Про неурожайные годы сама природа учредила на Черноморье запасные магазины кормов, большая часть которых замкнута, однако ж, для худоб, на все время, пока будет оставаться отворенным храм Януса на границе. Это плавни, или глубокие болотистые займища, загроможденные всяким растительным хламом, на который нет засухи и неурожая и которым можно не побрезговать в нужде. Плавни Кубани, как театр линейной казацкой войны, — театр с самым слабым освещением, — неприступны для мирных стад и табунов. Но в другие плавни, отодвинутые от линии и от хищничества горцев, крупные худобы приходят искать спасения от голодного мору. Особенно сбиваются они в низовьях Протоки и около заливов Ахтарского и Бейсужского. И тогда сходятся на одной черте два, столь различные, промысла — худобоводство и рыболовство. Чем пользуясь, мы перейдем к рыболовству.
В морских и речных угодьях Черноморья ловятся: осетр, как величали его сластолюбцы Древнего Рима, юпитеров мозг; севрюга, визг, или шип — помесь осетра и севрюги; белуга, сула, иначе судак; чебак, иначе лещ; тарань, сазан, населяющий лиманные и речные воды и поражаемый слепотой, когда буря или охота странствовать завлекут его в горько-соленые пучины моря; сом, долговечный жилец кубанских суводей; сельдь, редкий гость восточных берегов Азовского моря, селява или шамая, рыбец, кефаль, которой икра высоко ценится константинопольскими греками; камбала [21]; тучный скат (rasa pastinaca) и дельфин.
Как около пастбищ, хищный зверь, так около рыболовных вод промышляет шумными стаями хищная птица: пеликан (баба-птица), баклан, цапля, нырок и мартышка — martin pecheur. В нравах этих крылатых рыболовов подмечаются черты, достойные внимания естествоиспытателя, или, по крайней мере, естествонаблюдателя. Пеликан и баклан, соперники по ремеслу, отличаются, к удивлению, дружбой и взаимной услужливостью. Когда, при холодном ветре и пасмурной погоде, рыба сбивается в колоды и опускается ко дну; когда тяжелый и важный пеликан безуспешно погружает в мутные волны свой нос, длинный и закругленный, как щипцы кузнеца, тогда проворный и ловкий баклан ныряет на дно, выносит оттуда добычу и поделяется ею с своим высокостепенным, но голодным соседом. После завтрака благодарный пеликан принимает под свое широкое и теплое крыло и обогревает промокшего до костей водолаза. Увидав из камыша эту странную чету: неподвижного, невозмутимо-важного пеликана в огромном жабо, и торчащую из-под его крыла вертлявую голову баклана с красными, плутовскими глазами, охотник позабудет о выстреле и покатится со смеху. Вот они: меценат и сочинитель похвальных од — в перьях! И не правда ли, что человеку стоит только заменить своим разумным покровительством приютное крыло тяжелой птицы, чтоб сделать баклана для рыболовства тем же, чем делаются на рукавице охотника сокол и ястреб для птицеловства? Если верить путешественникам, — да как же, впрочем, им и не верить? — в Китае действительно существует подобный род рыболовной охоты.
Во всех рыболовных местах, лежащих в черте морских, приморских и речных вод, находится рыбопромышленных заведений, называемых забродами, более 300. Из них рыбоспетных заводов до 200. По этим заведениям действует: кармаков, или крючьев 700 тысяч, волокуш 80, неводов 30 (самая большая длина невода тысяча сажен), сетей 500, лодок разной величины и под разными наименованиями, как-то: дубов, баркасов, дощаников и каюков 300 и рыбаков 3000 человек. На приготовление рыбы потребляется до 200 тысяч пудов соли в год [22].
Рыболовный завод составляют: помещение для рабочих, магазин продовольственных и других необходимых для них запасов, амбар для соли, комяги, или солила, устроенные в виде больших закромов, рыболовные снасти и приборы, как-то: для открытых вод — невода, волокуши и кармаки; для гирл, устьев и вообще малых и тесных вод — сети, вентери, сандови и разных родов самоловы; сверх того, для зимних подледных тоней — топоры, ломы, багры, бузлуки — подвязные подковы к сапогам для твердой ходьбы по льду. Производство рыбной ловли посредством показанных снастей общеизвестно. Мы скажем несколько слов о тех только рыболовных способах, которые не везде известны, или которых употребление не слишком обширно. Вот, например, способ, составляющий скорее удальство охотника, чем работу промышленника, и подходящий к тем способам, какими китов ловят.
