На это старец отвечал: «Самодержавному государю никогда не сопротивлялись и даже никогда не помышляли сопротивляться. Но поскольку новшества патриарха Никона не позволяют живущим в миру соблюдать апостольские и отеческие предания, то мы удалились от мира и поселились на этом морском острове. Вас же, пришедших растлить церковные уставы и разрушить спасительные обычаи, правильно не пустили».
Смелый ответ разозлил Мещеринова, и он начал матерно ругать инока. На эту брань Никанор тихо отвечал: «Что величаешься, что превозносишься? Не боюсь тебя, ибо и душу самодержца имею в своей руке!» Это еще больше разъярило воеводу и, вскочив со стула, он стал избивать Никанора тростью, не стыдясь ни иноческого сана, ни почтенных седин архимандрита. Бил до тех пор, пока не выбил старцу зубы.
Потом приказал воинам тащить Никанора за монастырскую ограду, кинуть в ров и стеречь, пока не умрет. С грубым хохотом и непристойными шутками стрельцы тащили за ноги беспомощного старика, голова которого билась о камни. Окровавленного страстотерпца в одной нательной сорочке швырнули в глубокий ров, где он мученически скончался от ран и лютого мороза.
Один за другим представали перед Мещериновым оставшиеся в живых иноки и бельцы. Все короче и короче становились допросы. Твердость и мужество староверов побудили воеводу казнить всех без разбору: стрельцы рубили головы, вешали кого за шею, кого за ноги, а кого на острых крюках за ребра. Из нескольких сотен человек, сидевших в осаде, лишь четырнадцать иноков остались в живых — все остальные либо погибли при штурме, либо были казнены.
За несколько дней Мещеринов разграбил обитель и нагрузил церковными драгоценностями целую ладью. Впоследствии он был уличен в хищении монастырского имущества, был предан суду и тюремному заключению. При обыске у него нашли громадную по тем временам сумму денег — 2312 рублей, множество книг, серебряную, оловянную и медную посуду, оружие, шубы и меха. Кроме различных ценностей, воевода присвоил себе «восмь котлов болших медных монастырских» и даже «часы железныя боевыя з гирями».
По приказу Мещеринова Феоктист и несколько уцелевших иноков «подносили ему Ивану на многия праздники и на ево имянины из соборныя церкви окладныя иконы». Так воеводе удалось заполучить 18 икон в серебряных окладах с жемчугами и каменьями из монастырского собора. Из прочих монастырских церквей и келий Мещериновым было взято множество других икон и складней.
Между тем в столице вечером 22 января царь неожиданно почувствовал сильное недомогание. Старообрядческий писатель диакон Феодор рассказывает об этом: «Наш московский царь Алексей Михайлович, прельщенный от Никона, еретика и отступника, при смерти своей позна неправду свою и законопреступление свое и отпадение от правые веры отеческия. И вопияше великим гласом, моляся новым преподобномучеником соловецким: “О, господие мои! Послушайте мя и ослабите ми поне мало, да покаюся!” Предстоящий ту и седящии вопросиша его, глаголюще со ужасом: “Кому ты, царь-государь, молишися прилежно и умилно? ” Он же сказа им: “Яко приходят ко мне, — рече, — старцы Соловецкого монастыря и растирают вся кости моя и суставы тела моего пилами намелко, и не быти живу от них. Пошлите гонца скоро и велите войску отступить от монастыря их”. Бояре же пославше гонца скорого по повелению цареву»[78].
Но было поздно: в Вологде царский посланец встретил воеводского гонца, мчавшегося в столицу с известием о покорении монастыря. А царь Алексей Михайлович умер 29 января 1676 года. По церковному календарю день его кончины был посвящен грядущему второму пришествию Христа и Его страшному суду.
ГЛАВА VI
ИОВ ИЗ РОДА ЛИХАЧА
Среди подвижников, почитаемых Старообрядческой Церковью, особое место принадлежит Иову Льговскому. Свою верность «древлему благочестию» он засвидетельствовал не исповедническим подвигом и мученической смертью, а иноческим смирением и пустынническим житием. При жизни старец пользовался всеобищм почетом, но сейчас о нем помнят лишь историки.
Основной источник сведений о жизни Иова Льговского — «Повесть и сказание вкратце о житии и подвигах и отчасти чудес исповедание преподобного отца нашего игумена и строителя Иова», написанная неким иконописцем Максимом[79]. «Повесть» известна в единственном списке, переданном в 1971 году старообрядческим епископом Иоасафом (Карповым) археографической экспедиции Московского государственного университета.
