Уже два года Пастенак вынашивал подобные идеи, но та, последняя казалась лучше всех ещё и потому, что вызрела так поздно - ведь месть такое блюдо, что вкусней всего холодным!
Случай, причуды которого неисповедимы, привел к тому, что как-то раз утром (холодным и дождливым) Фанфан пришел взглянуть на странников из Иерусалима и у ворот приюта Гроба Господня столкнулся с Пастенаком. Нужно сказать, что Пастенак был рыж, но не веселогг тона красной меди, а цвета прелой соломы, у него вечно текли сопли, он косил и к тому же, как все предатели, был лицемером. Но тут он кинулся с протянутой рукой к Фанфану. Сказал, что тот очень вырос и повзрослел, что было правдой. Тогда Фанфану было почти десять. Еще сказал Пастенак, что все былое забыто, что они вновь должны стать друзьями, короче говоря, сладкие речи так и лились из лягушачьего рта.
Выдать его мог лишь недобрый взгляд, но Фанфан, искренний по природе, и тем более только что прочитавший Плутархово "Жизнеописание", не был человеком подозрительным, и к тому же верил, что всем людям свойственно вести себя на манер греческих героев. Знай мы черные замыслы Пастенака, непременно предупредили бы Фанфана, но увы - что тот задумал, нам не ведомо. И, к несчастью, не было там ни Гужона, ни Святого Отца, ни Николя Безымянного, - никого из верных соратников Фанфана, чтоб разоблачить эту подлую личность.
У Святого Отца и Николя Безымянного настал час мучений - уже не чтения и письма, с этим они справились, но зато теперь в перерывах между визитами клиентов их матери-покровительницы им приходилось учиться счету! А что касается Гужона, тому отец - кулинар как раз вдалбливал в голову искусство приготовления паштетов, обильно награждая при этом пинками в зад.
Фанфан и Пастенак, уйдя от приюта Гроба Господня, разгуливали в толпе, хвастаясь своими похождениями. И так они оказались - при чем Фанфану и в голову не пришло, что это не случайно - перед приютом Святой Екатерины. Тут Пастенак остановился, судя по всему, погрузившись в мечты.
- Хотел бы я заполучить пять ливров, - вдруг сокрушенно произнес он, но слишком уж рискованно!
- Каких пять ливров? - насторожился Фанфан. - О чем речь?
- Ну, это идея Картуша! Такая шутка. Знаешь, мы в своей банде не только воруем, но и забавляемся! Подвергаемся всякими испытаниями, чтобы выяснить, кто из нас мужчина, а кто нет. На этой неделе Картуш заявил, что не отважусь я отрезать хвост коню гвардейца перед Тюильри. А я взял ножницы для стрижки живых изгородей, чик - и готово! И все наши были поблизости, чтоб убедиться, не наложу ли я в штаны - и, как видишь, я не наложил.
- Да, это ты отличился! - признал Фанфан.
- А ты бы смог?
- Надо будет подумать! Но почему ты не сказал, что за идея у Картуша?
- Попасть туда!
- В приют Святой Екатерины?
- Ну!
- Ничего интересного!
- Но ночью!
- Что-то украсть? В монастырях нельзя красть, кто это сделает, будет гореть в аду!
- Да не для кражи, а залезть в постель с девицами!
- Как это парень может влезть в женскую постель, да ещё у монахинь?
- А ты пошевели мозгами! Ну, например, одеться как девица! Но хоть Картуш и предлагал пять ливров, все отступились, и я тоже. Ведь если там схватят, то отправят в кутузку, и надолго, можешь мне поверить!
- А что Картуш? - спросил Фанфан, которого идея эта дразнила не так из-за девиц, как из-за пяти ливров, и прежде всего своей неслыханной дерзостью. - Он тоже струсил?
- Ты можешь представить переодетого женщиной его с ростом в метр восемьдесят?
- Ну нет, - согласился Фанфан. - Это было бы уже слишком!
И тут он размечтался. Пастенак поглядывал на него искоса. Знал что этого парня спровоцировать было не сложно.
"- Разве что теперь, повзрослев, он стал не так безрассуден!" подумал Пастенак.
- Я возьмусь! - сказал вдруг Фанфан, готовый сделать это и задаром, лишь бы доказать, что отвагой превосходит остальных.
- Когда это надо сделать?
- Сегодня вечером!
- Годится, сегодня вечером.
- Ну, ты храбрец, - завистливо сказал Пастенак. - Мы будем поблизости, проследим, чтобы ты не надул.
- За кого ты меня принимаешь? - обиделся Фанфан, даже не подав ему руки, развернулся на пятке и пошел прямо к мадам Аймер, любовнице своего приятеля - красильщика Волхуссара и супруге стражника Аймера, которого как раз не было дома. Мадам Аймер - яркая, грудастая особа, вечно долго любезничала с Фанфаном, сажала его на колени и повсюду гладила, хоть Фанфана это только огорчало из-за времени, потерянного для игр и баловства.
