Файф: Это было 29 марта, и вы говорили Трибуналу несколько минут назад о своем стремлении к миру. Вы узнали через очень короткое время о том, что нечего было рассчитывать на мероприятия мирного порядка, не правда ли? Вы помните об этом? Вы помните, когда Гитлер раскрыл вам, что он ведет военную подготовку к захвату Чехословакии той осенью?
Риббентроп: Гитлер очень мало говорил со мной о военных делах. Такого сообщения я не помню, но мне, конечно, было известно о том, что фюрер принял решение в определенные сроки решить эту проблему, и по опыту, полученному Германией в прошлом, ему было ясно, что, может быть, придется прибегнуть к каким-либо военным мероприятиям для того, чтобы подкрепить свои требования.
Файф: Обратитесь к странице 31 вашей документальной книги. Это цитата из речи Гитлера в январе 1939 года. Он говорил: «В связи с этой нетерпимой провокацией, которая приняла еще более определенные формы в поистине позорных преследованиях и терроре в отношении наших немцев, проживающих там, я пришел к решению окончательно и радикально разрешить судетскую проблему. 28 мая я дал приказ, это был первый приказ о подготовке военных мероприятий против этого государства — то есть Чехословакии, которые должны были быть закончены ко 2 октября. Я приказал решительно и быстро завершить подготовку нашего фронта обороны на Западе».
Я хочу вам напомнить об этом, так как 28 мая состоялось совещание, и об этом есть собственное замечание Гитлера. Он сказал: «Моим непреклонным желанием является стереть Чехословакию с карты мира». Вы теперь, быть может, вспомнили об этом совещании 28 мая?
Риббентроп: Мне кажется, что здесь я видел документ, относящийся к этому совещанию, но я не припоминаю этой встречи.
Файф: Кажется, капитан Фриц Видеманн был еще адъютантом фюрера в то время; это было до его отъезда за границу. Он говорил, что вы были там. Вы отрицаете это?
Риббентроп: Я видел это, но считаю, что это ошибка Видеманна.
Файф: Итак, вы думаете, что вы там не были?
Риббентроп: Я предполагаю, что это ошибка. Я не помню этой встречи. Точно я не могу сейчас сказать. Вообще меня Гитлер не привлекал к решению военных вопросов. Но я знал, что поговаривали о том, будто фюрер в течение 1938 года принял решение, как он сам говорил, о том, чтобы отстоять права судетских немцев, и о том, что он именно с этой целью проводил военную подготовку. Это мне было известно, но в какой форме и в каком объеме это проводилось, — этого я не знаю.
Файф: Другими словами, ваша точка зрения такова: вы знали, что военные приготовления производились, но вы не знали деталей того, что нам сейчас известно под названием «плана Грюн».
Риббентроп: Нет, подробности мне были неизвестны.
Файф: Во всяком случае, вы знали достаточно для того, чтобы обсуждать с представителями иностранных держав возможный ход развития возможной войны. Посмотрите на страницу 34 — это заметка о беседе с итальянским послом. Я не знаю, кто из ваших официальных лиц принимал участие в этой беседе, но я хочу, чтобы вы взглянули на этот документ. Это запись от руки с грифом: «Для рейхсминистра, лично»: «Аттолико затем заметил, что мы действительно безошибочно показали итальянцам наши намерения в отношении чехов».
Если вы взглянете на дату, то увидите, что это было 18 июля. Затем вы увидите, месяцем позднее, заметку, подписанную, кажется, лично вами 27 августа: «Аттолико нанес мне визит. Он получил новые письменные директивы от Муссолини с просьбой, чтобы Германия своевременно сообщила возможную дату нападения на Чехословакию. Муссолини просил о таком уведомлении, как Аттолико уверил меня, для того, чтобы иметь возможность своевременно принять необходимые меры на французской границе. Я ответил послу Аттолико, так же как это было однажды в прошлом, что я не могу назвать ему какую-либо дату, но что, во всяком случае, Муссолини будет первым, кого информируют о любом решении».
Так что вполне ясно — не правда ли? — что вам было известно о том, что общая подготовка Германии к нападению на Чехословакию началась, но дата конкретно еще не была указана, имелось лишь общее указание Гитлера о завершении подготовки к началу октября. Таково было положение в июле и августе, не правда ли?
Риббентроп: В августе в отношениях между Германией и Чехословакией в связи с этой проблемой уже возник кризис, и было ясно, что в это время уже задумывались над тем, чем окончится этот кризис, и этот документ свидетельствует о том, что я говорил с итальянским послом, что в случае, если этот кризис перерастет в военную операцию, безусловно, об этом заранее будет сообщено Муссолини.
