Только 3 июля город-крепость пал. В руках немцев были 100 тысяч пленных, 622 орудия, 26 танков, 141 самолет. Сталин воспринял поражение под Харьковом и потерю Крыма как во многом поражение его собственной стратегии и дипломатии. Он ожесточился надолго.
Но жертвы не были напрасны по многим причинам. Во-первых, после него (и еще до Сталинграда) вызревает национальная решимость превзойти врага в его же науке. Во-вторых, победа Манштейна, как многое в жизни, имела невидимые тогда результаты, которые Германия увидит лишь значительно позже. Главное среди них: немцы вынуждены были отложить свое главное летнее наступление. Понадобится немало дней, прежде чем германские самолеты смогут перелететь из Севастополя в Курск, прежде чем Гитлер начнет главное наступление этого кровавого лета. Герои, защищавшие город, сыграли свою роль — начало летней кампании немцев оказалось отложенным до конца июня. Севастополь пал, но это была такая жертва, которая породила цепную реакцию внутреннего возмущения. Рабы ли мы? Чего стоит жизнь, если ее цена — рабство? Неужели мы не способны овладеть боевой наукой не хуже врага? То не были риторические вопросы. Но наш народ пришел к развилке сознания — либо мы усомнимся в себе, либо наша кровавая учеба даст результаты. В сторону уйдут фанатики и теоретики. Вперед выйдут умелые и самоотверженные. Способные сбить немца в воздухе, обойти его на земле, выстоять в танковом противостоянии. Медленно, но верно в народном духе происходит своего рода самоотрешение. Либо мы способны научиться, либо мы бесталанные жертвы этой войны.
Когда в обеденном зале «Волчьего логова» по радио объявили о падении Севастополя, все застольное общество во главе с Гитлером вскинуло руки и вскочило со своих мест. На фоне сдачи британского Тобрука это поднимало германское самомнение до невозможных высот. В Британии специальная сессия палаты общин как раз обсуждала эти обстоятельства, и Гитлер ликовал по поводу «севастопольского подарка». Теперь Гитлер ждал реакции на захват Крыма со стороны турецкого правительства. Победа прогерманской фракции в Анкаре могла очень осложнить положение и Советского Союза на юге своего фронта, и англичан на Ближнем Востоке.
И злая сила приблизилась к обладанию абсолютным оружием. Геббельс пишет в дневнике: «Исследования в области атомного оружия достигли той точки, когда результаты уже могут быть использованы. Грандиозные размеры разрушений могут быть осуществлены минимальными усилиями… Современная техника дает в руки человеческих существ невероятные средства разрушения. Германская наука находится в авангарде исследований в этой области. Важно, что мы находимся впереди всех, ибо тот, кто осуществит революционный прорыв в научных изысканиях, имеет наибольшие шансы добиться победы».
Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили свое слово в критический для СССР момент. Несколько месяцев назад Рузвельт резко сократил военные поставки Советскому Союзу, объясняя это подготовкой к высадке в Европе, потребностями открытия второго фронта. Одновременно англичане перестали посылать конвой в Мурманск. Большие потери, писал Черчилль, «ставят под угрозу наше господство над Атлантикой».
Именно тогда, в конце июля 1942 года, Сталин в ярости ответил Черчиллю, что войны без потерь не ведутся, что Советский Союз несет неизмеримо большие потери. «Я должен еще раз подчеркнуть, — писал Сталин, — что Советское правительство не может терпимо отнестись к переносу открытия второго фронта в Европе на 1943 год».
Нельзя сказать, что Рузвельт не осознавал, какой ущерб наносит новое англо-американское решение союзнической солидарности. Он говорил Черчиллю о том, в какой «сложной и опасной ситуации оказался Сталин. Я думаю, мы должны попытаться поставить себя на его место. Мы не можем ожидать ни от кого, чья страна отражает вторжение, некоего общемирового воззрения на войну». Благодарный президенту Черчилль, которого в эти дни более всего заботила охрана британских ближневосточных позиций, вызвался изложить новую точку зрения западных союзников Сталину. (Он вылетит в Москву из Кипра позже — 10 августа 1942 года.)
Обратим внимание на то, что в критической для СССР обстановке конца июня 1942 года американская сторона оказала немедленную помощь не ему, а Англии, чье поражение при Тобруке было скорее громким, чем существенным. В итоге 300 новейших американских танков типа «шерман» (среди западных танков «шерман» был наиболее ценим советскими танкистами) и 100 крупных самоходных орудий получил английский союзник, охраняющий «сонную артерию» своей империи, а не Советский Союз, подошедший к пределу своих сил.
