Реальную возможность остановить бойню имели немцы и австрийцы. Но они для этого и пальцем о палец не ударили, хотя их правительства были хорошо информированы о геноциде. Так, консул в Эрзеруме Шойбнер-Рихтер в июне докладывал в посольство: "Армянское население из всех долин, по-видимому, и из Эрзерума, должно быть выслано в сторону Дейр-эз-Зора. Эта депортация большого масштаба равносильна массовому уничтожению… Основания военного характера не могут быть подведены под эти акции, потому что возможность восстания местных армян исключена, ибо депортируемые — это старики, женщины и дети…". Но в посольстве и без него это знали. 17.6 посол Вангенгейм в донесении канцлеру Бетман-Гольвегу привел высказывание Талаата: "Порта хочет использовать мировую войну для того, чтобы окончательно расправиться с внутренними врагами (местными христианами), не будучи отвлекаема при этом дипломатическим вмешательством из-за границы". А 7.7 сообщал в Берлин, что депортации охватили и районы, не входящие в зону военных действий. "Эти действия и способы, которыми производится высылка, свидетельствуют о том, что правительство в самом деле имеет своей целью уничтожение армянской нации в турецком государстве". Официальный Берлин не высказал ни малейших возражений.
Знали о геноциде не только в МИДе. Как свидетельствовал ученый-востоковед Й. Маркварт, пытавшийся обращаться в различные инстанции, ситуация была известна и в Генштабе, и депутатам рейхстага. Знала обо всем и германская пресса. "Книга цензуры", существовавшая при службе военной прессы, четко оговаривала: "О зверствах над армянами можно сказать следующее: эти вопросы, касающиеся внутренней администрации, не только не должны ставить под угрозу наши дружественные отношения с Турцией, но и необходимо, чтобы в данный тяжелый момент мы воздержались даже от их рассмотрения. Поэтому наша обязанность хранить молчание". Впрочем, "хранили молчание" не всегда. Газета "Кельнише цайтунг" факты геноцида начисто отрицала. Обозреватель Йек из "Дойче тагесцайтунг" одобрял и оправдывал. Видный идеолог пангерманизма граф Ревентлов опубликовал в газетах свое письмо: "Если турецкие власти принимают решительные меры против ненадежных, кровожадных и буйных армян — это не только их право, но поступать таким образом их прямой долг. Турция может быть и впредь уверена в том, что Германская империя всегда будет придерживаться того мнения, что этот вопрос касается одной лишь Турции". "Берлинер тагеблатт" взяла интервью у Талаата и поместила на своих страницах. Там говорилось: "Нас упрекают, что мы не делали различия между невинными и виновными армянами; это было абсолютно невозможно, ибо сегодняшние невинные, может быть, завтра будут виновными". А статс-секретарь МИДа Циммерман на вопрос редактора «Цайтунгферлаг» ответил: "Из-за армянского вопроса мы не находили и не находим удобным обрывать связи с Турцией".
А многие газеты просто характеризовали армян как "полудикий восточный народ" — на трагедию которого, дескать, культурным людям и не пристало обращать особого внимания. И срабатывало! (Небезынтересно акцентировать и то, что западная пресса, заступавшаяся за армян, дабы вызвать сочувствие читателей, специально должна была доказывать обратное. Так, швейцарская газета "Базлер Нахрихтен" подчеркивала: "Не стоит забывать, что все эти действия… касались тысяч семей, жены и дочери которых воспитывались во Франции, Англии, Германии и Швейцарии. Дети которых получали образование в американских, французских и немецких школах… семей, по своему нраву и интеллекту находящихся на высоте нашего европейского образования". Разумеется, основную массу армян составляли простые крестьяне — но ведь по тогдашним европейским представлениям трагедия «темных» азиатов имела мало шансов на широкий резонанс. Кого трогали жестокости в ходе колониальных войн?)
У немцев и австрийцев, проживавших в Турции, отношение к происходящему разделилось. Одни выступали решительными противниками геноцида. К таким относился, например, миссионер Иоганн Лепсиус, целиком посвятивший себя облегчению участи страдальцев. Он тыкался во все инстанции, как в Берлине, так и в Стамбуле в попытках остановить истребление, организовывал соотечественников для помощи несчастным. Многие другие германские и австрийские миссионеры, предприниматели, сотрудники медицинских и благотворительных учреждений укрывали беглецов, собирали для депортированных деньги, продовольствие, медикаменты. Немецкая колония в Конье направила в свое посольство коллективное обращение, признавая геноцид позорным пятном, ложащимся и на репутацию Германии. Пробовал протестовать консул Шойбнер-Рихтер, но из посольства ему предписали не вмешиваться "во внутреннюю политику Турции". В своих донесениях осуждали зверства генконсул в Алеппо Реслер, вице-консул в Александретте Гофман. В частном порядке они спасли несколько сот человек, предоставляя им убежище и помогая выехать за границу.
