Правительство рассматривало создание комбедов как переходный этап: Ленин намеревался превратить их со временем в Советы. В ноябре 1918 года он заявил: «Мы сольем комбеды с Советами, мы сделаем так, чтобы комбеды стали Советами»114. На следующий день Зиновьев обратился с этим же к съезду Советов. Он заявил, что задачи комбедов — перестроить сельские Советы так, чтобы они, как и городские Советы, стали органами «социалистического строительства». Это, в свою очередь, требовало организации «перевыборов» в масштабе всей страны, и проводить их следовало на основании правил, выработанных Центральным исполнительным комитетом115. Правила эти были обнародованы 2 декабря116. В них говорилось, что, поскольку сельские Советы были избраны до того, как «социалистическая революция» дошла до деревни, в них большинство принадлежало «кулакам». Теперь, говорилось далее, пришла пора привести их в «полное соответствие» с городскими Советами. Переизбрание в деревенские и волостные Советы должно проходить под наблюдением комбедов. С тем чтобы новые сельсоветы имели правильный «классовый» состав, исполнительным органам губернских Советов надо наблюдать за проведением выборов и, при необходимости, устранять из них нежелательные элементы. [Это напоминает полномочия, данные в 1880-х гг. царским губернаторам, в силу которых они могли смещать выборных земских гласных, если последние не удовлетворяли требованию «благонадежности».]. Кулаки, спекулянты и эксплуататоры лишались права голоса. Игнорируя положения Конституции 1918 года, гласившей, что вся власть в стране принадлежит Советам, декрет постановлял: «основной задачей» новоизбранных сельсоветов будет «проведение в жизнь всех постановлений соответствующих органов советской власти». Их собственные полномочия сводились к повышению «культурных и экономических стандартов» на подведомственной им территории (иначе говоря, сбору статистических данных), развитию местных промыслов и оказанию содействия правительству в свозе хлеба — подобно деятельности земств в царской России. Таким образом, они преобразовывались в пассивных исполнителей бюрократических постановлений и, отчасти, — в учреждения, ответственные за улучшение жизненных условий населения. Комбеды, по выполнении своей миссии, подлежали расформированию. [E.H.Carr (The Bolshevik Revolution. V. 2. Lnd., 1952. P. 159), таким образом, ошибается, когда пишет, что приказ о расформировании служит доказательством провала комбедов, — они были изначально задуманы как органы временные.]. Перевыборы в волостные и деревенские Советы проходили зимой 1918/1919 годов и были организованы в полном соответствии с процедурными решениями, выработанными большевиками в городах117. Все исполнительные посты были розданы членам коммунистической партии и «сочувствующим», сиречь «беспартийным». Поскольку крестьянство упорно избирало и переизбирало своих собственных кандидатов, Москва разработала методы, позволявшие добиваться желаемых результатов. Во многих местах прибегали к открытому голосованию, которое обладало обуздывающим эффектом, поскольку, проголосовав неправильно, крестьянин сам рисковал оказаться «кулаком»118. Кандидатуры для голосования выставлялись исключительно от коммунистической партии, что обеспечивалось следующим пунктом: «Кандидатские списки могут выставлять партии, стоящие на платформе советской власти». Протесты относительно того, что в Конституции 1918 года ничего не говорилось о партиях, принимающих участие в выборах, отметались и не удостаивались ответа119. Во многих местах ячейки компартии должны были одобрять каждого кандидата, выдвигавшегося на голосование. Если, несмотря на все принятые предосторожности, «кулаки» или другие нежелательные элементы все же занимали руководящие посты в Советах, что нередко и происходило, коммунисты прибегали к своему любимому методу — выборы объявлялись недействительными и проводились перевыборы. Это могло повторяться сколько угодно раз — вплоть до достижения желаемых результатов. Советский историк пишет, что нередкой была практика проведения трех, четырех и более «выборов» последовательно120. Несмотря на все это, крестьяне продолжали выбирать «кулаков» — то есть не-болыпевиков и антибольшевиков. Так, в Самарской губернии в 1919 году не менее 40% членов новых волостных Советов оказались «кулаками»121. Чтобы положить конец такому непослушанию, партия издала 27 декабря 1919 года указ, предписывающий всем партийным организациям в Петрограде и прилегающих областях «составить единый список кандидатов» в переизбираемые сельские Советы122. Эта практика со временем распространилась и на другие волости, положив конец сельсоветам как органам местного самоуправления.
* * *
Если оценивать результаты большевистской кампании в деревне в терминах военных действий (как она и мыслилась с самого начала), придется признать, что деревня победила. Хотя большевики и достигли определенных политических результатов, им не удалось ни разделить крестьянство на два лагеря, ни выкачать из деревни значительные запасы хлеба. Даже их политические завоевания вскоре были сведены на нет: как только отряды Красной Армии были отозваны для ведения боевых действий против белых армий, жизнь в деревне вошла более или менее в старую колею.
