Второй муж, Децим Юний Силан, также был непоследним человеком в Риме; в 70 году до н. э. он избирается эдилом, а в 62 году до н. э. занимает самую высокую должность в государстве — становится консулом. Сервилия родила ему трех дочерей, которые получили имя Юния (к одинаковым именам дочерей римляне прибавляли числительное — Первая, Вторая, Третья).
Своим мужьям Сервилия изменяла с тем, кого считала самой большой любовью в своей жизни, — с Гаем Юлием Цезарем. Плутарх рассказывает случай, произошедший во время заседания сената: «Когда между Цезарем и Катоном шла напряженная борьба и жаркий спор, и внимание всего сената было приковано к ним двоим, Цезарю откуда-то подали маленькую табличку. Катон заподозрил неладное и, желая бросить на Цезаря тень, стал обвинять его в тайных связях с заговорщиками и потребовал прочесть записку вслух. Тогда Цезарь передал табличку прямо в руки Катону, и тот прочитал бесстыдное письмецо своей сестры Сервилии к Цезарю, который ее соблазнил и которого она горячо любила. „Держи, пропойца“, — промолвил Катон, снова бросая табличку Цезарю, и вернулся к начатой речи».
Воспитание Сервилии было действительно разносторонним: если соблазнить Цезаря было делом несложным, то удерживать его долгие годы — это уже высокое искусство. «На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен, — рассказывает Светоний. — Он был любовником многих знатных женщин, в том числе Постумии, жены Сервия Сульпиция, Лоллии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея». Среди знаменитых любовных побед Цезаря числятся даже две царицы: египетская и мавританская.
После смерти второго мужа — Децима Силана в 61 году до н. э. Сервилия больше не вышла замуж и всецело посвятила себя обожаемому Цезарю. Кажется, над этой великой любовью не властвовало даже время: когда умер Силан, Сервилии было около 40 лет, а во время гражданской войны — уже за 50. Правда, коварная сестра Катона использовала хорошую приманку, чтобы удержать Цезаря подле себя и пользоваться не только его любовью.
Однако послушаем, что говорит по поводу их взаимоотношений Светоний.
«Но больше всех остальных он любил мать Брута, Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину, стоившую шесть миллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицерон остроумно заметил: „Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?“ Дело в том, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью».
Трагедия этой женщины была огромна: вся ее семья воевала против обожаемого Юлия Цезаря. Борьба шла не на жизнь, а на смерть — в Африке покончил с собой Марк Порций Катон. Брат Сервилии был совестью римской республики, и никому другому из римлян не подражал сын Сервилии «с таким рвением, как этому человеку, который приходился ему дядей, а впоследствии сделался и тестем». Естественно, Марк Брут воевал против Цезаря, но ему повезло больше, чем Катону.
Интереснее всего то, что Юлий Цезарь заботился о своем враге, как о самом близком человеке. Накануне битвы при Фарсале Цезарь «приказал начальникам своих легионов не убивать Брута в сражении, но живым доставить к нему, если тот сдастся в плен добровольно, а если окажет сопротивление, — отпустить, не применяя насилия».
Плутарх объясняет причину милости Цезаря: «Такой приказ он отдал в угоду Сервилии, матери Брута. Известно, что в молодые годы он находился в связи с Сервилией, которая была без памяти в него влюблена, и Брут родился в самый разгар этой любви, а стало быть, Цезарь мог считать его своим сыном».
Бруту удалось остаться в живых после битвы при Фарсале; он благополучно добрался до Лариссы и оттуда написал Юлию Цезарю. «Цезарь был рад его спасению, позвал Брута к себе и не только освободил его от всякой вины, но и принял в число ближайших друзей» (Плутарх). Брут даже убедил своего покровителя простить и Кассия. Знал бы Цезарь, чем обернется его доброта!
Цезарь надеялся своей милостью расположить к себе сына Сервилии. Он получил самую высокую из преторских должностей, а через три года должен был стать консулом. Готовясь переправиться в Африку для борьбы с Катоном и Сципионом, Цезарь назначил Брута правителем Предальпийской Галлии. По словам Плутарха, «Брут и вообще пользовался могуществом Цезаря в той мере, в какой желал этого сам. Будь на то его желание — и он мог бы стать первым среди приближенных диктатора и самым влиятельным человеком в Риме. Но уважение к Кассию отрывало и отвращало его от Цезаря…»
Цезарь (Мрамор. Конец I в. до н. э.)
