Роковое решение о свержении Хрущева было продиктовано самим Хрущевым, правда, не ведавшим того, что он делает. Это произошло ровно за три месяца до его свержения-15 июля 1964 года. В этот день на сессии Верховного Совета СССР Н. Хрущев выступил со следующим предложением:
"Товарищи депутаты! Вы знаете, что товарищ Брежнев Леонид Ильич на пленуме ЦК в июне 1963 года был избран Секретарем ЦК партии. ЦК считает целесообразным, чтобы товарищ Брежнев сосредоточил свою деятельность в ЦК, как Секретарь ЦК КПСС. В связи с этим ЦК вносит предложение освободить товарища Брежнева от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР. На пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР ЦК рекомендует товарища Микояна Анастаса Ивановича. Я позволю себе до голосования выразить сердечную благодарность товарищу Брежневу за его плодотворную работу на посту Председателя Президиума Верховного Совета, а товарищу Микояну от всей души пожелать больших успехов в его деятельности на посту Председателя Президиума Верховного Совета".
Сейчас нет никакого сомнения, что это решение было принято по настоянию заговорщиков, чтобы создать легальные и организационно-технические предпосылки для будущего переворота. Брежнев должен был "сосредоточить свою деятельность в ЦК" в качестве его второго секретаря, чтобы подготовить заговор и для этого взять под свое непосредственное руководство аппарат ЦК, вооруженные силы и политическую полицию, которые в отсутствие первого секретаря ЦК автоматически подчиняются второму секретарю ЦК. Тем самым создавались не только предпосылки, но и гарантия успеха заговора. Назначение Микояна Председателем Президиума Верховного Совета СССР было призвано легализовать государственный переворот от имени номинального верховного законодательного органа - советского парламента. Поскольку Хрущев был не только первым секретарем ЦК, но и одновременно председателем правительства и Верховным главнокомандующим Вооруженных Сил, то для узаконения переворота требовалась подпись Председателя Президиума ВерховногоСовета Микояна под указом Верховного Совета об освобождении Хрущева от его постов. Уже одно это обстоятельство указывает на активную роль Микояна в свержении Хрущева, но Микоян, как обычно, создает себе и алиби в случае провала заговора: в конце сентября он выезжает в отпуск из Москвы вместе с Хрущевым, вместе с Хрущевым же проводит свой отпуск в Сочи, на даче по соседству с ним. Последнее сведение о совместном пребывании Хрущева и Микояна в Сочи относится к 12 октября 1964 года, когда они оба разговаривали по радиотелефону из кабинета Хрущева с экипажем космического корабля "Восход". В эти часы, когда торжествующий Хрущев поздравлял космонавтов, а Микоян, как выражается сам Хрущев, "буквально вырывал" у него трубку из рук, в Москве заговорщики решали его судьбу. В свете последующих событий можно предположить, что Микоян был приставлен к Хрущеву с тем, чтобы, во-первых, держать его под постоянным своим надзором и по возможности в изоляции от Москвы, а во-вторых, держать заговорщиков в курсе поведения и местонахождения Хрущева. Эта роль вполне устраивала бы Микояна. В случае провала заговорщиков он невозмутимо мог бы сказать: "Никита Сергеевич, чего же ты от меня хочешь, я же ведь вместе с тобой здесь был, а не в Москве".
Классический мастер алиби, Микоян знал и на этот раз, какую роль на себя взять. Заговорщики и в другом отношении действовали более основательно, чем молотовцы 18 июня 1957 года. Когда молотовцы, сняв Хрущева, хотели опубликовать это решение Президиума ЦК КПСС в партийной печати и передать по московскому радио, то им, в полном согласии с существующей субординацией, идеологические чиновники ответили: мы подчиняемся не Президиуму ЦК, а первому секретарю и его аппарату. Предъявите распоряжение первого секретаря ЦК о напеча-тании вашего коммюнике! Заговорщиков на этот раз, в 1964 году, такие трудности не ожидали: главный редактор "Правды" Сатюков и председатель Комитета радиовещания Харламов были заранее посланы в заграничные командировки, главный редактор "Известий" Аджубей и идеологический секретарь ЦК Ильичев были направлены во внутренние "командировки". Все более или менее ненадежные члены ЦК и маршалы были тоже отправлены в провинцию для проведения разных праздников и кампаний, наоборот, надежные члены ЦК и маршалы были вызваны в Москву под разными предлогами.
