и о своих бывших повелителях: Лжедимитрии II и Марине Мнишек. Они желали, чтобы Марине было уделено несколько городов и волостей, обещанных ей подвенечной записью, а сам Лжедимитрии II был бы награжден особым княжеством, и т. д. Хотя Сигизмунд на требования польских послов, чтобы не раздражать поляков, и не ответил отказом, но ограничился лишь обещаниями, объявив, что “по причине скудости казны своей, испещренной многими войнами”, не может “излить щедроты свои на заслуженных подданных” (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 94 — 95). Как справедливо пишет Буссов, поляки не были довольны таким ответом короля и начали упрекать Рожинского в том, что он смутил их напрасно. Нападкам на Рожинского со стороны поляков в Тушине способствовало также письмо Марины Мнишек, оставленное ею после отъезда в Калугу. В письме Марина писала, что, опасаясь быть выданной королю, едет к мужу, и просила польское шляхетство не нарушать своей присяги, а ждать награды только от нее. Прибывший 20 марта в Смоленск Саноцкий староста, брат Марины Мнишек, доносил, что “войско (в Тушине, — М. К.) в великом разъединении и несогласии, что во время смятения несколько раз стреляли в Рожинского и что он насилу мог уйти от их ярости и скрыться”. Однако на все просьбы Рожинского к Сигизмунду о присылке денег, с тем чтобы раздачей их успокоить поляков, король отвечал отказом. К тому же времени Будила относит получение письма Лжедимитрия к тушинцам, о котором не упоминает Буссов и которое способствовало распаду тушинского лагеря. В этом письме самозванец обещал тем, кто пожелает продолжать у него службу и придет в Калугу, выдать по 30 злотых, а в дальнейшем уплатить все “выслуженные деньги, согласно прежним записям и обеспечениям” (РИБ, т. I, стлб. 180). Среди тушинцев одни хотели идти к королю, другие — к Лжедимитрию. Поражение Сапеги под Дмитровом и опасность быть отрезанными в Тушине заставила бывших приверженцев самозванца поторопиться с решением. До Волоколамска договорились идти всем вместе, а затем — кто куда хочет. 6 марта 1610 г. тушинское войско покинуло свой лагерь Буссов прав в том, что к Сигизмунду отправились лишь немногие, все прочие либо отправились в Калугу, либо “пойдоша по городам, а иные к Москве” (ПСРЛ, т XIV, стр. 96).
После распада Тушина, которое 6 марта было сожжено отступающими войсками интервентов, войско Скопина 12 марта 1610 г. беспрепятственно вступило в Москву. Действительно, как пишет Буссов, в течение года было завершено освобождение почти всех северо-западных, северных поволжских и замосковских уездов. Тушинцы держались лишь в нескольких пунктах: Суздале, Касимове, Шацке и в Ипатьевском монастыре (И. С. Шепелев, стр. 516). Однако с оценкой Буссовым роли иностранных войск в разгроме тушинцев согласиться нельзя. Буссов принижает значение русских повстанцев в освободительной борьбе и ту решающую роль, которую сыграли опытность и инициативность военного руководителя Скопина, сумевшего в короткий срок завоевать доверие и вовлечь в борьбу против интервентов широкие слои населения. Что касается иностранных войск под начальством Понтуса Делагарди, которые, по мнению Буссова, “принудили всех их отступить”, то они являлись лишь вспомогательной силой и после сражения под Тверью решающей роли не играли (И. С. Шепелев, стр. 519).
Буссов односторонне изображает торжественную встречу освободителей Москвы. Вся Москва и царь приветствовали главным образом не Делагарди, а Скопина и его рать. Скопина в толпе приветствовавших называли освободителем и избавителем земли (Н. И. Костомаров, стр. 428). В Москве Скопин намеревался отдохнуть до весны, пока не просохнут дороги, а там идти со всем войском против польского короля.
Благодарение богу.
По наиболее вероятным сведениям, Скопин умер 23 апреля (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 334). Смерть его была неожиданной, и по Москве распространились слухи, что он был отравлен женой царского брата, Димитрия Шуйского, Екатериной Шуйской, которая в этот вечер на крестинах угощала Скопина медом. Благодаря своим военным заслугам, Скопин пользовался авторитетом и уважением в дворянских кругах, недовольных правлением непопулярного боярского царя Василия Шуйского. В этих кругах возник проект о замене Василия Шуйского более подходящим кандидатом, каким мог быть Скопин. Поэтому в глазах самого царя Скопин являлся опасным претендентом на русский престол. Опасения Василия Шуйского усилились особенно тогда, когда царю стало известно, что Прокопий Ляпунов присылал к Скопину представителей от рязанского дворянства с предложением дать согласие на избрание его в цари. Скопин хотя и отверг сделанное ему предложение, но не наказал посыльных и не сообщил об этом царю. Все это настораживало царя по отношению к Скопину, а его смерть означала для Шуйского устранение возможного соперника (Н И. Костомаров, стр. 429; С. Ф. Платонов, Очерки смуты, стр. 336).
Рассказ Буссова о дальнейшей судьбе тушинского войска можно дополнить сведениями Будила. 25 марта в Иосифове монастыре (в дневнике Сапеги — 29 марта в Волоколамском монастыре: Д. Бутурлин, ч. III, стр. 120) умер Рожинский. Большая часть войска Рожинского и Сапеги пошла к Лжедимитрию II, так как из полученной от него грамоты было известно, что он нанимает ратников. Грамота была адресована войску, находящемуся в Прудках (на Угре), и в ней говорилось: “...мы надеемся, что вы, господа, согласно договору, заключенному с нами вашими послами, без малейшего замедления явитесь в назначенное место и время для получения денег и для продолжения войны” (РИБ, т. I, стлб. 188). 6 мая все тушинское войско, оставшееся служить у Лжедимитрия II, стянулось к Хлопину, недалеко от Клушина. Но так как деньги, обещанные Лжедимитрием, присланы не были, то 16 мая в Калугу было отправлено новое посольство за деньгами, а 1 и 24 июня Лжедимитрий сам дважды приезжал к войску и просил его удовольствоваться уже данными деньгами — по 6 злотых на конного. Из этих сведений Будила явствует, что Лжедимитрию далеко не легко было собирать налог с Украины, о чем пишет Буссов. 10 июня Лжедимитрий двинулся с Угры к Москве со следующими полками: 1) полк Хруслинского — 200 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар; 2) полк Тышкевича — 100 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар; 3) полк гетмана — 300 казаков, 6000 пятигорцев, 1000 гусар; 4) полк Будила — 400 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар (РИБ, т. I, стлб. 198).
В рассказе Буссова о событиях, предшествовавших битве под Клушином, допущены фактические
