К весне 1867 г. реставрация ротонды и ремонт сенатского здания были окончены, и великолепная круглая зала предстала во всем своем величии и красе, невольно соединяя воедино память основательницы этого здания Екатерины II и возобновителя Александра II. Отголоском этого впечатления было пожелание, высказанное еще в 1866 г., чтобы в одной из двух ниш была поставлена мраморная статуя Екатерины. «В другой же, – писал автор предложения, – следует воздвигнуть мраморную статую… Кому? Про то знает чувство благоговейной признательности каждого русского»[76]…
Этому трогательному желанию увековечить мраморным изваянием память творца нового суда суждено было осуществиться впоследствии, хотя и при других и притом весьма печальных обстоятельствах, служащих контрастом тому радостному и бодрому настроению, которым встречено было открытие нового суда. Из учреждения излюбленного и сосредоточившего на себе самые дорогие чаяния русского народа и общества, каким новый суд был в 60-х гг., он перешел в 80-х гг. в разряд учреждений только «терпимых», но нежеланных… Против ниши, где находится портрет Екатерины II, в другой нише был открыт 23 апреля 1884 г. мраморный памятник Александру II, сооруженный чинами судебного ведомства. О печальных обстоятельствах, сопровождавших открытие памятника, может дать понятие статья, появившаяся в этот день в «Московских Ведомостях». Усмотрев на белом мраморе изваяния «кровавые пятна», литературный временщик М. Н. Катков, уверенный в своей безнаказанности, имел чудовищную дерзость поставить в вину новому суду эти «кровавые пятна». Воистину то было saevum et infestum virtutibus tempus!..
Но обратимся от этой возмутительной картины наглого издевательства над новым судом к светлому времени зарождения его.
Торжество открытия судебных учреждений в Москве происходило согласно тому же Высочайше утвержденному церемониалу, какой был соблюден и в Петербурге: 22 апреля, накануне открытия нового суда, было совершено в присутствии министра юстиции Д. Н. Замятнина и других высокопоставленных лиц в большой уголовной, ныне так называемой Митрофаньинской (здесь разбиралось известное дело игуменьи Митрофании), зале окружного суда торжественное соборное молебствие с водоосвящением, после которого окроплены были святою водою все помещения нового суда.
На другой день, 23 апреля, происходило в зале судебной палаты торжественное открытие нового суда. Министр юстиции Д. Н. Замятнин занял место за особым столом, имея по правую руку и. д. обер-прокурора общего собрания московских департаментов сената П. Н. Зубова, вице-директора департамента Министерства юстиции Б. Н. Хвостова (†). Вокруг стола заняли места: московский генерал-губернатор генерал-адъютант кн. В. А. Долгоруков (†), высшее духовенство, сенаторы. Впереди стола, лицом к министру, поместился новый судебный персонал: председатели и члены московской судебной палаты (из них в настоящее время остался в судебной палате только Ф. В. Вешняков, занимая в течение 30 лет ту же должность члена палаты)[77] и окружного суда (в настоящее время в составе суда остался только бывший член суда, М. Н. Лопатин, ныне занимает пост председателя департамента московской судебной палаты, и бывший член суда А. И. Вицын, перешедший впоследствии в сословие присяжных поверенных, ныне председатель московского коммерческого суда) и прокурорского надзора (в составе прокурорского надзора находится бывший в 1866 г. тов. прок, окружного суда Ф. М. Громницкий, перешедший впоследствии в адвокатуру, а ныне товарищ прокурора судебной палаты); из других товарищей прокурора: Л. В. Крушинский – присяжным поверенным в Москве, и мировые судьи (из них до сих пор остается в составе мирового института почетный мировой судья: гр. М. С. Ланской (сын известного министра)).
По прочтении Высочайших повелений от 19 марта и 13 апреля 1866 г. об открытии судебных установлений и списка вновь назначенных Высочайшею властью судей, утвержденных Сенатом мировых судей, выбранных Московскою городскою думою, а также списка товарищей прокурора окружного суда, министр юстиции Замятнин произнес речь, в которой, между прочим, высказал следующее: «Государь Император, – сказал он, – утвердив 20 ноября 1864 г. новые Уставы судопроизводства и судоустройства, соизволил признать Уставы эти соответствующими желанию Его водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без которого невозможно общественное благосостояние. Знаменательные, дорогие каждому русскому слова Его Величества, указывающие значение и цель судебного преобразования, должны служить руководством для всех деятелей на судебном поприще; они должны быть особенно памятны вам, господа председатели, члены и прокуроры московской судебной палаты и окружного суда, как удостоившимся счастья быть в числе самых первых, избранных Августейшим нашим Монархом, для осуществления его предначертаний по судебной части. Вновь установленный порядок судопроизводства, – продолжал министр, – обеспечивает легкое и быстрое обнаружение нарушений закона, а дарованная судам самостоятельность дает полную возможность твердо и нелицеприятно охранять святость законов и точное их исполнение»[78].
