Это новое понятие позволяло уменьшить разрыв между теорией и жизнью, объясняло необходимость экономической реформы, которая могла помочь «незамедлительно» восполнить постоянно возникавшие в стране дефициты, и отодвигало в далекое будущее идею отмирания государства. Немало внимания было уделено восстановлению строгих норм законности, повышению сплоченности граждан, призываемых «активно включиться» в управление общественными делами «общенародного государства» (представлявшего все признанные социальные слои — рабочих, крестьян-колхозников и интеллигенцию, под которой подразумевались все лица, получившие среднее образование и не занятые физическим трудом), а также возрастанию роли «общественных организаций». При этом определение «социалистический», всегда стоявшее рядом с «законностью» и «демократией», недвусмысленно указывало, что речь вовсе не идет о правовом государстве в западном смысле слова, то есть государстве, основанном на приоритете прав личности.
Конституция 1977 г. более решительно по сравнению с предыдущими утверждала ведущую роль Коммунистической партии. Она и формально узаконивала КПСС как руководящую и направляющую силу советского общества, ядро его политической системы, государственных и общественных организаций.
В то же время, подчеркивая важность участия общества и утверждая принцип коммунистического самоуправления посредством развития подлинной демократии («трудовые коллективы участвуют в обсуждении и решении государственных и общественных дел»), Конституция признавала возрастание роли общественных организаций. Существование таких общественных организаций и увеличение числа микроочагов самоуправления, способных «действовать, властвовать и осуществлять внутренний обмен» между соответствующими организациями (М.Ферро), — таковы главные особенности социальной жизни «брежневского периода».
Естественно, эти явления не должны рассматриваться в отрыве от таких специфических тенденций жизни общества, как быстрая урбанизация и повышение общего образовательного уровня населения в эти годы. В рассматриваемый период самоуправление развивалось во многих областях советской действительности: местной жизни и городском управлении (в 1980 г. в Советы всех уровней было избрано 2270 тыс. лиц, которые теперь назывались «народными депутатами» — в соответствии с представлением об «общенародном государстве», которое заменило собой «диктатуру пролетариата»). Причем если власть местных Советов и была ограниченной, то контроль центральных органов за сотнями новых советов, возникших в поселках вокруг городов или на периферии (особенно в Сибири), зачастую был вовсе символическим.
Число общественных организаций возросло и в других сферах, на первый взгляд далеких от политики: в культурной жизни, в спортивном движении и т.д. Часто опираясь именно на них, и расцвели в период «перестройки» и «гласности» тысячи «неформальных объединений». Центральные власти поощряли, наконец, «народный контроль» граждан за предприятиями и административными органами. Для этого была создана обширная сеть (около 250 тыс.) комитетов народного контроля, в которые входили, с одной стороны, трудящиеся-коммунисты, с другой — все желающие, не обязательно члены КПСС, но прошедшие отбор в парторганизациях. Эта параллельная структура, воскрешавшая в памяти «рабоче-крестьянскую инспекцию», созданную Лениным и упраздненную в 1934 г. Сталиным, в скором времени охватила всю страну: Комитет народного контроля, тесно сотрудничавший с Советами, превратился в настоящую армию контроля, в которой участвовал каждый шестой взрослый человек. Какой бы формальной она ни была, эта структура управления стимулировала добровольное участие в жизни общества, все больше привлекая людей, получивших образование.
Эта институционализация общественной жизни, закрепленная Конституцией 1977 г., но возникшая значительно раньше — означала ли она реальный рост политического влияния граждан или просто была одной из уловок режима, — несомненно, находилась в прямой связи с неожиданным всплеском спонтанной общественной активности, характерной для данного периода.
5. Консервативные тенденции и провал попыток реформ
Стабильная и спаянная правящая верхушка, к тому же быстро дряхлевшая — своего рода «олигархия слабоумных стариков», — удерживала власть, как было уже показано, благодаря согласию в главном: стремлении институционализировать властные отношения, защитить интересы бюрократических структур и сохранить коллективное руководство, сосредоточенное в окружении одного человека-символа. Немалую роль в этом играл непрерывный и все парализующий компромисс между трудносочетаемыми общими установками и столь же противоречивой практикой как в центре, так и на местах. Политический консерватизм или экономическая реформа, стабильность кадров или выдвижение новых поколений функционеров, личная преданность или компетентность, жесткое администрирование или допущение элементов рынка, приоритет тяжелой и оборонной промышленности или легкой, «партийность» или технократические ценности, руководящая роль партии или активность «масс» в общественных организациях, более или менее надежно контролируемых, — все эти фундаментальные проблемы, решение которых предполагало выбор, никогда не доводились до конца из-за боязни нарушить консенсус, коснувшись сути вещей.