Файф: И Муссолини должен был быть готов продемонстрировать на французской границе свою готовность помочь в осуществлении ваших военных планов. Это так?
Риббентроп: Это написано в документе. Об этом я ничего не знаю. Может быть, это сказал Аттолико. Если здесь это записано, — значит, он это сказал.
Файф: Теперь обратитесь примерно к тому же самому времени (страницы 36—38). Это отчет о вашем совещании с венгерскими министрами Имреди и Каниа, и мне хотелось бы в интересах времени, чтобы вы попытались ответить на этот общий вопрос. Пытались ли вы во время этой беседы с Имреди и Каниа обеспечить готовность венгров к нападению на Чехословакию в случае, если война разразится?
Риббентроп: Я не помню точного содержания документа. Разрешите мне еще раз прочитать его. Может быть, я смогу ответить по памяти. Я не знаю точно, что написано в документе, но я помню, что тогда кризис уже начался и, вполне естественно, что ввиду возможности военного конфликта, в связи с судетской проблемой, Германия и устанавливала бы в какой-либо форме связь с пограничными государствами. Это само собой разумеется.
Файф: Но вы зашли несколько дальше установления связи с ними, не правда ли? Документ гласит в конце шестого абзаца: «Фон Риббентроп повторил, что все, стремящиеся к пересмотру данного вопроса, должны использовать удобный случай и принять в нем участие».
Риббентроп: Да, это как раз совпадает с тем, что сказал я. Я не знаю только, был ли таков ответ. Но совершенно очевидно, что в тот момент, когда я беседовал с этими господами, такая возможность конфликта была налицо. Это я помню. Совершенно очевидно также и то, что в таком случае было необходимо согласовать наши интересы. Я хотел бы упомянуть еще один момент, а именно, что Венгрия всегда самым тягостным для себя пунктом из условий мирного договора считала отторжение территорий на севере и была в них, конечно, очень заинтересована.
Файф: Вы были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы предложить пересмотр вопроса? Взгляните на два последних абзаца. Они озаглавлены: «29-го числа». В вашем документе — это страница 38. Они начинаются так: «В отношении военной готовности Венгрии в случае германско-чешского столкновения Каниа упомянул несколько дней назад, что его стране потребуется один-два года для того, чтобы развить соответствующим образом военную мощь Венгрии. Во время сегодняшнего разговора Каниа внес поправку в это замечание и сказал, что военное положение Венгрии значительно улучшилось и что в отношении вооружения его страна будет готова принять участие в столкновении к 1 октября текущего года». Понятно? Я хочу сказать вам, что ваша позиция была совершенно ясна. Прежде всего вы подчинили судетских немцев своему контролю. Затем вы узнали от Гитлера, что велись военные приготовления, затем вы привлекли к этому итальянцев, затем венгров. Вы привлекли всех, кто был готов к наступлению на Чехословакию. Вот о чем я сейчас вам говорю. Я хочу, чтоб вам это было совершенно ясно.
Риббентроп: Разрешите мне ответить на этот вопрос. Я уже говорил, что партия судетских немцев не находилась под моим контролем. А в общем я стоял и стою на той точке зрения, что судетские немцы на основании провозглашенного в 1919 году права народов на самоопределение пользовались основным правом решить, к кому они хотят присоединиться. Когда Гитлер пришел к власти, это стремление присоединиться к империи стало очень сильным, и Гитлер решил разрешить эту проблему либо дипломатическим, либо иным путем. Это было совершенно ясно. Я лично принял все меры к тому, чтобы эта проблема была разрешена дипломатическим путем, но, с другой стороны, я делал все для того, чтобы создать такую ситуацию, которая позднее и привела к Мюнхену.
Файф: Вы прекрасно знали о «плане Грюн», не правда ли? О том, что военные планы Гитлера охватывали покорение всей Чехословакии, не правда ли?
Риббентроп: Нет, этого я не знал, и что касается германо-судетской проблемы, то нужно сказать, что королевское британское правительство само заключило в Мюнхене это соглашение, и эта проблема была разрешена так, как я этого хотел с точки зрения немецкой дипломатии.
Файф: Я напоминаю вам о том, что «план Грюн» и гитлеровские планы в этом вопросе стали известны правительству Его Величества лишь только по окончании войны, после того, как этот документ был захвачен нами в качестве трофейного материала. Но я вас спрашиваю о следующем: вы говорите, что, будучи министром иностранных дел империи, вы не знали об этих военных планах, о том, что предполагался захват всей Чехословакии? Вы это утверждаете? И вы хотите, чтобы Трибунал вам поверил?
