Есть и еще противоречие. Как может быть человек создан по образу и подобию Божьему, если образ Бога невообразим и потому находится под запретом?
В то же время идея человека, задуманного по божественному образцу, является столь же ключевой в религии, что и запрет идолов-кумиров. В каком-то смысле на ней базируется религиозная мораль, целая структура основополагающих принципов. Ведь если человек олицетворяет образ Божий, то он и принадлежит Богу; эта концепция позволяет человеку усвоить, что он не является полноценным и постоянным владельцем даже самого себя, не говоря уже о чем-нибудь еще, что досталось ему от щедрот Господних. Тело находится в его временном пользовании, и он отвечает перед Богом за все, что он с ним и при его помощи делает. Но из того же принципа следует, что к телесной оболочке человека следует относиться с почетом и уважением. У этой оболочки существуют неотъемлемые права. На самом деле кодекс Моисея представляет собой свод не только обязанностей и запретов, но и прав, хотя и в эмбриональной форме.
Более того: кодекс – простейшая декларация равенства. По образу Божьему создан не только Человек вообще как категория; то же можно сказать и про всех людей по отдельности. В этом смысле все они равны, причем это равенство не отвлеченно-умозрительное. Оно реально во вполне практическом смысле: все израильтяне равны перед Богом, а потому равны и перед законом. Справедливость существует для всех, какие бы ни существовали формы неравенства. В кодексе Моисея в явной и скрытой форме фигурируют различные виды привилегий, однако по основополагающим вопросам они не дают преимущества какой-либо категории верующих. Принятие завета – дело всех; это популярное, даже демократическое решение.
Таким образом, израильтяне создавали новый тип общества. Позднее Иосиф пользовался термином «теократия», определяя ее следующим образом: «весь суверенитет находится в руках Бога». Мудрецы называли это «взвалить на себя ярмо царства небесного». У израильтян могли быть должностные лица различной иерархии, но правили они «по доверенности», ибо Бог создал закон и постоянно вмешивался, чтобы обеспечить его соблюдение. Тот факт, что правит Бог, фактически означает, что правит закон. И поскольку все несли равную ответственность перед законом, система впервые позволила реализовать на практике двойное преимущество принципа, в соответствии с которым обществом правит закон и все перед ним равны. Филон называл это «демократией», считая ее «лучшей из конституций, обеспечивающих законопослушность». Однако он не понимал под демократией власть всего народа; он определял ее как форму правления, которая «уважает равенство и имеет закон и справедливость для правящих». Пожалуй, еврейскую систему точнее было бы назвать «демократической теократией»; в сущности, именно ею она и была.
В эпоху Моисея израильтяне укрепляли и развивали тенденцию, о которой мы уже говорили, что она являлась подрывной с точки зрения существовавшего строя. Они были угнетенным народом, который поднялся против своего египетского владыки, олицетворявшего самую древнюю и автократическую монархию в мире. Они удалились в пустыню, где обрели свои законы, собравшись на склоне горы (а не в каком-либо давно сформировавшемся городе), обрели их от неистового вождя, который не потрудился даже провозгласить себя царем. Нам не известно точное расположение моисеевой горы Синай. Не исключено, что это какой-либо из действующих вулканов. Нынешний Синайский монастырь всегда был христианским; он наверняка не моложе IV века н.э., а может быть, еще на пару веков старше. Но даже и в этом случае он возник через 1450 лет после того, как Моисей спустился с этой горы. Представляется вероятным, что, после того как израильтяне осели в Ханаане, гора Синай для нескольких поколений оставалась местом паломничества. Однако традиция постепенно иссякла, место было забыто и вряд ли ранние христиане пришли именно сюда. Тем не менее, это полное драматизма место со всей его яростной и ужасной красотой полно своеобразного поэтического очарования. Это прекрасная декорация для акта, которым начинается формирование революционного народа, не признававшего современных ему городов, власти и богатства и способного осознать, что возможен уровень морали выше, чем в окружающем мире. Позднее в словах, исполненных драматизма, Моисей выразил еврейское чувство предельной беспомощности страждущего слуги Господня, который должен в конечном итоге победить; и еще позднее еврейский сектант Святой Павел вопрошал: «Не Господь ли обратил в глупость мудрость мира?» и цитировал Священное Писание: Ибо написано: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». Но весна этой традиции пришлась на Синай.