Такой подход к делу приводил к торможению, а затем и провалу многих попыток реформ, проистекавших из желания решить проблемы, не затрагивая причин их возникновения: централизации, бюрократизма органов управления, утвердившегося еще в 30-е гг. волюнтаризма.
В то же время более пристальный анализ показывает очевидный рост «консервативных» и «консервирующих» тенденций. Несомненно, в 1972 — 1976 гг. произошел переход от «просвещенного консерватизма» к «судорожному», по выражению Ж.Сапира. Действительно, именно в период с конца 1972 до конца 1973 г. защищаемые Брежневым приоритеты в экономике — тяжелая промышленность, оборона, сельское хозяйство, освоение Сибири — окончательно взяли верх над тенденциями 1965 — 1972 гг., когда под влиянием Косыгина особое внимание уделялось развитию легкой промышленности. Мало-помалу речи технократов и реформаторов, выступавших под знаменами «научно-технической революции», сменились речами, пропитанными «партийностью» и военно-патриотическим духом, требовавшими от трудящихся мобилизовать все силы, повысить активность, усилить контроль, укреплять трудовую дисциплину и патриотизм, возрождать стахановское движение и в то же время содержавшими почти неприкрытые угрозы в адрес «виновных в расхлябанности». Эти безусловно реакционные по своей сути выступления открыто звали к мифологизируемому прошлому. Одобренный в феврале 1976 г. XXV съездом КПСС десятый пятилетний план (1976 — 1980 гг.), несмотря на проявившуюся в некоторых высказываниях Косыгина оппозицию, утвердил начавшийся в конце 1972 г. поворот. Основные усилия направлялись на развитие оборонной промышленности, энергетики, сельского хозяйства и Сибири. Первоочередной задачей стало, учитывая благоприятную конъюнктуру, сложившуюся в мировом производстве энергоносителей, как можно быстрее и в возможно большем объеме найти излишки энергоносителей и экспортного сырья и за счет их продажи снять необходимость реформ, направленных на повышение качества продукции и интенсификацию производства. В итоге страна смогла, используя начавшиеся в 1972 — 1973 гг. разрядку напряженности и потепление в международных отношениях, широко ввозить производимые на Западе машины (так, с 1972 по 1976 г. импорт западного оборудования вырос в четыре раза). Массовая закупка иностранной техники для повышения эффективности производства рассматривалась руководством страны как альтернатива действительной реформе и изменениям в общественных отношениях. Крупные инвестиции в сельское хозяйство, запуск инфляционных процессов в сочетании с новой административной централизацией экономики, с усилением контроля стали той «легкой дорожкой», по которой пошла дряхлеющая правящая верхушка, отказавшись, а вернее, оказавшись неспособной решить проблемы структурной перестройки экономики, а также из боязни нарушить баланс сил бюрократических структур.
В этих условиях беспрерывно выхолащиваемая реформа не могла не принять чисто косметический характер. Именно таким было создание новых структур («промышленных», «производственных», «научно-производственных» объединений, «территориальных производственных комплексов») в безуспешном стремлении рационализировать управление предприятиями — очень разбросанными, плохо координируемыми и целиком зависящими от неэффективных вертикальных структур. Не принесли желаемых результатов и попытки сбалансировать неравномерность экономического развития, зачастую определявшуюся внешними обстоятельствами, такими, как срывы поставок или аномалии в оптовых ценах. Тем не менее ни установление цен, ни общее руководство производством, ни сбыт продукции не были предоставлены самим предприятиям. Наоборот, вышедшее в июле 1979 г. постановление ЦК КПСС и Совмина СССР только усилило опеку со стороны центральных органов. «Дух 1965 года» был уже забыт, даже если новый документ и рассматривался как «уточнение» принятой в 1965 г. программы.
