Выбор царским правительством служилого дворянства, как своей опоры, был естественным в тех обстоятельствах.
Дворянство издавна окружало престол, являлось одной из главных военных сил страны, его представители назначались на административные должности. Ошибка состояла в тех средствах, которыми было решено вознаграждать дворян за службу и оплачивать их лояльность власти.
С давних пор существовало два способа для содержания дворянской конницы — раздача поместий и денежное жалованье. Как правило, они дополняли друг друга, причем если наделение поместной землей с крестьянами было обязательным, то деньги всегда служили вспомогательным средством. Но в XVII веке такая архаичная система изжила себя почти повсеместно. Армии большинства стран Европы, и даже в Турции, включая элитные части, содержались на денежные средства, выплачиваемые из казны. В России заметно проявлялась такая же тенденция.
Военные силы Московского государства, по росписям 1651 года, состояли из следующих основных категорий: стрелецких полков 44 486 человек, казачьих отрядов 21 124 человека, драгунов 8107 человек, служилых татар 9113 человек, пушкарей 4245 человек, иноземцев 2707 человек, еще нескольких малочисленных групп и, наконец, дворянской конницы — 39 408 человек. Общая численность московской армии этого времени немного превышала 133 тысячи ратных людей{23}.
Из данных видно, что служилые люди «по отечеству», как именовались дворяне и дети боярские, составляли только около 30% от всего числа вооруженных сил. Во второй половине века, к 1662 году доля дворянского войска в русской армии сократилась до 15%!{24} Вся остальная армия, за редким исключением, вроде «поместных» казаков, стрелецких начальников и т.д., существовала исключительно на денежном жалованьи. Но и среди самих дворян немало оказывалось тех, кто получал за службу только деньгами. Далеко не все члены «поместной» конницы были, собственно, помещиками. В ее рядах год от году все увеличивалось число мелкопоместных или вовсе безпоместных дворян. А те, кто обладал «поместьем», часто не имели в нем ни одного крестьянина, так что были вынуждены или сами заниматься сельским трудом, или оставлять земли в запустении.
В наиболее тяжелом положении находилось провинциальное дворянство. По данным дворянского смотра 1675 и 1677 годов, в среднем на каждого из помещиков южных городов приходилось менее одного тяглого двора. Положение в других областях было почти таким же{25}. Имея недостаток средств, «благородные» господа являлись на службу, вооруженные слишком пестро — дедовские и прадедовские кольчуги и сабли с луками имели те, кто еще считался «исправным» воином. Некоторые приходили в полк с рогатинами или вилами, а иные — вовсе безоружными и бесконными.
Единственным средством существования для таких ратников могли быть деньги, но их выплачивали нерегулярно, чаще только в походе, да и то с постоянными задержками.
И вот в таких обстоятельствах правительство, одной из глав Соборного Уложения, окончательно укрепляет крестьян за помещиками. Совершенно очевидно, что никакими нуждами страны, в том числе военными, это решение объяснить нельзя. Поместная конница составляла едва одну треть всей армии государства, причем ко времени Уложения — далеко не самую боеспособную ее часть. И большинство бедных «помещиков» нуждались в первую очередь в деньгах, а не в землях и крестьянах. Крестьяне также были бедны, и прежде чем получать доход от их труда, им самим следовало оказывать помощь, материальную поддержку, да еще следить, чтобы они не убежали всей деревней к богатому соседу-боярину или на вольные окраины государства. Для разоренных господ и такая благотворительность, и такой контроль были совершенно невыполнимыми задачами.
Прикрепление крестьян было выгодно только довольно немногочисленной группе состоятельных дворян, в основном московских, которые и должны были стать для правительства главной опорой, своего рода полицейским корпусом.
Руководствуясь интересами этой группы и соображениями собственной безопасности, а также в целях утверждения полицейского порядка в государстве, правительство царя Алексея Михайловича создало в России крепостное право. Тем самым оно законодательно и на практике утвердило одну из самых негативных тенденций социального развития страны.