Но были и такие, кто воспринимал зверства «философски». Так, пастор Фр. Науманн говорил: "Это — ужасающий акт, в частностях — это позор, но в общем — часть политики". Или являлись сторонниками геноцида. Посол Вангенгейм в ответ на просьбу американцев вмешаться стал осыпать армян руганью и что-либо сделать отказался наотрез. Морской атташе Гумман (доверенное лицо кайзера, состоял с ним в личной переписке), открыто заявлял, что иттихадисты поступают совершенно правильно. А фон Сандерс выразил послу США недовольство из-за того, что тот информирует о зверствах международную общественность.
Ну а многие и сами становились участниками злодеяний. Скажем, госпожа Кох, жена коммерсанта из Алеппо, с огромным энтузиазмом разъезжала по стране в качестве агитатора резни, возбуждала курдов против армян и русских и лично присутствовала при бойне в Диарбекире и Урфе. Выше упоминался миссионер Эйман из Харпута. А в Муше немка, заведовавшая детским приютом, радушно принимала армян, искавших у нее защиту, — и выдавала властям. А уж участие в погромах германских офицеров задокументировано неоднократно. Выделение солдат в Кемах-Богаз осуществлялось при непосредственном касательстве начальника штаба 3-й армии Гузе. Разоружение солдат-армян в Эрзеруме производилось именно германскими офицерами. Немцы командовали артиллерией при подавлении восстаний в Ване и Урфе. Капитан Шибнер, организовывавший отряды «четников» в Мосуле, персонально руководил резней, которую его подчиненные осуществили в этом городе. И организовал себе гарем из трех «трофейных» девушек. Другие вояки тоже не гнушались брать «сувениры» в виде награбленных при резне ценностей или наложниц. По одной или несколько армянок приобрели и увезли с собой почти все офицеры Эрзерумского гарнизона — полковник Штангер, майор Сташевски, капитан Верт. Хотя, может, и спасли их таким образом?..
К лету значительно укрепилось положение русских на Черном море. Со стапелей судостроительного завода в Николаеве сошел первый из заложенных здесь мощных дредноутов — "Императрица Мария" (строились еще "Императрица Екатерина Великая", "Император Александр III" и "Император Николай I"). Корабль имел гораздо более сильное вооружение и лучшие тактико-технические характеристики, чем «Гебен», теперь Черноморский флот получал серьезное превосходство над противником. Чтобы не допустить каких-либо диверсий неприятеля, когда дредноут, еще недостаточно освоенный экипажем, будет переходить из Николаева в Севастополь, командующий флотом приказал бригаде подводных лодок капитана 1-го ранга Клочковского блокировать Босфор. Этот поход стал боевым крещением для первого в мире подводного минного заградителя «Краб», тоже недавно построенного и вышедшего наряду с обычными субмаринами «Морж», "Нерпа" и «Тюлень». Плавание происходило в трудных условиях, «Краб» имел ряд конструктивных недоработок, и на ходу пришлось устранять неисправности. Но команда под руководством лейтенанта Феншоу с задачей справилась блестяще и 25.6 выставила у Босфора 60 мин. В ближайшие дни при попытке выйти в Черное море на русских минах поглибла турецкая канонерка «Иса-Рейс», а крейсер «Бреслау» подорвался, получил повреждения и был отбуксирован для ремонта.
Продолжались частные операции по очистке Аджарии и долины Чороха, где все еще держалась группировка турецких войск и «четников» общей численностью 15 тыс. чел. После ухода 5-го Кавказского корпуса на это направление пришлось перенацелить войска 2-го Туркестанского. Наступление на Эрзерум Юденич вынужден был отложить — на главном направлении у него остался лишь 1-й Кавказский корпус. После успешного майского наступления на Ван почти все резервы командующий направил на левый фланг, чтобы закрепить занятую территорию и усилить малочисленный 4-й корпус Огановского. Сюда были выделены 4-я Кубанская пластунская бригада ген. Мудрого, Донская пластунская Волошина-Петриченко. Неспокойно было и в Персии. Едва русские части, преследуя врага, ушли из Иранского Азербайджана в Турцию, в тылу у них снова активизировались курдские банды, появились эмиссары «Иттихада». Поэтому Кавказской кавалерийской дивизии ген. Шарпантье и 3-й Забайкальской казачьей бригаде Стояновского, тоже направленным к Огановскому, Юденич приказал следовать к Вану кружным путем, через Иран.
