Однако Заруцкий и его ближайшие сподвижники строили свои собственные планы в отношении этих земель. Поэтому Иван Мартынович отправил предводителям уездов и сельским старостам грамоты, в которых постановление «семи бояр» объявил незаконным, а имения дворянам велел не давать. Дело дошло до столкновений последних с местными гарнизонами и крестьянами. И тут в самый критический момент подоспела грамота Минина с предложением дворянам идти в войско за плату.
Большинство их охотно откликнулось на этот призыв. Они стали съезжаться в Мугреево к Пожарскому. Когда князь двинулся в Нижний Новгород, с ним уже было несколько сотен дворян, а по пути присоединились еще несколько отрядов.
В Нижний Новгород в сентябре 1611 года торжественно вошло целое войско, причем войско вполне профессиональное, состоявшее из дворян, детей боярских, их боевых холопов. Все горожане вышли на улицы и приветствовали ратников радостными криками.
В тот же день воинам выдали жалованье. Сотники и десятники получили по 50 рублей, конные дворяне и дети боярские — по 40 рублей, стрельцы — по 30 рублей, боевые холопы — по 20 рублей. Следует отметить, что и Борис Годунов, и Василий Шуйский платили «государево жалованье» куда меньше. Например, стольник получал от них на весь поход только 20 рублей.[209]
Деньги Минин собрал немалые, но для ведения войны требовалось еще больше средств. Поэтому нижегородцы разослали по городам грамоты, объяснявшие цели и задачи их выступления, призывавшие слать воинские отряды и деньги. Грамоты вызвали во многих местах горячий отклик.
В Нижний стали приходить отряды из Коломны, Рязани, даже из городов Урала и Сибири. К ополчению (точнее, к наемному земскому войску) присоединилась часть московских стрельцов, разосланных по окраинам московским боярским правительством. Пришли со своими дружинами и родственники Дмитрия Михайловича — Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский, Иван и Роман Пожарские — сыновья Петра Тимофеевича Щепы-Пожарского.
В Нижнем Новгороде в районе Благовещенской слободы был устроен пушечный двор, где к весне 1612 года отлили первые пушки.
Итак, основу наемной армии (которую мы, придерживаясь традиции, будем далее называть Вторым ополчением) составили дворяне и дети боярские, вместе со своими боевыми холопами, а также стрельцы и пушкари.[210] Какая-то часть армии состояла из посадских и земских людей. Известно также, что в состав земского войска вошло несколько отрядов из числа народов Поволжья (татар, марийцев, чувашей). Все эти люди получали жалованье по указанной выше четырех окладной системе.
Общая численность ополчения к моменту его выступления в поход из Нижнего Новгорода неизвестна. Некоторые косвенные данные позволяют считать, что дворян, детей боярских и боевых холопов было в нем до двух тысяч человек, стрельцов и пушкарей — около тысячи. Таким образом, профессиональное ядро не превышало три тысячи человек. Число посадских и земских людей не установлено. Можно лишь предположить, что в городе и окрестных землях вряд ли набралось более двух тысяч здоровых взрослых мужчин, имевших возможность бросить свои усадьбы и семьи, вооружиться и отправиться на войну.
Ополчение располагало пехотой, конницей и артиллерией. Оно разделялось на полки и другие подразделения. Командиров Пожарский подбирал из особо надежных людей, которых знал лично.
«Семь бояр» узнали о созыве нового ополчения еще тогда, когда князь находился в Мугреево. Как-либо помешать сбору войск они не могли. Боярской думе осталось лишь рассылать грамоты, обличавшие вождей ополчения. Бояре уговаривали патриарха Гермогена написать грамоту в Нижний Новгород с запретом похода на Москву. Но сломить патриарха не удалось ни лестью, ни угрозами. Он демонстративно заявил боярам:
«Да будут благословенны те, кои идут на очищение Московского государства, а вы, окаянные изменники, будете прокляты».
Политическая программа
Минина и Пожарского
Как уже сказано, политическую программу Второго ополчения излагала специальная грамота, разосланная в конце 1611 года по всем городам Московии. Вот что в ней говорилось:
«Усобная брань в Московском государстве длится немалое время. Усмотря между нами такую рознь, хищники нашего спасения, польские и литовские люди, умыслили Московское государство разорить, и Бог их злокозненному замыслу попустил совершиться.