- Мадам, - спросил он, когда та с ним вдоволь налюбезничалась, - нет ли у вас платья на девочку? Я тут затеял одну шутку, - признался он. Завтра верну!
- Пойдем посмотрим, шалун ты этакий! - ответила та и отвела его в комнату, где под предлогом примерки своих платьев велела раздеться донага.
* * *
Служанки, оставшиеся без места, приходили к августинкам в любое время дня, но по большей части обычно в сумерках, когда поздно уже было искать другой кров. Фанфан дождался восьми, чтоб не расхаживать днем в девчоночьем платье по кварталу, где его все знали. Переоделся он тайком у Гужона в сарае для инструментов на огороде, причем Гужон караулил снаружи. Гужон пообещал известить Николя Безымянного и Святого Отца.
Когда Фанфан пришел на угол рю де Ломбард, ему наметанный взгляд заметил троих приятелей, прижавшихся в нише ворот и в тени тут и там другие темные фигуры, не иначе из банды Картуша. На улице оставались только одинокие прохожие, лавки закрывались, а транспортные конторы уже опустели.
Фанфан направился к небольшой калитке посреди огромных ворот и прислонился к ней. Знал, что налево от калитки в начале двора стоит сторожка, откуда караулит вход сестрапривратница. Конечно, он бы предпочел войти в компании женщин, чтобы привратница поменьше обращала внимание, но в эти минуты у приюта не было видно не одной. В конце концов, разве мадам Аймер не говорила ему, что выглядит он как миленькая девушка, что целый день его сердило, но вместе с тем и успокаивало.
В сторожке света не было, привратницы нигде не видно! Фанфан решил, что прием постоялиц проводится прямо в ночлежке, и зашагал туда, где сквозь окна видны были огоньки свечей и фонарей. В подвале дома, тем не менее, было совсем темно - весьма странно, и Фанфан на миг заколебался. Но отступать было некуда - ребята Картуша на улице только того и ждали! Вестибюль черт знает почему смердел уксусом. В конце его Фанфан неясно разглядел лестницу. Шагая в ту сторону, он все отчетливее слышал наверху какой-то шум. Он всегда думал, что обет предписывает молчание, но не тут то было - теперь, на середине лестницы он ясно слышал гул разговоров, а потом там даже кто-то громко рассмеялся.
Перед Фанфаном появились тяжелые двери. Приложив ухо, он тут же отскочил, услышав мужской голос, вещавший что-то невразумительное. Мужской голос? Фанфан сообразил: наверное это доктор Бризон! Бризон ходил сюда каждый вечер, чтобы проверить нет ли среди вновь прибывших симптомов какой-нибудь заразной болезни, например, оспы, которая периодически опустошала всю Европу.
"- Черт, этот меня знает! - подумал Фанфан. - Не повезло!" Он уже собирался развернуться и уйти, когда тот же голос сказал:
- Погасить все огни!
Потом последовала какая-то возня и двери распахнулись. Фанфан прижался к стене за стоячими часами. Он слышал, как шаги доктора удаляются по коридору и затихают вдали. Фанфан торопливо проскользнул в темную ночлежку, которая была полна неясных голосов, зевков, скрипа матрасов. Скользнув в первую попавшуюся постель, он чувствовал, как сильно бьется сердце, но был вне себя от радости при мысли, что его шутка удалась.
Тот, кого он оттолкнул, небрежно извинившись, вначале промолчал, но тут Фанфан почувствовал, как кто-то оборачивается к нему и встает! Во тьме чиркнуло кресало, потом зажглась свеча - её держал мужчина!
- Друзья, я её первый увидел, но потом я с вами поделюсь! Но ты хорошенькая!
Все новые и новые свечи и фонари зажигались повсюду, из всех постелей вылезали мужчины, по большей части одетые, только без сапог... и стало ясно - это взвод драгун! Молодых, стройных драгун, обрадованных такой удачей и полных решимости - это было с первого взгляда ясно - всерьез заняться красоткой, которая - ну и штучка - ради этого сюда и пришла!
Их было человек тридцать, и Фанфан сдрейфил. Секундою позже Фанфан, метнувшийся к дверям, был перехвачен "первооткрывателем", а остальные кричали "давай-давай!", хотя и в полголоса, из-за полковника, спавшего по соседству, - того, которого Фанфан принял за доктора. "Первооткрыватель" швырнул Фанфана обратно в койку, безжалостной рукой умело раздевая его, и мог с успехом справиться с этой задачей, если бы - хвала Господу - не обнаружил, что с полом вышла ошибка. Его мальчики не интересовали, и хотя среди соратников любители нашлись бы, но, к счастью, содомия тогда каралась виселицей. И дело шло к тому, чтобы Фанфана вышвырнуть на улицу под град проклятий честных драгун, ничуть не усомнившихся в его намерениях, если б в ночлежку не вернулся полковник, привлеченный всем этим шумом.
