нив каких необходимых для жизни вещах. Даже тогда, когда русские переменяют жилище, то они оставляют на полу в том доме, из которого выезжают, сено и хлеб, как бы в знак благословений, которые они желают тем, которые будут жить в этом доме после них... Стены покоя, в котором я находился в ожидании, украшены были над дверями и окнами семнадцатью различными изображениями греческого письма, на которых были представлены важнейшие святые русских, которых они обыкновенно помещают в первом покое. Это, впрочем, не мешает, чтобы изображения эти находились и в других внутренних покоях».
А вот как происходило само освящение измайловского дворца: «Брат царицы (Василий Федорович Салтыков, кравчий [54]Петра I. - А.В.) стоял у входа второго покоя вместе со многими другими господами и несколькими священниками, которые, также стоя, держали в руках книги и пели духовные песнопения. Царица, окруженная несколькими боярынями, находилась в третьем покое во все время богослужения, продолжавшегося добрых полчаса. Когда служба кончилась, меня провели в один обширный покой обождать там, куда вскоре вошла и эта государыня, которой я пожелал всякого благополучия через переводчика, бывшего подле меня. Она взяла меня за руку и сказала: “Я желаю показать тебе несколько покоев”, - с такой очаровательною добротой, какой я никогда не замечал в особе ее сана. Затем она приказала одной придворной девице налить мне небольшую золотую чарку водки, которую и подала мне сама, сделав мне затем честь, дозволив поцеловать ее руку, чего удостоили меня и молодые княжны, бывшие также здесь. После этого царица отпустила меня, приказав явиться к ней через три дня; затем я и удалился. Так как приближался праздник рождества Христова, то я принял смелость поднести в дар царице сделанное мною изображение рождества Иисуса Христа и несколько четок, вывезенных мною из Иерусалима, и я просил ее принять то и другое вместо хлеба и соли. (Я тоже поднес четки и молодым великим княжнам.) Она, казалось, была очень довольна и отблагодарила меня, сделав же, в свою очередь, мне дорогой подарок - перстень, а четки для молодых княжон приказала мне самому отнести к княжнам. Я нашел этих последних за столом в другой комнате, где я и вручил им свой подарок и возвратился потом опять в покой царицы. Одна из княжон пришла туда же вслед за мной и поднесла мне небольшую чарку водки, а потом и большой стакан вина, после чего я удалился, нижайше отблагодарив их».
В январе Корнелис де Брюйн был вновь приглашен в Измайлово: «20-го числа царь прислал приказ важнейшим русским господам, госпожам и многим другим особам в числе трехсот человек явиться в Измайлово в 9 часов утра. То же самое предписано было и иностранным послам, большей части купцов и супругам их; таким образом, должно было собраться до пятисот человек, из которых каждому предложено было непременно принести царице подарок при ее поздравлении. Подарки эти состояли обыкновенно в разных изящных вещицах и редких изделиях, золотых и серебряных, в великолепных медалях и тому подобных вещах, смотря по желанию каждого. Но прежде поднесения подарков их записывали в книгу, с обозначением имени каждого приносившего дар, а затем вручали их в руки одной из молодых княжон, которая дозволяла после этого целовать приносителю руку свою. Большая часть бояр и боярынь, вручавших вначале свои подарки, разъехались по домам, остальных же пригласили к обеду. После обеда были пляски и веселились до полуночи, после чего уже разошлись».
Какое впечатление произвела Москва на художника? Самое прекрасное. А ведь это было не первое его путешествие, до того как приехать в Россию он повидал немало красивых городов - Рим, Венеция, Иерусалим... Он стал одним из первых, кому удалось создать панораму древней русской столицы, хлебосольство которой он запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Любезности, которые оказывали мне при этом дворе в продолжение всего времени, когда я работал там портреты, были необыкновенны. Каждое утро меня непременно угощали разными напитками и другими освежительными, часто также оставляли обедать, причем всегда подавалась и говядина, и рыба, несмотря на то что это было в великий пост, - внимательность, которой я изумлялся. В продолжение дня подавалось мне вдоволь вино и пиво. Одним словом, я не думаю, чтобы на свете был другой такой двор, как этот, в котором бы с частным человеком обращались с такой благосклонностью, о которой на всю жизнь мою сохраню я глубокую признательность».
Написанные голландцем портреты племянниц Петра I разослали иностранным женихам, с которыми так хотел породниться государь-реформатор, что во многом и привело впоследствии к столь пагубному засилью иностранцев на российском престоле. Вот почему царь так торопил художника. Царские племянницы, предаваясь увеселению, жили в Измайлове почти до конца первого десятилетия восемнадцатого века, переехав затем вкупе со всем царским двором в новую, Северную столицу. Но старую вотчину Романовых царский двор не забывал. Так, в 1703 году Петр I в письме к Стрешневу велел «из села Измайлова послать осенью в Азов коренья всяких зелий, а особливо клубнишного, и двух садовников, дабы там оные размножить». А в 1704 году Петр приказал «прислать в С.-Петербург, не пропустя времени, всяких цветов из Измайлова, а больше тех, кои пахнут». Почти каждый год приезжали в Москву Прасковья Федоровна с дочерьми: «Из Москвы пришли слухи, что вдовствующая супруга царя Ивана, Прасковия, с тремя дочерьми своими (из которых старшая Анна была тоже уже вдовою герцога Курляндского, а средняя вышла позднее за герцога Мекленбургского) получила приказание оставить свою увеселительную дачу, доставшуюся ей во вдовий удел - Измайлово, лежащее в 3 милях от Москвы, и приехать в Петербург», - писал в 1715 году немецкий дипломат Вебер.
Измайлово было непременным местом посещения иностранцев. В дневнике Фридриха Вильгельма Берхгольца, камер-юнкера из свиты голштинского герцога Карла-Фридриха, неоднократно упоминается Измайлово. В январе 1723 года Берхгольц стал свидетелем театрального представления в царском дворце: «Когда мы приехали в дом, где назначался спектакль, нас провели в какую-то конуру, не просторнее и не лучше балагана марионеток в Германии; там было только несколько дам-иностранок и весьма немного порядочных кавалеров. Комедию представляли молодые люди, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии у доктора Бидлоо и которые, конечно, никогда не видали настоящей комедии.
Они разыгрывали в лицах “Историю царя Александра и царя Дария”, разделенную ими на 18 действий, из которых 9 давались в первый день и 9 на следующий. После каждого действия следовала веселая
