Революция унаследовала от старого порядка крайне расстроенные финансы и огромный государственный долг. Депутаты буржуазии понимали: необходимо найти источник платежей, причем источник надежный и стабильный. Таким источником могла стать только земля. И вот конфискованные земли духовенства - а они составляли около трети всех обрабатываемых площадей страны - были названы национальными имуществами и пущены в распродажу. Сам акт ликвидации был несложным. Государство продавало национальные имущества муниципалитетам, которые, в свою очередь, должны были перепродавать их частным лицам посредством аукционов и торгов.
Стремясь распродать национальные имущества, государство предлагало покупателям весьма льготные условия. При покупке вносилось не более тридцати процентов стоимости, остальное подлежало рассрочке на двенадцать лет. Кроме того, покупатель уплачивал государству не золотом, а ассигнатами, особыми денежными обязательствами, которые выпускались специально для погашения государственного долга и поначалу приравнивались к звонкой монете.
Однако вследствие необеспеченности ассигнатов они сразу же стали падать в цене, постепенно дойдя до половины своей нарицательной стоимости. Легко представить, какой простор открывался отныне для земельных спекуляций! Купив у государства землю на ассигнаты и перепродав ее долями по курсу звонкой монеты, спекулянт на полученные деньги скупал новые ассигнаты за сорок - пятьдесят процентов их нарицательной стоимости, а потом расплачивался ими с государством за новые покупки. Так как казначейство принимало ассигнаты по номинальному, а не по спекулятивному курсу, каждая подобная сделка приносила скупщику национальных имуществ немалый барыш, который возрастал в арифметической прогрессии по мере увеличения числа сделок.
Вот где открывалось поистине необъятное поле деятельности для человека со смекалкой, желавшего разбогатеть!
Можно ли удивляться, что Жорж Дантон за короткий срок погасил свой долг, составлявший около сорока тысяч ливров, и сверх того стал обладателем солидной недвижимости?..
Земельная собственность Дантона располагалась близ Арси-сюр-Об, маленького городка, где он родился, где жила его многочисленная родня и который он любил много больше, чем шумный Париж.
Дом Дантона был хорошо известен жителям Арси. Он отличался от всех соседних зданий, напоминая дворец, в нем насчитывалось семнадцать комнат.
К дому примыкали хозяйственные строения: теплый хлев - пристанище четырех дойных коров, трех кобылиц с жеребятами и множества мелкой скотины, птичник, амбар с погребом, полным припасов, мастерская с верстаками и всевозможным инструментом, склад различных сельскохозяйственных и садовых орудий.
Самой большой гордостью хозяина был парк.
Никто не знал, сколько энергии и забот вложил Дантон в этот парк, сколько заплатил архитектору, садоводам, рабочим, сколько деревьев посадил с любовью собственными руками. Чего только не было в этом парке! И широкие аллеи, украшенные мраморными статуями, и заросшие уголки, скрывающие изящные беседки, и китайские мостики через ручей, и участки сада с плодовыми деревьями, и огромные клумбы с нарядными цветами.
Бродя по аллеям или отдыхая в одной из беседок, Дантон часто думал о том, что, покончив со всеми делами, вернется сюда и будет коротать свою старость...
Среди земельных владений Дантона главным была ферма Нюизман, расположенная в десяти лье от города. Ферма была образцовой и славилась среди соседей. Семьдесят пять гектаров земли делились на луг, пашню и виноградники. Ферма имела налаженное хозяйство и превосходный скотный двор. Дантон сдавал ее богатому арендатору, платившему ренту в тысячу двести ливров. Сдавая ферму, Жорж получал двойную выгоду: во-первых, он регулярно имел изрядную сумму денег, которые никогда не были лишними; во-вторых, что было еще важнее, его арендатор разрабатывал и культивировал землю: почва в Нюизман, как и в большей части Шампани, была неподатливой и нужно было затратить много сил, чтобы добиться обильных всходов.
Жители Арси уважали и любили Дантона. Простые люди видели в нем благодетеля и отца. Он был и работодателем, и добрым хозяином, и защитником их интересов в столице. Передавали много рассказов о его щедрости и доброте, о его человечности и терпимости.
Однажды рабочий, трудившийся в его саду, неосторожно обращаясь с инструментом, нанес себе рану. Прежде чем успели привести врача, Дантон порвал на жгуты свою голландского полотна рубашку, перевязал раненого и на руках отнес в дом.