Видя такую их неправду, все города Московского государства, сославшись друг с другом, утвердились крестным целованием — быть нам всем православным христианам в любви и соединении, прежнего междоусобия не начинать, Московское государство от врагов очищать, и своим произволом, без совета всей земли, государя не выбирать, а просить у Бога, что бы дал нам государя благочестивого, подобного прежним природным христианским государям.
Изо всех городов Московского государства дворяне и дети боярские под Москвою были, польских и литовских людей осадили крепкою осадою, но потом дворяне и дети боярские из-под Москвы разъехались для временной сладости, для грабежей и похищенья. Многие покушаются, чтобы быть на Московском государстве панье Маринке с законопреступным сыном ее.
Но теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, сославшись с Казанью и со всеми городами понизовыми и поволжскими, собравшись со многими ратными людьми… идем все головами своими на помощь Московскому государству, да к нам же приехали в Нижний из Арзамаса смольняне, дорогобужцы и вятчане и других многих городов дворяне и дети боярские. И мы всякие люди Нижнего Новгорода, посоветовавшись между собою, приговорили животы свои и домы с ними разделить, жалованье им и подмогу дать и послать их на помощь Московскому государству.
И вам бы, господа, помнить свое крестное целование, что нам против врагов наших до смерти стоять: идти бы теперь на литовских людей всем вскоре. Если вы, господа, дворяне и дети боярские, опасаетесь от казаков какого-нибудь налогу или каких-нибудь воровских заводов, то вам бы никак этого не опасаться. Как будем все верховые и понизовые города в сходу, то мы всею землею о том совет учиним и дурна никакого ворам делать не дадим…
Как будем все понизовые и верховые города в сходе вместе, мы всею землей выберем на Московское государство государя, кого нам Бог даст.
Мы, всякие люди Нижнего Новгорода, утвердились на том и в Москву к боярам и ко всей земле писали, что Маринки и сына ее, и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, точна так же и литовского короля».
Таким образом, Минин и Пожарский открыто заявили соотечественникам, что хотят избавить не только Москву, но и всю Московскую Русь от поляков и литвинов, не признают царем ни королевича Владислава, ни малютку Ивана (сына Лже-Димитрия II либо атамана Заруцкого), ни «Псковского вора» (Лже-Дмитрия III).
Их грамота предлагала выбрать нового царя «всею землею», то есть, говоря современным языком, на основе согласия широких слоев общества.
Хотя Трубецкой и Заруцкий не были названы по именам, никто не сомневался в том, как к ним относятся вожди Второго ополчения. Ибо, по словам С. М. Соловьева, это было «движение чисто земское, направленное столько же, если еще не больше, против казаков, сколько против польских и литовских людей».
Ярославльское «сидение»
(апрель — июль 1612 г.)
В январе 1612 года Пожарский объявил, что нижегородская рать пойдет на выручку Суздалю, осажденному литовскими отрядами. Далее он хотел сделать Суздаль местом сбора ополчения со всей страны. Кроме того, Пожарский и Минин предполагали созвать в Суздале Земский собор, который должен был решить вопрос об избрании царя.
Пожарский правильно оценил политическую ситуацию. Ополчению рано было начинать полномасштабную войну с королем Сигизмундом, так как за ним стояли гражданские и церковные власти всего одного города — Нижнего Новгорода. Лишь тогда, когда ополчением станет армией государственного аппарата во главе с царем и патриархом, произойдет коренной перелом в мышлении всего народа.
Царя же должны были избрать на Земском соборе представители всех городов Московской Руси, а не вечно пьяные казаки, выдвинувшие уже двух самозванцев. Понятно, что на заседаниях собора, которые бы проходили под охраной воинов Пожарского, теоретически были возможны только два варианта: избрание шведского королевича Карла-Филиппа (приглашенного на царство вождями Первого ополчения) либо какого-то князя из числа Рюриковичей.
Первый вариант был менее вероятен: уже произошла осечка с Владиславом, да и вообще шведы не так, чтобы пользовались большой популярностью на Руси. Если же выбирать из своих, то кого? Шуйские в польской тюрьме, самые знатные московские бояре (Воротынские, Голицыны, Лыковы, Мстиславские, Романовы, Шереметевы и другие) тоже в руках поляков да литвинов, те их на собор просто не пустят. За тушинского боярина князя Трубецкого выступали лишь казаки. Таким образом, решение собора, если бы он собрался в то время, легко просматривалось: царем стал бы Дмитрий Михайлович Пожарский.