Гениальный диктатор прекрасно знал характер сына своей любовницы. Однажды ему донесли, что Брут замешан в заговоре. «Цезарь не обратил на это внимания. Прикоснувшись рукой к своему телу, он сказал доносчику: „Брут по— временит еще с этим телом!“ — желая этим сказать, что, по его мнению, Брут за свою доблесть вполне достоин высшей власти, но стремление к ней не может сделать его неблагодарным и низким» (Плутарх). В другой раз, получив донос о том, что Антоний и Долабелла замышляют мятеж, Цезарь сказал: «Я не особенно боюсь этих длинноволосых толстяков, а скорее — бледных и тощих», намекая на Кассия и Брута.
Именно Брут и Кассий возглавили заговор против Цезаря. 15 марта 44 года до н. э. свершилось знаменитое убийство диктатора. Цезарь мужественно сопротивлялся убийцам, обступившим его со всех сторон. «Удары уже сыпались градом, Цезарь, однако же, все озирался, ища пути к спасению, но, когда заметил, что оружие обнажает и Брут, разжал пальцы, сдавившие запястья Каски, накинул край тоги на голову и подставил тело под удары. Слепо и поспешно разя многими кинжалами сразу, заговорщики ранили друг друга, так что и Брут, бросившийся на Цезаря вместе с остальными, получил рану в руку, и все без изъятия были залиты кровью» (Плутарх).
Цезарь увидел Брута, который приближался с кинжалом, и произнес:
— И ты, дитя мое?
Последние слова великого человека.
Когда однажды Цезаря спросили, какую смерть он бы предпочел, диктатор ответил: неожиданную. Желание его сбылось. Самой большой неожиданностью для Цезаря, привычного к заговорам и мятежам, стало то, что оружие над ним занес облагодетельствованный им предполагаемый сын.
Неисчислимы были страдания Сервилии. От руки ее сына погиб человек, которого она беззаветно и преданно любила всю жизнь. По вине Цезаря погибли самые близкие родственники: брат Катон, племянница Порция, спустя два года покончил с собой Марк Юний Брут. «Антоний нашел тело Брута и распорядился обернуть его в самый дорогой из своих пурпурных плащей, а когда узнал, что плащ украли, казнил вора. Урну с пеплом он отправил матери Брута, Сервилии» (Плутарх).
Это последнее упоминание в источниках имени женщины, которая любила Гая Юлия Цезаря и была любима им. Дальнейшая судьба Сервилии неизвестна.
Порция
(? — 42 год до нашей эры)
Отец Порции приходился правнуком тому самому Катону который настоял на разрушении Карфагена. Впрочем, Марк Порций Катон Младший (96–46 годы до н. э.) не менее известен, чем предок, — но не как завоеватель, а как наиболее активный и последовательный защитник римской республики. Когда Гай Юлий Цезарь в 49 году до н. э. перешел Рубикон, Катон не раздумывая встал на сторону Гнея Помпея, которого, кстати, всегда недолюбливал.
Катона решительно ничто не интересовало в жизни, кроме общественной пользы. Для нее, как и вообще для римской республики, он был готов пожертвовать всем — даже своей женой, не говоря о собственной жизни. Плутарх рассказывает один интересный случай из семейной жизни Катона, в котором упоминается и Порция.
«Эта сторона жизни Катона вообще полна необъяснимых загадок — словно какая-нибудь драма на театре… Среди многих почитателей Катона были такие, что явственнее прочих выказывали свое восхищение и любовь, и к их числу принадлежал Квинт Гортензий, человек с громким именем и благородного нрава. Желая быть не просто приятелем и другом Катона, но связать себя самыми тесными узами со всем его домом и родом, он попытался уговорить Катона, чтобы тот передал ему свою дочь Порцию, которая жила в супружестве с Бибулом и уже родила двоих детей: пусть, словно благодатная почва, она произведет потомство и от него, Гортензия.
По избитым человеческим понятиям, правда, нелепо, продолжал он, но зато согласно с природою и полезно для государства, чтобы женщина в расцвете лет и сил и не пустовала, подавив в себе способность к деторождению, и не рождала больше, чем нужно, непосильно обременяя и разоряя супруга, но чтобы право на потомство принадлежало всем достойным людям сообща, — нравственные качества тогда щедро умножаются и разольются в изобилии по всем родам и семьям, а государство благодаря этим связям надежно сплотится изнутри. Впрочем, если Бибул привязан к жене, он, Гортензий, вернет ее сразу после родов, когда через общих детей сделается еще ближе и самому Бибулу и Катону».