Жорж Дантон, сам вышедший из простонародья, умел ладить с простыми людьми. Он понимал, что в них - его сила. А его жизненный девиз был: живи сам и давай жить другим! Создавая свои богатства и укрепляя благополучие, он был всегда готов бросить крохи со своего обильного стола тем, кто оказывал ему помощь.
Разные бывают люди, оставляющие память в истории.
Жан Поль Марат большую часть революционных лет провел в подполье. Бесконечные лишения, вечная перенапряженность нервов и сил наделили его жестокой болезнью. Но когда настанет час его торжества, ничто не изменится в его привычках и образе жизни: Друг народа по-прежнему не сможет принадлежать себе, по-прежнему будет беден, прост и доступен.
Максимилиан Робеспьер на пятом году революции из неизвестного провинциального адвоката превратится в главу государства.
Имя его заставит трепетать королей и министров реакционной Европы, но сам он останется более скромным, нежели самый скромный из подданных его страны.
Он по-прежнему будет жить и работать в той крохотной каморке, где поселился на заре революции, он твердо откажется от личного счастья, от материального довольства, от отдыха.
Все имущество Неподкупного, оцененное после его смерти, не привысит стоимость в несколько сотен ливров.
А Марат? Марат оставит своей вдове ассигнацию в 25 су!..
Такие вожди не имели тайн в своей общественной деятельности. На людях они были теми же, что и дома, ибо жизнь каждого из них так же проста и чиста, как их помыслы и души, - она заранее отдана другим, тем, во имя кого они будут бороться, страдать и умирать.
Совершенно иным представляется нам Жорж Дантон.
Это был типичный собственник новой формации.
Собственность опьяняла Дантона, он мечтал о ней, наслаждался ею и стремился ее приумножить. Его состояние исчислялось в сотнях тысяч ливров и увеличилось бы еще во много раз, если бы не обстоятельства, связанные с дальнейшим ходом революции.
Чувство собственника, желавшего жить на широкую ногу, во многом определяло политическое поведение Дантона. Человек незаурядного ума и великой энергии, порывистый, способный увлечься и увлечь других, он не раз совершит замечательные дела, не раз поможет своим соратникам и своей стране в тяжелые дни испытаний. Но почти всегда большое дело будет отравлено малым расчетом, смелое решение - склонностью к компромиссу, политический шаг - житейской осторожностью приобретателя.
Ибо господин Дантон - образцовый буржуа.
Потомок хитрых и изворотливых шампанских землепашцев, он вместе с тем очевидный предшественник респектабельных собственников XIX века.
7. ПРОТИВ СИЛЬНЫХ МИРА
Сначала Друг народа боролся преимущественно против порочных принципов. С января 1790 года он стал наносить удары лицам, виновным в порочности принципов.
Неккер, Мирабо, Лафайет, Байи, все главные лидеры либеральной буржуазии, те, кто нес ответственность за антинародные законы и на кого уповала Франция крупных собственников, один за другим попадают в поле зрения журналиста и берутся им под обстрел.
Он первым предсказал "великую измену" Мирабо в период, когда блестящий оратор был в зените славы; одним из первых он указал на Байи как на врага революции, в то время как многие все еще восхищались "превосходным администратором"; он начал обличать Лафайета в те дни, когда для большинства генерал оставался "героем двух частей света".
Марат шел впереди своего времени и поэтому видел лучше, чем его современники. То, что он предрекал, исполнялось через день, месяц или год, но исполнялось обязательно. Как-то он занялся подсчетом своих предсказаний, сбывшихся по ходу революции, и насчитал их до трехсот.
Откуда же брал Марат сведения, которые с такою точностью предваряли реальные факты?
Так как к нему очень часто обращались с подобным вопросом, он однажды дал в "Друге народа" самый общий ответ:
"Дорогие товарищи, вы говорите, что меня считают пророком; но я такой же пророк, как и любой из вас. Я просто внимательно разглядываю то, на что вы не обращаете внимания. Я тщательно изучаю людей, которым вы верите на слово, и познаю различные комбинации всех элементов политической машины, на игру которой вы смотрите просто как зрители".
Марат обладал зорким взглядом. И недаром он называл себя "оком народа": он умел разглядеть то, чего не видели другие и что снабжало его драгоценными крупицами сведений. А уж потом эти крупицы он превращал в свои боевые снаряды...