Чтобы поддержать у Хрущева чувство полного благополучия, большинство членов Президиума и Секретариата ЦК находились либо в официальных служебных командировках (Брежнев - в Восточной Германии, Подгорный - в Молдавии), либо на отдыхе (Суслов, Кириленко, Шверник). Однако утром, в понедельник 12 октября, все члены Президиума ЦК, кроме Хрущева и Микояна, по уже состоявшемуся сговору, собираются в Москве и открывают заседание Президиума ЦК для обсуждения только одного вопроса: снятие Хрущева. Свое единодушное решение снять Хрущева заговорщики выносят на формальное утверждение пленума тех членов ЦК, которые уже были заранее завербованы или критическое отношение которых к Хрущеву было вне сомнения. В этот же день в Москву прилетает и Микоян, подпись которого теперь и нужна для оформления снятия Хрущева через Президиум Верховного Совета СССР. Обо всем этом Хрущев узнал не ранее утра 13 октября. Это устанавливается по дате и времени приема Хрущевым французского министра Гастона Палевского. Этот прием, назначенный на 11 часов, был внезапно перенесен на необычное для дипломатических приемов время - на 9 часов 30 минут. Палевскому было сообщено, что это вызвано тем, что Хрущев должен лететь по срочному делу в Москву. Если бы Хрущев знал, что речь идет не о "срочном деле", а о катастрофе, то едва ли он стал бы вообще разговаривать с французским министром. Однако Палевский заметил, что Хрущев, хотя и был в добром здоровье, но находился в несвойственном ему "нервном и угнетем ном состоянии". Вероятно, уже во время этой беседы к Хрущеву начали поступать тревожные сигналы из Москвы (официальные или частные неизвестно), так как он прерывает беседу на полчаса раньше и летит в Москву. Летел ли он один и добровольно - неизвестно, но надо полагать, что он улетел уже не в качестве первого секретаря и председателя правительства.
Совершенно неизвестно также, происходило ли оформление снятия Хрущева на пленуме избранных членов ЦК в присутствии самого Хрущева. Благоразумие и обеспечение максимальной гарантии успеха должны были подсказать заговорщикам полную изоляцию Хрущева, пока страна, партия и мир не узнают, что отныне первого секретаря ЦК КПСС зовут Брежнев, а председателя советского правительства - Косыгин. Все признаки говорят за то, что заговорщики так и поступили. Заговорщики, учитывая урок поражения молотовцев 18 июня 1957 года, пришли на пленум избранных членов ЦК не с динамичным и взрывчатым первым секретарем Хрущевым, а с кусочком бумаги, на которую была занесена вынужденная или фальсифицированная просьба Хрущева об освобождении его от занимаемых постов. Обычно хорошо осведомленные американские журналисты Стюарт Олсон и Эдмунд Стивенс писали в ноябрьском номере (1964 г.) "Сатурдей ивнинг пост", что с пятичасовым обвинительным докладом на пленуме выступил тот, кто с таким же большим защитительным докладом за Хрущева против молотовцев выступал на июньском пленуме ЦК КПСС в 1957 году - Суслов!
Хорошо ориентирующийся в советских делах корреспондент газеты "Монд" в Москве Мишель Тату приводил рассказ одного из членов ЦК КПСС о том, как произошло снятие Хрущева. Этот рассказ тоже подтверждает, что главным и единственным оратором на пленуме ЦК против Хрущева был Суслов. Согласно этому рассказу, Хрущев был на пленуме. Безмолвный и мрачный, он сидел не в президиуме пленума ЦК, а в стороне, на отдельной скамье. То была скамья подсудимого. В официальном коммюнике пленума ЦК бросается в глаза отсутствие обязательной дежурной фразы "решение принято единогласно", зато в коммюнике от имени Президиума Верховного Совета подчеркнуто, что "указ об освобождении т. Хрущева Н. С. от обязанностей председателя Совета министров СССР принят единогласно".
Организатором нового заговора против Хрущева явился тот, кого молотовцы и маленковцы выбросили из Секретариата и Президиума ЦК после смерти Сталина, а Хрущев после их ликвидации пригласил обратно - как своего старого друга Л. Брежнев. Долго Брежнева считали именно учеником и другом Хрущева. Но новоявленному московскому Цезарю не дали даже крикнуть Брежневу - "и ты, Брут!".
II. РЕЖИМ В ДВИЖЕНИИ
Очень популярный не только на Западе, но и в Китае тезис гласит: в СССР марксизм-ленинизм либо терпит эрозию, либо Кремль его так основательно "ревизует", что от него скоро останется только одно название. Чтобы выяснить данный вопрос, надо сначала уточнить определение: в чем сущность марксизма-ленинизма как общей идеологии и как специальной доктрины власти.
