Первой высказалась старшая жена Берке - Тахтагань. Это была пожилая монголка с большим и плоским лицом, с которого так и сыпались белила. Ханша уже с утра была пьяной от водки из риса, ячменя и мёду.
- Сделай ему тулуп из бараньих хвостов, - сказала Тахтагань. - И пусть этот князь Александр до самой смерти своей седлает тебе коня и отворяет дверь перед тобою!
Она злобно хихикнула и протянула руку за чашкой кумыса.
Старейший из советников хана - князь Егу, сморщенный, с подслеповатыми, больными глазами, - присоединился к мнению ханши.
- Тахтагань-хатунь говорила правильно, - закончил он, - привяжи ему на шею цепь повиновения!
- Да, надо оборвать Александру крылья! - прохрипел князь Бурсултай.
- Это не дело - дать ему возвратиться и оставить вину русских, не покарав его! - поддержал их третий князь - Чухурху.
И только один-единственный голос в совете послышался в пользу Невского. Это был седой, девяностолетний полководец на покое - Огелай. Он участвовал ещё в самых первых походах Чингисхана, и за это татары особенно почитали его.
Вот что сказал Огелай:
- Искандер Грозные Очи - это человек, который имеет сильное войско и хорошо управляет своим народом. Тебе он исправно бы платил дань, если бы мы сами не озлобили народ русский чрезмерными поборами и требованием русских воинов в наше войско. Александр считает самыми главными врагами своего народа немецких и шведских рыцарей. Так не мешай ему сокрушать государей Запада! Дед твой никогда не убивал сильных государей, если они чтили его. Я кончил...
Чухурху злобно зашипел и долго с насмешкой щёлкал языком в ответ на речь Огелая.
- Какие жалкие слова я сейчас слышал! - вскричал он. - Словно старая баба говорила! Ты недостоин доить кобылицу, Огелай, - тебе только корову доить!
Князья и вельможи захохотали. Оскалил зубы и сам Берке.
Тогда, ободрённый этим, злобный Чухурху закончил так:
- И не верь, Берке, тем советникам, которые хотят запугать тебя недоступностью Новгорода. Он лишь в пору дождей недоступен. А как только стужа зимы скуёт льдом реки, озёра и болота - наши кони легко достигнут этого города, и ты овладеешь им. А рыцари-немцы помогут тебе с Запада.
- Да, мы поможем тебе, великий государь! - послышался голос с чужестранным выговором.
Все посмотрели в ту сторону.
Заговоривший иностранец был ростом великан. У него было лицо европейца, но только непомерно большой казалась и выступала вперёд нижняя челюсть. Он был рыжий, кудрявый, с плешью. На затылке лежала шапочка. Облачён он был, как знатный татарин.
Это был тот самый английский рыцарь ордена Тамплиеров, по имени Пэта, который в нашествие Батыя предводил правым крылом татарских войск, что вторглись в Чехию. Пэта тогда потерпел от чехов поражение. Другого Батый казнил бы немедля на глазах войска, но англичанин был нужен татарам для других дел. Его только отстранили от командования войсками, и он сделался главным советником ханов по делам Руси и Европы.
Берке кивнул головой; сэр Джон Урдюй Пэта заговорил:
- Для могучей шеи князя Александра цепи и колодка будут самым лучшим ожерельем. Но вперёд ослепи его. А тогда заставь приковать его к ручному жёрнову, и пусть он будет одним из рабов твоих, которые мелют муку для шатров твоих!
Видно было, что совет рыцаря Урдюя Пэты пришёлся по вкусу Берке. Однако он молчал. Тогда, чтобы усилить в нём гнев против Александра, рыцарь добавил:
- Братья-рыцари уведомляют меня, что Александр поднимал на тебя грузин.
Лицо Берке сразу покрылось синеватыми пятнами - от гнева.
Казалось, ещё мгновение - и старый хан даст соизволение ослепить Александра. И всё же предостережения Огелая взяли в нём верх.
- Нет, Урдюй, - ответил он со вздохом, - нельзя этого сделать над Александром: это дурно отразится на готовности всех прочих подвластных нам царей и князей приезжать к нам в Орду. Все станут страшиться, что их в нашей благословенной Орде также может постигнуть немилость и внезапная казнь.
Рыцаря не смутил ответ хана.
- Тогда, - сказал сэр Урдюй Пэта, - возьми пример с твоей мудрой бабки - Туракины. Она отравила князя Ярослава медленным ядом, подсыпав его в прощальную чашу вина. Это была чаша почёта - он обязан был её принять. А умер он, как ты хорошо знаешь, через шесть дней после выезда из Большой Орды. И вот гостеприимство осталось ничем не запятнанным...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Надвигалась глубокая осень. Шли беспрерывные дожди. Вся степь смолкла и потемнела. Берке поворотил свои кочевые орды к Волге - на зимовку.
