Знакомясь с известиями Лаврентьевского списка, древнейшего из тех, которые содержат в себе так назыв. Нестерову летопись (он написан монахом Лаврентием в Суздале в 1377 г.), мы замечаем, что за 1110 г., за летописью первоначальной, в Лаврентьевском списке идут известия, по преимуществу относящиеся к северо-восточной Суздальской Руси; значит, здесь мы имеем дело с летописью местной. Ипатьевский список (XIV-XV вв.) за первоначальной летописью дает нам очень подробный рассказ о событиях киевских, а затем внимание летописи сосредоточивается на событиях в Галиче и Волынской земле; и здесь, стало быть, мы имеем дело с местными же летописями. Этих местных областных летописей дошло до нас очень много. Виднейшее место между ними занимают летописи Новгородские (их несколько редакций и есть очень ценные) и Псковские, доводящие свой рассказ до XVI, даже XVII в. Немалое значение имеют и летописи Литовские, дошедшие в разных редакциях и освещающие историю Литвы и соединенной с ней Руси в XIV и XV вв.
С XV в. являются попытки собрать в одно целое исторический материал, разбросанный в этих местных летописях. Так как эти попытки совершались в эпоху Московского государства и часто официальными средствами правительства, то они слывут под именем Московских сводов или Московских летописей, тем более, что дают обильный материал именно для Московской истории. Из этих попыток более ранняя - Софийский Временник (две редакции), который соединяет известия Новгородских летописей с известиями Киевской, Суздальской и других местных летописей, дополняя этот материал отдельными сказаниями исторического характера.
Софийский временник относится к XV в. и представляет собою чисто внешнее соединение нескольких летописей, соединение под определенным годом всех относящихся к последнему данных безо всякой их переработки. Такой же характер простого соединения материала из всех доступных составителю летописей имеет Воскресенская летопись, возникшая в начале XVI в. Воскресенский свод сохранил до нас в чистом виде массу ценных известий по истории удельной и московской эпох, почему и может быть назван самым богатым и надежным источником для изучения XIV-XV вв. Иной характер имеют Степенная книга (составленная лицами, близкими к митрополиту Макарию, XVI в.) и Никоновская летопись с Новым Летописцем (XVI-XVII вв.). Пользуясь тем же материалом, как и прежде названные своды, эти памятники дают нам этот материал в переработанном виде, с риторикой в языке, с известными тенденциями в освещении фактов. Это первые попытки обработки исторического материала, вводящие нас уже в историографию. Позднейшее русское летописание пошло в Московском государстве двумя путями. С одной стороны, оно стало официальным делом, - при дворе московском записывались погодно дворцовые и политические события (летописи времени Грозного, напр.: Александро-Невская, Царственная книга и вообще последние части Московских сводов, - Никоновского, Воскресенского, Львовского), а с течением времени и самый тип летописей стал изменяться, они стали заменяться так называемыми разрядными книгами. С другой стороны, в разных местностях Руси стали являться летописи строго местного, областного, даже городского характера, в большинстве лишенные значения для политической истории (таковы Нижегородская, Двинская, Угличская и др.; таковы до некоторой степени и Сибирские).
С XVI в., рядом с летописями, возникает новый вид исторических произведений:
это - Хронографы или обзоры истории всемирной (точнее, библейской, византийской, славянской и русской). Первая редакция хронографа была составлена в 1512 г., преимущественно на основании греческих источников с дополнительными сведениями по русской истории. Она принадлежала псковскому "старцу Филофею". В 1616-1617 гг. был составлен хронограф 2-й редакции. Это произведение интересно в том отношении, что более древние события изображает на основании первой редакции хронографа, а русские - начиная с XVI, XVII вв. - описывает заново, самостоятельно. Автор его несомненно обладает литературным талантом и, кто хочет ознакомиться с древнерусской риторикой в ее удачных образцах, должен прочитать статьи по русской истории в этом хронографе. В XVII в. московское общество начинает проявлять особенную склонность к хронографам, которые растут в большом количестве. Погодин в свою библиотеку собрал их до 50 экземпляров; нет сколько-нибудь крупного собрания рукописей, где бы их не считали десятками.
