Шарль Монтескье - Избранные произведения о духе законов

ГЛАВА XXI

О территориальном церковном суде

Церкви приобрели весьма значительное имущество. Мы знаем, что короли давали им обширные поместья, т.е. обширные феоды, и находим с самого начала в этих владениях особые суды. Откуда могла получить свое начало столь необычайная привилегия? Она была в природе самого предмета. Церковное имущество имело эту привилегию, потому что оно не было лишено ее. Церкви давали недвижимое имущество, оставляя за ним те же права, которые оно имело бы, если бы досталось левду. Поэтому владение им обязывало к той же службе, на которую государство получило бы право, если бы отдало его мирянину.

Таким образом, церкви имели право на своей территории требовать уплаты композиций и взыскивать fredum, а так как неизбежным последствием этих прав было еще другое право, по которому королевским чиновникам запрещалось въезжать на чужую территорию для взыскания этих freda и совершать на ней какие бы то ни было судебные действия, то право духовенства на производство суда в пределах его территории получило на языке формул, грамот и капитуляриев наименование иммунитета.

Закон рипуариев запрещает церковным вольноотпущенным собираться для производства суда где-либо, кроме церкви, в которой они получали свободу. Следовательно, церкви имели право суда даже над свободными людьми и созывали свои судебные заседания с первых времен монархии.

Я нахожу в жизнеописаниях святых, что Хлодвиг дал одному благочестивому человеку власть над территорией площадью в шесть лье, причем освободил ее от чьей бы то ни было юрисдикции. Я думаю, что это вымысел, но вымысел очень древний. В данном случае как действительность, так и вымыслы отражают нравы и законы того времени, нас же интересуют здесь именно эти нравы и законы.

Хлотарь II приказал епископам и крупным сеньорам, имевшим земли в отдаленных странах, избрать на местах лиц, которые должны чинить суд и получать доходы от этого.

Тот же государь разграничивает компетенцию своих чиновников и церковных судей. Капитулярий Карла Великого от 802 года указывает епископам и аббатам, какие именно качества должны иметь назначаемые ими судебные чиновники. Другой капитулярий того же государя запрещает королевским чиновникам вмешиваться в суд над людьми, обрабатывающими земли духовенства, если только эти люди не укрылись в церковных владениях обманным образом с целью уклониться от общественных повинностей. Собравшиеся в Реймсе епископы объявили, что иммунитет церквей распространяется на их вассалов. Капитулярий Карла Великого от 806 года предоставляет церквам право уголовного и гражданского суда над всеми обитателями их территории. Наконец, капитулярий Карла Лысого разграничивает судебные права короля, сеньоров и церквей. На этом я и покончу с вопросом о церковном суде.

Утверждали, будто в период смут при второй династии вассалы могли присвоить себе право суда в своих феодах. Те, кто так говорил, предпочли обобщение исследованию, конечно, легче было сказать, что вассалы вовсе не владели, чем установить, каким образом они владели. Но право суда не было результатом захвата: оно ведет свое начало от древнейших установлений, а не от их распада.

«Кто убьет свободного человека,— говорится в законе баварцев,— тот уплатит композицию его родственникам, если таковые окажутся, если же их не будет, то — герцогу или тому, кому убитый препоручил себя во время своей жизни». Известно, что значило препоручать себя за получение бенефиция.

«Тот, у кого похитили раба,— говорит закон аллеманов,— отправится к государю, которому подчинен похититель, чтобы получить следуемую композицию».

«Если сотник,— говорится в декрете Хильдеберта,— найдет вора не в своей, а в чужой сотне или в области наших верных, и не изгонит его оттуда, то он будет считаться виновным вместо вора или же должен будет очистить себя присягой». Из этого следует, что существовала разница между областью сотников и областью верных.

Этот декрет Хильдеберта служит объяснением постановления Хлотаря от того же года, вынесенного по такому же случаю и при тех же обстоятельствах, и отличается от первого только способом выражения. Постановление называет intruste то, что в декрете носит наименование interminisfideliumnostrorum. Биньон и Дюканж, полагавшие, что intruste означало владение другого короля, впали в этом случае в заблуждение.