Но Александра всё ещё не отпускали. Правда, ему не мешали в своём отдельном русском стане принимать гонцов из Владимира и Новгорода и вообще управлять княжествами, ему подвластными. Ему не запрещали выезжать на соколиную охоту в окрестные степи, причём никто из татар в это время не надзирал за Александром. Кругом на десятки вёрст были только свои, русские, и все - на лихих конях.
И вот однажды, когда выехали на соколиную охоту, Григорий Настасьин стал умолять Невского бежать из Орды.
- Александр Ярославич! - взмолился он и голосом и взором, полным слёз. - Погубят они тебя здесь! Беги! Коней у нас много. Кони - сильные. Пока татары хватятся нас, а мы уж далеко будем. Ведь тебя же и народ весь заждался! Бежать надо, Александр Ярославич, бежать!..
- Замолчи! - пылая гневом, закричал на него Александр и резко остановил коня. (Остановил и Настасьин. Они были вдвоём с князем: свита ехала в отдалении.) - И никогда не смей оскорблять и гневать меня такими речами, - продолжал Невский. - Чтобы я бежал? Да они и преследовать меня не станут, татары! Они только этого и ждут. Ещё след коня моего не остынет, а уж триста тысяч этих дьяволов снова начнут резню на Владимирщине... Нет, наводить поганых на землю русскую, на народ свой, не стану... Да что я с тобой говорю про это! - всё ещё гневно воскликнул князь. - Не твоего ума дело! Знай своё. Ты - врач, ну и врачуй!
Но юношу не запугал гнев князя.
Настасьин обуреваем был страшными подозрениями: он, как врач, стал замечать в лице Александра Ярославича признаки, по которым определил, что татары медленно отравляют его.
- Прости, государь! - возразил Настасьин. - Потому и осмелился заговорить с тобой, что ведь врач я... Знал заранее, что огневаешься, но я должен сказать тебе.
Невский пристально глянул на своего лейб-медика*, на друга души своей:
- Что худого случилось? Говори!
_______________
* Л е й б-м е д и к - придворный врач.
- Помнишь, государь, - начал Настасьин, - как-то я сказал тебе, что у тебя под глазами опух стал делаться?
- Помню, помню... Так ведь и прошло всё: попил твоих травок каких-то, и как рукой сняло. Должно быть, поясницу простудил на ветру: эти кибитки ихние проклятые...
- Нет, государь, то не простуда была: яд они начали подсыпать тебе в пищу...
Александр Ярославич вздрогнул. Нахмурился. А затем сказал спокойно и презрительно:
- Весьма возможно. Это у них, у татар, в ходу. Ведь знаешь сам: родителя моего покойного зельем опоили в Большой Орде. Теперь за меня принялись... А ведь и как тут убережёшься? Кумысничать-то с ними то и дело приходится, - продолжал Александр. - То у князя Егу, то у князя Чухурху у того, у другого: без этого в Орде русскому князю нельзя и дня прожить.
- Эх, Александр Ярославич... - удручённым голосом произнёс Настасьин.
Оба задумались.
- Ну, а что делать будем, Григорий? - спросил Невский.
- Государь, ты должен дать обещание, - умоляюще произнёс Настасьин, что ежедневно, и утром и на ночь, будешь принимать из моих рук противоядие. Оно, - пояснил Григорий, - способно уничтожить многие яды!
Затем условились, что если Александра Ярославича позовут на пир к кому-либо из татарских вельмож и придётся поехать к ним, то чтобы всякий раз перед выездом князь принимал из рук своего врача чёрный предохранительный порошок и выпивал болтушку из сырого яичного белка.
С тех пор такой обычай и утвердился между ними.
- А похоже, друг Настасьин, что ты угольком меня угощаешь, благосклонно сказал однажды Невский, рассматривая разболтанный в кубке чёрный порошок.
И это почему-то вдруг разобидело юношу.
- Государь, - отвечал он важно и гордо, - уж в моём-то деле дозволь мне...
Он не договорил.
Невский рассмеялся.
- Полно, полно, Гриша! - сказал он ему, ласково кладя руку на плечо. - Я тобою, лекарем моим, свыше всякой меры доволен. Ты воистину у меня Гиппократ!*
_______________
* Г и п п о к р а т - знаменитый древнегреческий врач V - IV вв. до н. э.; его называют "отцом медицины".
Однако в какой мере доволен был своим врачом Александр, в той же мере злился и гневался на своего медика Берке. Личным врачом хана Берке был старик из племени тангутов. О нём ходили легенды. Рассказывали, что старик знает целебные и ядовитые свойства всех трав и минералов. Говорили, что ещё сам Чингисхан некогда, после победы над тангутами, отнял этого лейб-медика у тангутского царя и за это отказался от всякой другой дани с побеждённых. Потом от Чингисхана этот придворный лекарь перешёл по наследству к любимому внуку Чингиса - к Батыю. А уж после кончины Батыя к Берке. Берке не расставался даже и в походах со своим лейб-медиком. Но ценил он в нём вовсе не лекаря, а... отравителя...