Распространенность хронографов легко объяснить: краткие по системе изложения, написанные литературным языком, они давали русским людям те же сведения, что и летописи, но в более удобном виде.
Кроме собственно летописей, в древнерусской письменности можно найти много литературных произведений, служащих источниками для историка. Можно даже сказать, что вся древнерусская литературная письменность должна рассматриваться как исторический источник, и часто трудно бывает предугадать, из какого литературного труда историк почерпнет лучшее разъяснение интересующего вопроса.
Так, например, смысл сословного наименования Киевской Руси "огнищанин" толкуется в историографии не только из памятников законодательства, но и из древнего славянского текста поучений св. Григория Богослова, в котором встречаем архаическое речение "огнище" в смысле "рабы", "челядь" ("гредящеися многы огнищи и стады"). Переводы священных книг, сделанные кн. А. М. Курбским, дают материал для биографии и характеристики этого знаменитого деятеля XVI в. Но при таком значении всего историко-литературного материала некоторые его виды имеют все-таки особенный интерес для историка; таковы отдельные сказания о лицах и фактах, носящие на себе характер то исторический, то публицистический. Ряд исторических сказаний целиком занесен в наши летописные своды: таковы, например, сказания о крещении Руси, об ослеплении князя Василька, о битве на Липице, о Батыевом нашествии, о Куликовской битве и много других. В отдельных списках или также сборниках дошли до нас любопытные публицистические произведения древней Руси, которыми особенно богат был XVI век; из них видное место занимает "История", написанная кн. А. М. Курбским о Грозном; памфлетические произведения так называемого Ивашки Пересветова, защитника правительственной системы Грозного; "Повесть некоего боголюбивого мужа", бывшего противником этой системы; "Беседа Валаамских чудотворцев", в которой видят произведение боярской среды, недовольной московскими порядками, и т. п. Рядом с публицистикой в XVI-XVII вв.
продолжала существовать и развиваться историческая письменность, выражаясь рядом любопытных повестей и сказаний, принимавших часто крупные внешние объемы.
Такова, например, составленная в XVI в. "История о Казанском царстве", излагающая историю Казани и падение ее в 1552 г. В XIII томе "Русской исторической Библиотеки" издана целая серия русских повестей о смутном времени, из которых многие давно уже стали известны исследователям смуты. Среди десятков этих повестей выдаются: 1) так называемое Иное сказание, представляющее собою политический памфлет, вышедший из партии Шуйских в 1606 г.; 2) Сказание келаря Троице-Сергеевой Лавры Авраамия Палицына, написанное в окончательном виде в 1620 г.; 3) Временник Ивана Тимофеева, очень любопытная хроника смуты; 4) Повесть князя И. Мих. Катырева-Ростовского, отмеченная печатью большого литературного таланта; 5) Новый Летописец - попытки фактического обзора смутной эпохи и т. д.
К более поздней эпохе относятся сказания о взятии Азова казаками, описание Московского государства, сделанное Г. К. Котошихиным в 60-х годах XVI I в., и, наконец, целый ряд записок русских людей (кн. С. И. Шаховского, Баима Болтина, А. А. Матвеева, С. Медведева, Желябужского и др.) о времени Петра Великого.
Этими записками открывается бесконечный ряд мемуаров русских деятелей, принимавших участие в правительственной деятельности и общественной жизни XVIII и XIX столетий. Общеизвестность некоторых мемуаров (Болотова, Дашковой)
избавляет от необходимости перечислять виднейшие из них.
Рядом с историческими сказаниями в качестве исторического источника стоят сказания агиографические или жития святых и повествования о чудесах. Не только самое житие святого дает иногда ценные исторические показания об эпохе, в которую жил и действовал святой, но и в "чудесах" святого, приписанных к житию, историк находит важные указания об обстоятельствах того времени, когда совершались чудеса. Так, в житии Стефана Сурожского одно из повествований о чуде святого дает возможность установить существование народа Русь и его действия в Крыму ранее 862 г., когда, по летописи, Русь была призвана в Новгород с Рюриком.
Безыскусственная форма древнейших житий дает особенную ценность их показаниям, но с XV в. вырабатываются особые приемы писания житий, заменяющие риторикой фактическую содержательность и искажающие смысл факта в угоду литературной моде.