Значения произошедшего, а тем более его последствий, не поняли сразу и не умели предвидеть ни крепостники, ни само правительство. Авторам Соборного Уложения и его современникам показалось бы дурной шуткой, если бы им сказали, что спустя всего чуть более чем полвека русских православных крестьян начнут продавать на рынках русских городов, как скотину, что они потеряют всякую правоспособность и окажутся на своей родине в положении бессловесных рабов, которым запретят под страхом казни даже подавать жалобы на своих господ.
Крепостной крестьянин эпохи Уложения еще не жалкий бесправный изгой времен Российской империи, у которого отнимут вскоре даже право присяги, а член общества. Он защищен законом от посягательств на свою жизнь и честь. Помещик, по вине которого погибал крестьянин (что в XVII веке случалось только как исключение), — подлежал смертной казни{26}. Крестьянин еще мог жаловаться на господские притеснения и, в случае подтверждения своего обвинения, получал компенсацию из господского имущества{27}.
Но все-таки много признаков говорило за то, что прежнее положение крестьянина, как вольного работника на государственной или частной земле, принципиально и невозвратно изменилось. Собственно, суть прикрепления крестьян по Уложению состояла в том, что глава 11 запрещала им покидать те местности, в которых застала их последняя перепись. Раньше закон разрешал беспрепятственную перемену не только места жительства, но и рода занятий при условии отсутствия каких бы то ни было задолженностей или невыполненных обязательств. Теперь вздумавших уйти свободных людей предписывалось разыскивать и насильно возвращать обратно. Причем если раньше ответственным лицом выступал только глава крестьянского семейства, и только к нему могли быть направлены претензии бывших владельцев и прочие взыскания, то отныне предписывалось возвращать вместе с крестьянами «и их братью, и детей, и племянников, и внучат с женами и с детьми и со всеми животы, и с хлебом стоячим и с молоченым отдавать из бегов тем людем, из-за кого они выбежат, по переписным книгам, без урочных лет».
Отмена «урочных лет» означала, что, в отличие от прежних законов, ограничивавших для владельцев срок, в течение которого они могли разыскивать своих беглых крестьян, отныне такие ограничения отменялись, и беглецы подлежали выдаче в любое время, когда будут найдены господином, пока живы он или их потомки.
Поместье в Московском государстве всегда было пожалованием земли, населенной лично свободными государственными крестьянами, во временное пользование и для содержания человека, несущего военную или гражданскую службу. Даже собственники наследственных имений — вотчин — были прежде всего владельцами земли, для обработки которой нанимали работников — вольных крестьян, составляя с каждым индивидуальный договор, в котором учитывалось множество условий и взаимных обязательств. В более ранние времена право свободного крестьянского «выхода» от помещика или вотчинника оговаривалось в княжеских грамотах наряду с правом дружинников и бояр оставлять князя и переходить на службу к другому{28}. После Уложения 1649 года прежние землевладельцы все отчетливее начинают превращаться в душевладельцев, полновластных распорядителей уже не только трудом, но и жизнью своих работников, которых застали на их землях государевы писцы. Ни точные обязанности крепостных своим владельцам, ни пределы помещичьей власти не были четко определены законом, открывая тем самым возможности для безграничного господского произвола.
Уложение царя Алексея, декларируя надсословность и справедливое отношение ко всем жителям государства, в действительности прямо нарушило права большинства граждан и произвело настоящий государственный переворот, последствия которого проявились во всей полноте спустя несколько десятилетий — в начале следующего столетия.
В середине века, почти одновременно с закрепощением крестьян, в Московском государстве произошла еще одна реформа, на этот раз в области церковной жизни. Она также имела серьезные негативные последствия, которых, как представляется, не ожидали и не предвидели ее создатели. Результатом произведенных тогда преобразований стало значительное повреждение основ русского Православия, насчитывавших к тому времени почти семьсот лет.