Будущий подвижник родился в 1594 году в боярской семье и при крещении был наречен Иваном. Его отец — Тимофей Иванович Лихачев — служил при царском дворе. По преданию, род дворян Лихачевых происходил от литовского шляхтича Лиховца (Лиховского), выехавшего в 1426 году из Литвы на Русь и прозванного здесь Лихачом.
Знаменитый историк и генеалог Николай Петрович Лихачев, летописец рода Лихачевых, установил, что Тимофей Иванович дослужился при царе Михаиле Федоровиче до звания степенного ключника (управляющего) Кормового двора, ведавшего приготовлением кушаний для царского стола, и «доставил возможность своим детям служить при дворе и достичь высоких чинов»[80].
Родиной Иова «Повесть» называет «пределы града Волоколамска», то есть тогдашний Волоколамский уезд, включавший в себя часть нынешних Московской и Тверской областей. Вероятно, будущий подвижник родился в селе Ивановском Зубцовского уезда Тверской губернии, которым, как сообщает Н.П. Лихачев, потомки Тимофея Лихачева владели еще в XIX веке[81].
Иван был «младым отроком», когда умерла его мать Ирина, и Тимофей Лихачев снова женился. От второго брака родились два сына: Алексей и Михаил. Сводный брат Иова — окольничий Алексей Тимофеевич Лихачев († 1729) — прожил около ста лет, верой и правдой послужив нескольким царям.
Мачеха любила Ваню и воспитывала его «во всяком благодеянии и вере, и чистоте». Она отдала пасынка обучаться грамоте, которую тот постиг быстрее сверстников, так что учитель дивился «разуму его и прилежанию».
Молитва и чтение душеполезных книг сделались излюбленным занятием мальчика. Он стал размышлять о том, «как угодить Господу, и спасти душу свою, и уединиться, и устраниться мира сего суетного». В двенадцать лет Иван тайно покинул отчий дом, не пожелав жить «в волнении мирской красоты и богатства тленного». Вместе с каликами перехожими он отправился странствовать по Руси и обошел многие монастыри.
Более всех обителей полюбилась юному богомольцу прославленная Троице-Сергиева лавра, где он и решил остаться. Помолившись у раки преподобного Сергия Радонежского, он слезно просил настоятеля лавры архимандрита Иоасафа принять его в число братии. Архимандрит, видя, что отрок благочестив и добродетелен, оставил его. Иван же прилежно трудился на всякой монастырской службе, оказывая послушание к старшим и усердие в молитве.
Когда кровавое лихолетье Смутного времени захлестнуло Русь, иноземные войска, приведенные к Москве самозванцем Лжедмитрием II, осадили в сентябре 1608 года Сергиеву лавру. Вместе с братией и стрелецким гарнизоном послушник Иван пережил все тяготы 16-месячного «троицкого сидения». Возможно, он принимал непосредственное участие в обороне обители.
После того, как неприятель отступил от монастырских стен, в лавру был назначен новый архимандрит — Дионисий, прославленный подвижник и многоученый книжник. Он полюбил Ивана, как сына, и, уступая его просьбам, постриг в монашество, назвав Иовом.
Пробыв много лет в послушании у Дионисия, «без лености ревнуя стопам его последовать и житию его святому подражать», Иов просил учителя отпустить его из лавры для уединенного и безмолвного жительства. Настоятель согласился и благословил любимого ученика на поиски пустыни — тихого, незаселенного места.
Обходя безлюдные леса и «топи блат», Иов обрел искомое прибежище на берегу озера Селигер, в месте, называемом Могилево (ныне деревня Могилево Осташковского р-на Тверской обл.). Здесь он поселился, выкопав в горе пещеру и разведя небольшой огород. Предаваясь молитве и труду, Иов жил в совершенном уединении, пока на его жилище не набрел купец, сбившийся с пути. Он со слезами просил отшельника указать дорогу в город и обещал в благодарность за помощь воздвигнуть на этом месте церковь в честь Пресвятой Богородицы.
Купец выполнил свое обещание, пожертвовав на строительство сто рублей — сумму по тем временам значительную. Получив благословение новгородского митрополита, Иов начал строить деревянный храм во имя Успения Божьей Матери. Церковь дважды горела, но подвижник каждый раз восстанавливал ее и украшал иконами.
К Иову стали сходиться иноки, ищущие пустыннического жития, и так образовался скит — небольшая, уединенная обитель. Для собравшейся братии Иов был примером смирения и послушания. В жаркий полдень он сам пас монастырский скот, отправляя пастухов на отдых. Он сам строил монахам кельи и сам клал печи, да такие, что «угару в зимнее время отнюдь не бывало».