В одном постановлении короля Италии Пипина, которое предназначалось столько же для франков, сколько для лангобардов, государь этот, определив наказание графам и другим королевским чиновникам за нарушение обязанностей при отправлении правосудия или за проволочку в решении дел, предписывает, чтобы в тех случаях, когда франк или лангобард, имея феод, не станет чинить суда, судья того округа, к которому он принадлежит, временно отстранял его от распоряжения феодом и на этот срок отправлял в нем суд сам или через поверенного.

Один из капитуляриев Карла Великого доказывает нам, что короли не повсеместно взимали fredum. Из другого капитулярия того же государя видно, что в то время уже существовали правила феодальных отношений и феодальные суды. Далее, капитулярий Людовика Благочестивого постановляет, что в тех случаях, когда владелец феода сам не чинит суда или препятствует в том другим, обращающиеся к нему за правосудием могут жить постоем в его доме, пока не последует решение их дела. Укажу еще на два капитулярия Карла Лысого: один от 861 года, в котором мы находим установление частных юрисдикции с их судьями и чиновниками, другой от 864 года, в котором государь этот различает собственные владения от владений частных лиц.

Мы вовсе не знаем первоначальной уступки феодов, потому что феоды произошли от известного нам раздела земель между победителями. Поэтому нельзя доказать на основании первоначальных договоров, что право суда было с самого начала соединено с феодом. Но если в формулах, подтверждающих право на эти феоды или закрепляющих их за владельцами на вечные времена, мы находим, как было сказано, что они уже имели право суда, то необходимо признать, что это право суда принадлежало феоду по самой его природе и было одной из важнейших его прерогатив.

Мы имеем больше памятников, указывающих на введение вотчинного церковного суда на церковной территории, чем памятников, свидетельствующих о действии того же вотчинного суда в бенефициях или феодах левдов или верных. Это объясняется двумя причинами: во-первых, большая часть дошедших до нас памятников была собрана и сохранена монахами в интересах их монастырей, во-вторых, церковные владения, образовавшиеся путем особых уступок и, так сказать, наперекор установленному порядку, предполагали существование соответствующих документов, тогда как уступка земель левдам, как следствие общего политического строя, делала ненужным получение, а тем более сохранение специальных документов. Часто даже случалось, что короли довольствовались при этом простой формой передачи посредством скипетра, как это можно видеть в жизнеописании св. Мавра.

Но третья формула Маркульфа служит для нас достаточным доказательством того, что привилегия иммунитета, а следовательно, и суда была общей для представителей церкви и мирян, так как она была установлена для тех и других. То же следует сказать и об узаконении Хлотаря II.

Прежде чем закончить эту книгу, я считаю полезным подвергнуть некоторому исследованию произведение аббата Дюбо, потому что мои понятия постоянно противоречат тем, которые он высказывает, так что если он нашел истину, то я ее не нашел.

Это произведение ввело многих в заблуждение, потому что написано с большим искусством, потому что в нем постоянно предполагается то, что следует доказать, потому что, чем менее оно представляет доказательств, тем более дает вероятностей, потому что бесчисленное множество предположений выдается в нем за принципы и из них в виде заключения выводятся другие предположения. Читатель забывает о своих сомнениях и начинает верить. Л так как колоссальная эрудиция автора выразилась не в его системе, а лишь в ряде подробностей, то ум отвлекается этими подробностями и не занимается более главным. К тому же такое множество исследований не позволяет думать, чтобы ничего не было найдено. Продолжительность путешествия заставляет думать, что цель его, наконец, достигнута.

Но, присмотревшись внимательно, находишь перед собой невероятных размеров колосса на глиняных ногах, и именно потому он так безмерно велик, что у него глиняные ноги. Если бы система аббата Дюбо была построена на прочной основе, ему незачем было бы доказывать ее на протяжении трех скучных томов, он нашел бы все, что ему было нужно, в самом предмете, не вдаваясь в беспрестанные поиски того, что лежит от него очень далеко,— сам разум включил бы эту истину в цепь других истин. История и наши законы сказали бы ему: «Не берите на себя так много труда: мы будем свидетельствовать за вас».