В безоблачные летние дни, при совершенном спокойствии в воздухе и на море, морская рыба, преимущественно белуга, подходит к устьям рек и гирлам лиманов «обмывать жабры пресной водой» [23], и, всплывая на зеркальную поверхность взморья, приходит в неподвижное, сонное состояние. Вооружась сандовями, то есть железными трезубцами, насаженными на шесты, к которым прикреплена длинная бечева, ловкие рыболовы тихо подплывают на лодках к дремлющим рыбам и, сколько есть силы, пускают в них сандовями. Ощутив удар, рыба стремительно идет в глубину, унося в своем туловище железо сандови, которой привязь между тем свободно попускается с лодки. Чрез короткое время пораженная рыба лишается сил и без труда притягивается к лодке. Этот род рыболовства требует меткости и силы в ударе (здесь-то казацкая рука наметывалась когда-то на удары пикой) и глубокой тишины в подъезде: не только от малейшего шума, всплеска, но даже от тени, упавшей от лодки на поверхность воды, рыба пробуждается и, встрепенувшись, исчезает в морской пучине.
В Таманском заливе ловят рыбу камбулу с помощью огня. Выбрав темную и тихую ночь, отправляются на промысел в двух лодках, между которыми, от борта одной до борта другой, протянута при самой поверхности воды рогожа. На лодках зажигается яркий огонь. Рыба всплывает на свет, вспрыгивает над водой и падает на рогожу, а оттуда, разумеется, поступает в мешок.
В устьях мелких степных речек большими количествами ловится по весне тарань. Эта скромная рыба, приготовляемая впрок, составляет для казака такую же насущную потребность в быту домашнем, как добрый друг русского воина сухарь в быту походном. Вяленая и копченая тарань расходится, с весны, сотнями тысяч по всему Черноморью и составляет запас здоровой пищи для косарей на время летних постов. Для лова тарани употребляется вентерь [24]. Это огромный самолов, устроенный из нити и обручей так, что зашедшая в него нехитрая и смирная рыбка, какова тарань, не может найти обратного выхода. Тарань в море то же, что овца на суше: стоит только одной войти с простоты в самолов, за ней ввалится целый табун. Вентеря ставятся один за другим, вдоль речного устья. От каждого из них раскинуты на обе стороны крылья, направляющие рыбу в ловушку. Рыба идет сперва вверх, против течения реки, стало быть из моря в степь, а потом, когда вымечет икру, отходит назад в море, уж по течению реки. В первом случае она называется «ходовик», а в последнем «утекач». Само собой разумеется, что ходовик наполняет вентеря передние, а утекач, в свою очередь, задние, делающиеся передними. В средние же ставки попадает лишь то, что не попало ни в передний, ни в задний вентерь. По-видимому, средние ставки должны быть самые невыгодные. Но как они, по своему серединному положению, не остаются без дела ни при наступательном, ни при попятном походе рыбы, то двойной, хотя и умеренный лов приводит их выгоды в равновесие с выгодами крайних ставок. Горациева златая средина и здесь не остается в накладе. Однако в отклонение споров да перекоров, рыболовы разбирают места для вентерных ставок по жребию.
Чернь морских рыб — тарань никогда не поступает на рыбоспетные заводы. Легионы ее, попадающие в морские неводы и волокуши, выпускаются обратно в море или отдаются за дешевую цену, прямо из волокуш и неводов, жителям приморских куреней и поселков. Сотни семейств, не имеющих достатка для производства лова собственными средствами, являются к чужим тоням с подвижными солилами и, забирая тарань из снастей, солят и спеют (сушат. — Примеч. ред. ) ее мелкими партиями. Этот второстепенный промысел называется «толовирством». Само собой разумеется, что забродчик смотрит с некоторым неуважением на толовирщика, который является с поклоном только туда, где есть удача; а от несчастливых тоней идет дальше, как муравей от пустой житницы.
Все рыбопромышленные воды принадлежат войсковой казне и отдаются на откуп, от которого получается дохода в год 82 тысячи рублей [25].
Лов рыбы разделяется, по числу годовых времен, на четыре периода: «весняный», с ранней весны до мая; «меженный», с мая до сентября; «просольный», с сентября до замерзания заливов и взморьев, и «подледный», от замерзания до вскрытия лиманных и морских вод. Первый из этих периодов, начинающийся в минуту пробуждения от зимнего замиранья всех жизненных сил природы, разлития рек и вторжения пресных вод в морские лиманы, составляет золотое время для рыболовов. Тогда белая морская рыба подходит к берегам для помета икры; она ищет теплых, мелких и спокойных вод, и несметными полчищами заходит в ерики и лиманы, в эти естественные садки и ловушки. Противоположную крайность представляет период меженный. Рыба перемежается, заброды пустеют, и немногих забродчиков, остающихся верными своим мрежам, народная поговорка относит к разряду людей сомнительного трудолюбия: «на межень иде лежень».