Характерна реакция нескольких ближайших сотрудников президента: когда Рузвельт предложил рассмотреть возможность приложения крупных американских сил в пространстве между Тегераном и Александрией, возмущенный председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Маршалл заявил: «Это такой уход от всего, планировавшегося прежде, что я отказываюсь обсуждать новые планы, по крайней мере, в это время ночи».
Маршалл демонстративно покинул зал. Стимсон и Маршалл полагали, что поведение Рузвельта в данном случае безответственно («он говорит с фривольностью и с тем отсутствием ответственности, которое свойственно лишь детям»).
Война на океанах
В начале мая 1942 года остатки американских войск на Филиппинах сдались японцам. Их было ни много ни мало, а двадцать тысяч человек со всей амуницией. Вероятно, это был наиболее унизительный для США момент во всей Второй мировой войне. Каскад японских побед продолжался безостановочно примерно до 8 мая, когда удача и везение императорских войск, наконец, встретили настоящее американское сопротивление. Оно связано в истории войны на Тихом океане со сражением в Коралловом море. Это сражение происходило в окруженном рифами водном пространстве между Новой Гвинеей, Соломоновыми островами, Новыми Гебридами, Новой Каледонией и северо-восточным побережьем Австралии.
Дешифровка японских радиосообщений дала командующему Тихоокеанским флотом (после Пирл-Харбора им стал адмирал Нимиц) сведения о том, что японцы собираются высадить десант на Новой Гвинее и захватить Порт-Морсби, главную австралийскую базу в этом регионе на подходе к собственно Австралийскому континенту. Оставалось сделать засаду, ударной силой этой засады стали авианосцы «Лексингтон» и «Йорктаун», В направляющуюся к Порт-Морсби японскую эскадру входили два тяжелых авианосца «Дзуйкаку» и «Сёкаку», а также легкий авианосец «Сёхо».
Встреча двух эскадр пришлась на 8 мая 1942 года. Лучшие японские асы, отличившиеся в Пирл-Харборе, добились на этот раз лишь частичного успеха. «Лексингтон» был потоплен, но поднявшиеся с его палубы бомбардировщики и самолеты авианосца «Йорктаун» нанесли японскому флоту суровый удар. Они заставили японскую эскадру отступить, неся потери в самолетах и поврежденных судах. На фоне прежних очевидных японских побед это было определенное изменение тенденции. Японцы еще владели преимуществом в истребительной авиации — их модели «Зеро» превосходили по технико-маневренным данным американские истребители. Но общий план захвата Новой Гвинеи был сорван — первая удача США в борьбе с Японией.
Более того, в стратегическом отношении наметился перелом: эра «безнаказанных» японских побед приблизилась к концу. Для США это означало, что верфи и доки двух американских побережий получат больше времени для реализации того, во что американцы свято верили, — технического и индустриального превосходства колоссальной экономики Соединенных Штатов.
Ареной следующего этапа в борьбе США и Японии за Тихйй океан стал Мидуэй. Этот остров, одиноко лежащий в северо-западной части Тихого океана — примерно на трети пути между Пирл-Харбором и Токио, был важен для американской воздушной разведки, осуществлявшей облеты океана, а также ввиду своей радиостанции, перехватывающей депеши японцев. Императорское командование, со своей стороны, решило захватить Мидуэй как трамплин в продвижении к Гавайям, Панамскому каналу, Калифорнии. В Токио надеялись, что осуществление плана захвата Мидуэя, помимо прочего, послужит делу подрыва американо-английского союза и внутренних позиций президента Рузвельта.
Битва за Мидуэй является своеобразным водоразделом между сплошным триумфом японцев в первые месяцы и последующей затяжной войной на истощение, в которой США с их индустрией и ресурсами получили предпочтительные шансы. Япония выступила на захват крохотного Мидуэя с невиданными для военно-морской истории силами. Флот адмирала Ямамото состоял из 8 авианосцев, 10 линкоров, 21 крейсера, 70 миноносцев и 15 крупных подводных лодок (не считая вспомогательных судов). На палубах авианосцев стояли 352 истребителя «Зеро» и 277 бомбардировщиков.
