Справедливости ради укажем, что Александр I не мешал Бурбонам, но и не помогал им, считая, что им будет «тяжело носить такую ношу». Хорошо всем известно, что он сначала предлагал кандидатуру бывшего французского маршала Бернадотта (шведского принца Карла‑Юхана) на французский трон и даже подумывал об Э. Богарне (586) . Позже, уже находясь в Париже, отказался выдать свою младшую сестру Анну за герцога Беррийского (587) . Большинство европейских монархов, конечно же, высказывались за Бурбонов, но обсуждались самые разные варианты – вплоть до республики, лишь бы без Наполеона. Так, в беседе с представителем роялистов бароном Э.Ф.А. Витролем еще накануне вступления в Париж, к его удивлению, русский монарх («le roi des roi unis» – король союзных королей) даже якобы заявил, что для Бурбонов «бремя короны слишком тяжело», а вот «хорошо организованная республика лучше всего подходит духу французского народа», поскольку «столь долгое время в стране прорастали идеи свободы» (588) .
Что же касается старой идеи реставрации на французском троне Бурбонов, то это была в какой‑то степени даже не инициатива союзников. Как раз на этом совещании мастер смены политического платья Талейран продемонстрировал все свое дипломатическое мастерство, чтобы уверить других в том, что простой народ предпочитал монархию, поэтому существовала необходимость восстановления старой королевской династии на престоле как единственной легитимной перспективы. В какой степени Талейрану удалось убедить русского царя в правильности своего мнения, сказать трудно, но именно в тот день Александр I подписал от имени союзников декларацию, в которой подчеркивалось, что союзные монархи не станут вести переговоров с Наполеоном или с членами его семьи. Предлагалось также, чтобы Сенат избрал Временное правительство Франции и выработал новую конституцию под гарантии союзных монархов, а они готовы признать любое новое общественное устройство, которое предпочтет французский народ. Фактически декларация предрешала падение наполеоновского режима. А.И. Михайловский‑Данилевский, описывая пребывание во французской столице, вспоминал: «Несколько прокламаций, объявленных в сие время, были все от имени Государя... Первая и важнейшая прокламация к французам... обнародована в самый день нашего вступления в 3 часа пополудни. В оной император объявляет, что он и союзники не вступят в переговоры ни с Наполеоном, ни с кем другим из фамилии его; что земли, принадлежавшие Франции при прежних королях, будут неприкосновенны; и приглашает народ французский избрать временное правительство для составлении конституции» (589) . Гарантировалось также сохранение целостности Франции в том виде, в каком она существовала при законных королях. Избрать же форму правления Александр I хотел предоставить голосу нации (590) .
Голос французской нации тогда выражала буржуазия. О том, что во Франции (особенно среди нотаблей) давно зрело недовольство против императора, очень хорошо написал самый авторитетный сегодня французский наполеоновед Ж. Тюлар: «Начиная с 1808 года буржуазия мечтала отделаться от своего «спасителя», который перестал ее устраивать, однако не решалась на изменения, способные ущемить ее интересы. Неблагодарность умерялась трусостью. Поражения наполеоновской армии стали наконец для буржуазии тем предлогом, которого она ждала долгих шесть лет. Нотабли были не в состоянии собственными силами свергнуть императора, они нуждались в помощи извне» (591) . Гибель французской империи была обусловлена многими факторами, но в немалой степени ошибками и политикой самого Наполеона. Окончательное падение построенного им имперского здания произошло не только вследствие военных успехов союзников. Очень важный вывод в свое время сделал Ч.Д. Исдейл. По его мнению, «империя разрушалась изнутри в той же мере, в какой она терпела поражения извне» (592) . Не случайно даже в окружении французского императора стали уже с 1808 г. появляться предатели, которые очень чутко, вторым нутром, почувствовали приближающееся крушение наполеоновского корабля и стремились связать свою судьбу с противниками Наполеона. Назовем лишь примеры с наиболее громкими и известными именами: в 1808 г. – Ш.М. Талейран, Ж. Фуше; в 1813 г. – И. Мюрат, А. Жомини.