Собственно борьба за хлеб окончилась для властей разочарованием. Коммунистические источники проявляют неестественную сдержанность при оценке количества хлеба, взятого у деревни с боем, но по немногим имеющимся данным можно судить, что оно было ничтожно. Сообщается, что за время сбора урожая 1918 года, длившегося с середины августа по начало ноября, продотряды при содействии Красной Армии и комбедов собрали с 12 губерний 35 млн. пудов излишков хлеба. [Ленинский сборник. Т. 18. С. 158, примеч. Сам Ленин писал, что власти получили 67 млн. пудов (ПСС. Т. 37. С. 419).]. Поскольку общий урожай 1918 года оценивается в 3 млрд пудов, то ясно, что в результате всех зверств — задействования армии и стрельбы из пулеметов, жарких стычек, взятия заложников, подлежащих смертной казни, — была собрана всего сотая часть урожая123. Власти признали, что политика организации налетов на деревню потерпела поражение, введя 11 января 1919 года «продовольственную разверстку», при которой конфискация всех излишков заменялась нормой зерна, подлежавшей сдаче каждым крестьянином. Нормы эти определялись исходя из потребности государства и без учета способности производителя поставить данное количество хлеба. Чтобы обеспечить своз зерна, правительство обратилось к татаро-монгольской практике обложения данью областей и районов, которые сами должны были определить количество свозимого хлеба для каждой деревни и общины. Последние, таким образом, оказывались связанным круговой порукой по выполнению обязательств. Система эта, в которой наблюдался кое-какой порядок, была вначале предназначена для сбора хлеба и фуража, но вскоре распространилась на все виды продовольствия. За продукты, сданные государству, крестьянин получал деньги, но купить на них ничего не мог: в 1920 году Ленин со смешком рассказал посетившему его Бертрану Расселу, как правительство заставило мужика взять «крашеную бумагу» в уплату за хлеб124. [«Когда я спросил его [Ленина] о социализме в сельском хозяйстве, он с энтузиазмом объяснил, как ему удалось восстановить бедных крестьян против богатых «<...> и они скоро стали вешать их на ближайшем дереве — ха! ха! ха!» — От его гогота при рассказе об убитых у меня кровь застыла в жилах» (Russell В. Unpopular Essays. N.Y., 1950. P. 171).]. Но всего через два года, весной 1921-го, Ленин, говоривший, что скорее уморит всех голодом, чем введет свободную торговлю хлебом, вынужден был уступить, сделав шаг назад и отказавшись от монополии на хлеб.
Не удалось властям и развязать гражданскую войну в деревне. «Богатеи» и «беднота», составлявшие меньшинство, растворились в подавляющей массе «середняка», и никто из них не хотел принимать участия в братоубийственной войне. По словам одного историка, «кулак стоял за деревню и деревня за кулака»125.
Через два месяца большевики поняли свою ошибку. 17 августа 1918 года Ленин и Цюрупа издали указ, в котором содержалась установка на борьбу за середняка и на объединение его с беднотой в борьбе против кулачества126. Ленин многократно утверждал впоследствии, что большевистская власть не воевала против середняка127. Но подобные словесные уступки немногого стоят, если вспомнить, что у середняка был хлеб, а стало быть, он и явился главной жертвой большевистской «войны за хлеб».
Большевистская аграрная политика совершенно сбила крестьян с толку. Они поняли в свое время, что «революция» дала им «волю», или анархию, а это для них в первую очередь означало освобождение от всяких обязательств перед государством. Повсеместно слышались крестьянские жалобы: «Обещали всю землю отдать, податей не собирать, солдат не брать, а теперь что?»128 Обязанности, возложенные на них коммунистическим правительством, оказались гораздо обременительней, чем при царизме: по подсчетам, приводимым в коммунистических источниках, они были примерно в два раза тяжелее, поскольку состояли не только в уплате налогов, но и в принудительном труде и поборах; самой изнурительной оказалась обязанность рубить и вывозить лес129. Язык «суцилизма», который им пытались навязать городские агитаторы, был, с точки зрения крестьян, полной тарабарщиной, и они поступали с ним так, как поступали всегда в подобных случаях: заменяя непонятные слова на предельно ясные. Со временем крестьяне стали подозревать, что их обвели вокруг пальца. Однако, наивно полагая, что они незаменимы и потому неистребимы, они положили держаться до конца. Пока же здравый смысл подсказывал крестьянину: если нельзя продать хлеб на рынке за свою цену, нечего производить излишки. Это привело к неукоснительному снижению производства хлеба и, в свою очередь, явилось одной из причин голода 1921 года.
