочувствие интеллигенции, но было и хорошим поводом для кадровой чистки МВД от «чужих людей». Автоматически под удар попадал Хрущев, сторонники которого занимали ключевые посты в МГБ» в период расследования дела врачей. Не случайно Хрущев сделал все возможное для оправдания прежнего министра Госбезопасности С.Д. Игнатьева».
Добавим, что Берия брал на прицел этих людей не только как сторонников «бешеного Никиты», он копал глубже. Он загонял в угол самого Хрущева. За арестом бывшего министра могло последовать обвинение в осуществлении Хрущевым и Игнатьевым убийства Сталина. И такой ход стопроцентно гарантировал Берии высший пост в государстве! 25 июня в записке Маленкову Берия предложил арестовать Игнатьева, но он не успел…
Загоняемый в угол, остро чувствовавший угрозу разоблачения Хрущев не просто озлобился, он был в панике, и он пошел на отчаянный ход. Ему уже нечего было терять. На следующий день, 26 июня, был арестован сам Берия. Хрущев больше не мог откладывать в долгий ящик возможность разделаться с опасным соперником, способным указать на него пальцем как на убийцу и заговорщика.
О том, что арест и убийство Берии нельзя рассматривать вне отрыва от обстоятельств дела врачей и смерти Сталина, говорит тот факт, что уже спустя двенадцать дней после устранения Берии все изменилось — до обратного.
Уже 7 июля 1953 года Хрущев восстановил Игнатьева в качестве члена Центрального Комитета, а 6 августа освободили и полностью реабилитировали Огольцова. Правда, ему не предоставили работу, зачислив в распоряжение отдела кадров МВД СССР»
Конечно, идея либерализации была лишь частью общего плана Берии. Осуществляя его, он становился хозяином положения. Однако своим поспешным предложением по аресту Игнатьева Берия предопределил неизбежность своего устранения. Угроза разоблачения заставила Хрущева проявить отчаянную активность. Нависшая опасность и острая способность к самосохранению не оставляла ему иного выбора, кроме как физического уничтожения опасного свидетеля его преступлений.
Мысль об опасности, исходившей от Берии, которую Хрущев высказал Булганину еще в период дежурства у постели умиравшего Вождя: «это будет начало нашего конца… Надо что-то сделать, иначе будет катастрофа», угнетала его. И в этом «что-то сделать» Хрущев оперся на Булганина, ставшего министром обороны.
История физического устранения Берии до сих пор не прояснена до конца, хотя существовало немало исполнителей этой акции. По одной версии, 26 июня 1953 года, объединившись с Булганиным и Жуковым, Хрущев организовал арест министра внутренних дел на заседании Политбюро, обвинив его в намерении захватить власть. Сторонники ее утверждают, что после полугодового следствия он был осужден специальным судебным присутствием Верховного суда СССР.
Публикация от 17 декабря 1953 года сообщала, что Берия «сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков, которая ставила своей целью… поставить МВД над партией и правительством для захвата власти, ликвидации советского строя, реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии». Утверждалось, что свои расчеты заговорщики строили на поддержке «реакционными силами из-за рубежа, установлении связи с иностранными разведками». Существует «Акт» приведения в исполнение приговора от 23 декабря, подписанный генерал-полковником Батицким, генеральным прокурором Руденко и генералом армии Москаленко, но без положенного свидетельства врача.
Сын Берии, Серго, отвергает эти версии и со ссылками на известные ему факты свидетельствует, что его отец «был убит 26 июня 1953 года без суда и следствия в городе Москве» в особняке, где жил с семьей, на Малой Никитской улице, неподалеку от площади Восстания. При перестрелке погибли два охранника министра внутренних дел».