С их большим опытом пришельцев и поселенцев для израильтян исход из Египта и блуждания в пустыне и горной стране Синай не представляли ничего особенно нового. Однако этот эпизод, продолжительностью около полувека, в их глазах подтверждал их уникальность, парадоксальность и обособленность. Достойно удивления, как отмечал еврейский историк Сало Барон, что Бог, которому они поклонялись, несмотря на свое явление на горе Синай, оставался вездесущим, как во времена Авраама: то он поселился в ковчеге, своего рода большой и сложной конуре, то присутствовал в шатре, то действовал, оказывая влияние на результат жребия. Это понятие блуждающейся сути существовало уже во времена Храма, и идея, что у Бога нет постоянного места пребывания, легко возобновилась после падения Храма и была впоследствии повсеместно принята в иудаизме. Она довольно естественно вписывается в еврейские понятия универсального, вездесущего, но невидимого Бога. Она также отражает уникальную приспособляемость нации, потрясающую ее способность быстро пускать корни, выдергивать их и затем укореняться на новом месте, достойное восхищения упорство в достижении цели независимо от окружения. Как писал Барон, «краеугольным камнем еврейской веры и практики была скорее религиозная и этническая мощь их стойкости, чем политическая мощь экспансии и завоеваний».
Тем не менее, необходимо вновь подчеркнуть, что израильтяне, хотя и не были слишком усидчивыми, все же не являлись пустынными кочевниками ни по своей природе, ни по склонности. Даже их бродяжничество по Синаю не носило по-настоящему кочевого характера. Основная часть рассказов об Исходе, охватывающих промежуток в тридцать семь лет, концентрируется вокруг завоевания Кадеша (Кадеса), который был богат, в том числе и водой, и принадлежал амалекитянам. Были попытки идентифицировать и некоторые другие географические пункты, фигурирующие в Исходе. Однако все эти часто предпринимаемые (и, разумеется, интересные) попытки воспроизвести на карте синайский маршрут – всего лишь догадки. Существует интересная гипотеза, что племя левитян, к которому принадлежал сам Моисей и которое вскоре стало претендовать на исключительное право быть священнослужителями, первым поселилось в Кадеше и выработало новую религию. Другие племена к этому времени уже были в Ханаане. Последними пробились в Землю Обетованную племя Иосифа (из Египта) и кадешские левитяне, которым Моисей уготовил судьбу быть инструментом яростного насаждения культа Яхве. Под их динамичным напором возникло новое израильское общество, катализатором чего послужила религия. Все это возможно, но, увы, недоказуемо.
Начиная с момента прихода в Ханаан и последующего его завоевания историческая картина начинает все более и более проясняться, тем более что все новые археологические открытия подтверждают и дополняют библейские записи. Книгу Иисуса Навина, прозванного впоследствии первым великим полководцем израильтян, можно считать в основном историческим документом, хотя и с важными оговорками. Иисус, сын Навин из племени Эфраима, возглавлял у Моисея службу безопасности; на Синае он был его телохранителем и командовал охраной его шатра. Его военная репутация возникла в результате отчаянной схватки с бандой шейха Амалика, на которую наткнулись в Рефидиме во время странствий по пустыне. Моисей приказал Иисусу «пойти сразиться амаликитянами», сам же он стоял «на вершине холма с жезлом Божьим в руке». Аарон и Ор поддерживали руки престарелого пророка, воодушевляя воинов, «и были руки его подняты до захождения солнца». «И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча». Перед своей смертью Моисей передал власть Иисусу, «поставив его… пред всем обществом» на торжественной публичной церемонии. Этот акт сделал его одновременно пророком и военачальником: «И Иисус, сын Навин, исполнился духа премудрости, потому что Моисей возложил на него руки свои».
Так Иисус начал и в значительной степени осуществил завоевание Ханаана. Возможно, он командовал не всеми израильтянами, по крайней мере, вначале. Он не проводил полномасштабного вторжения. Большая часть колонизации происходила в результате инфильтрации либо укрепления положения вассальных племен, которые, как мы видели, закрепились в таких городах, как Шехем. Но случались и многочисленные стычки и длительные осады. Технически цивилизация жителей Ханаана находилась на более высоком уровне, чем у израильтян, и обладала гораздо более совершенным оружием и городами с прочными каменными постройками. В израильском завоевании есть некая атмосфера безрассудства, и это помогает объяснить, почему израильтяне были так безжалостны при взятии городов.