Первыми, еще за 11 дней до взятия союзниками Парижа, провозгласили королем Людовика ХVIII власти г. Бордо. На окончательное решение повлияли даже не наспех организованные демонстрации роялистов или мастерство закулисных интриг аморального и хитроумного ренегата Ш.М. Талейрана, а мнение представителей французской буржуазии, выраженное генеральным советом департамента Сены (т. е. Парижа). Этот государственный орган первым заявил о неподчинении власти Наполеона и выступил за восстановление старой королевской династии. Затем по манипуляциям Талейрана 20 марта (1 апреля) созвали заседание Сената, который проголосовал за создание Временного правительства (пять членов во главе с Талейраном) и на следующий день провозгласил смещение с трона Наполеона и членов его семьи. По словам Т. Ленца: «Палаты поймали его на слове в 1814 году, когда проголосовали за отрешение его от власти за то, что он «разорвал пакт, который связывал его с французским народом» (593) . Но это были юридические тонкости, большинству – малопонятные (речь шла о пакте между Наполеоном и французским народом в вопросе о передаче власти), которые умело использовала роялистская оппозиция. Тут важно подчеркнуть, что таким образом даже не аристократы, а нотабли отправили императора в отставку, он был им уже не нужен и мешал. Династия Бурбонов была восстановлена на троне благодаря усилиям этих двух государственных органов Франции. Временное правительство с первых же дней существования поставило перед собой цель – лишение Наполеона власти и восстановление на троне Бурбонов. А вот по настоянию Александра I были лишь введены конституционные учреждения. При этом, из‑за проволочек роялистов, русский монарх вынужден был прибегнуть к «наполеоновскому языку», заявив, что союзные войска не покинут Париж, пока не будут выполнены обещания короля и конституция не будет обнародована. В целом для французской нации в этом вопросе были характерны полное равнодушие, усталость от войн и крайняя апатия. Подобное равнодушие было во многом подготовлено всем предшествующим периодом наполеоновской империи. Для союзников же в тот момент стояла главная задача – убрать с политической сцены Наполеона и восстановить законный порядок в Европе. В Париже для достижения этой цели им проще было опираться на определенные общественные силы («почетнейших людей Франции»), т. е. на монархически настроенный слой старой аристократии и новой бюрократии. Александр I в Париже легко дал себя убедить Талейрану, что Франция жаждет Бурбонов, не имевших социальной опоры в стране. Это было на руку старой лисице Талейрану, а буржуазия согласилась терпеть уже хорошо забытую династию. Союзникам было не с руки провозглашать низвержение Наполеона или призывать на трон Бурбонов, хотя это был вопрос уже почти решенный. Сделали это природные французы.
При организации наполеоновской империи, созданной на основе сверхцентрализованной пирамидальной схемы (можно сказать, военной модели), отрешить от власти императора мог лишь добровольно он сам или внешняя сила. Но сам Наполеон считал, что еще далеко не все потеряно. У него под стенами Парижа у Фонтенбло оказалось собрано примерно 35 тыс. солдат и были разосланы приказы о сборе оставшихся во Франции верных ему войск. Скорее всего, через некоторое время он мог рассчитывать примерно на 60 тыс. человек. Но у союзников под Парижем было раза в два больше войск. Кроме того, даже эти 60 тыс. Наполеону нужно было снабдить продовольствием, боеприпасами, наконец деньгами! Как это сделать, когда административный и финансовый центр страны уже находился в руках противника? Когда элита ему уже изменила и фактически перешла на сторону врага? Слишком многим, даже из ближайшего окружения французского императора, стало очевидно, что Наполеон находился у власти последние дни и наступила агония его режима.
Несмотря на громадное численное преимущество, союзники не торопились проливать кровь солдат, считая, что дело уже сделано, а окончательное падение Наполеона вопрос дней. Коленкур, пытавшийся спасти своего хозяина, за этот период дважды встречался с Александром I, который отказывался вести переговоры с Наполеоном, но намекнул, что если он отречется, то можно поговорить о регентстве его сына. Решающее слово в сложном политическом пасьянсе должна была сказать французская армия. Еще 21 марта (2 апреля) Талейран в обращении к армии освободил всех солдат от присяги Наполеону, человеку, который, по его выражению, «не являлся даже французом». Если простые солдаты и офицеры оставались под влиянием своего «маленького капрала» и их можно было повести на Париж, то совсем по‑другому уже мыслили маршалы. 23 марта (4 апреля) после смотра войск Наполеон собрал маршалов в своем дворце в Фонтенбло, чтобы изложить план движения на Париж. Но маршалы уже не поддерживали его надежды на успешное продолжение борьбы. Ней первый заявил, что армия не сдвинется с места, а на заявление, что она повинуется императору, парировал, что армия подчинится своим генералам (594) . Собравшиеся маршалы Ней, Удино, Макдональд, Лефевр, ближайшие военные сподвижники Наполеона, как и многие, уставшие от войны, уже не видели смысла в дальнейшем пролитии крови. Фактически это был круг лиц, на которые он опирался в армии, его же ближайшие соратники подрезали ему крылья. Наполеон после этого драматического диалога и единодушного отпора маршалов подписал отречение в пользу своего сына.