Затем, обращаясь к московским мировым судьям, министр юстиции выразился так: «Вам, господа, впервые избранным совокупно всеми сословиями в эту важную должность, предоставлен обширный круг деятельности. Вам поручены дела тех именно лиц, которые наиболее нуждаются в скором и правом суде. На вас лежит непременная обязанность поставить должность мирового судьи на ту высокую степень значения, которая предназначена ей священною волею Государя Императора, и сделать из нее краеугольный камень гласного, скорого, правого и милостивого суда. Если вы, избранные Москвою, сердцем России, пойдете рука об руку с судьями, назначенными Державным Главою, то нет сомнения, ваши общие усилия увенчаются успехом, и осуществится желание нашего возлюбленного Монарха: правда и милость будут царствовать в судах».
В том же духе, как министр юстиции, говорили и высшие члены магистратуры, коим приходилось давать первые указания органам суда. Так, председатель департамента московской судебной палаты, покойный А. Н. Шахов (†), при приводе к присяге первых московских присяжных поверенных (из них в сословии оставались к 1889 г. Н. П. Архипов, В. К.Дубровский, А. И.Имберг, Л.Д. Лютер, В. А. Панин, А. И. Тольх, А. М. Фальковский) произнес следующую речь: «Господа! Палате известно, что окружный суд при обсуждении прав лиц, изъявивших желание поступить в число присяжных поверенных, был строг, – разумеется, справедливо строг. Он не только рассматривал ваши письменные документы, но принимал в соображение и сведения, указывающие на личные ваши качества и образ прежних ваших действий. Иначе и быть не могло, потому что одно формальное удовлетворение тем условиям, которые требуются законом для поступления в присяжные поверенные, еще не служит ручательством, что избранный в поверенные будет правдиво и честно охранять интересы своих доверителей. Будучи включены окружным судом в это сословие, вы, господа, значит, удовлетворили всем условиям, значит, вы оказались во всех отношениях вполне достойными состоять в нем. Приступайте же к исполнению ожидающих вас нелегких обязанностей и продолжайте их с честью, и вы заслужите уважение от правительства и от общества, а это есть лучшая награда всякому честному труду»[79].
Для характеристики духа того времени не лишено значения то обстоятельство, что первый председатель Московского окружного суда Е. Е. Люминарский – не путем грозных циркуляров, а в дружеской беседе объяснял вновь образуемому институту судебных приставов их обязанности, стараясь пробудить в них высокое уважение к принимаемому ими званию. Достойный член московской магистратуры, оставивший по себе память судьи честного и безусловно независимого (известно, что он во время посещения суда министром юстиции гр. Паленом встретил его не на крыльце, а занимался у себя в кабинете), сказал судебным приставам следующую речь:
«Гг. судебные пристава! Поздравляю вас с принятием присяги на новую должность. Надеюсь, вы оправдаете ожидания общества и правительства; на вас лежит священная обязанность не только поддержать, но возбудить упавшее ныне доверие к силе и власти суда, – доверие, без которого парализуется и самое отправление правосудия. Необходимость скорого и точного исполнения решений постоянно сознавалась нашим законодательством: начиная с 1721 г. мы находим в указах неоднократные подтверждения блюстителям правосудия как высшим, так и низшим, иметь надзор, чтобы дела вершились не только на бумаге, но чтобы решения безостановочно и скоро были приведены в действительное исполнение. К сожалению, предписания закона по сему предмету весьма часто не исполнялись. Приведение в действие решения в большей части случаев возлагалось на полицию, а полиция, обремененная множеством разнородных занятий, всегда смотрела на приведение в действие судебных решений, как на обязанность второстепенную, исполнение коей можно отложить. Последствия этого вам, господа, известны. Решения судебных мест, нередко и Правительствующего Сената, исполнялись не недели, не месяцы, а целые года, даже десятки лет. Выиграть дело в суде не значило выиграть его действительно и получить искомое и присужденное. Целые состояния переходили из рук в руки, а иногда и совершенно растрачивались ответчиком прежде, чем истец, выигравший тяжбу, получал удовлетворение. Для устранения столь важных злоупотреблений и учрежден институт судебных приставов, к которому вы имеете честь принадлежать. Господа! Вы клялись честно и добросовестно исполнять все обязанности принимаемой на себя должности. Исполните же, господа, вашу клятву, восстановите доверие к суду и закону, составляющим основу государственного порядка, без которых немыслимо и самое государство. Соединитесь дружно для достижения высокой цели. Пусть всякий убедится, что со введением в действие Уставов 1864 г. дела вершатся не только на бумаге, но и исполняются на самом деле. Пусть не бедность страшится богатства, а, напротив, богатый, но неисправный должник спешит удовлетворить своего незнатного кредитора. Пусть исполнительный лист в ваших руках будет сильнее денег и связей сильных мира сего. С этим оружием вам некого и нечего бояться. Защитой вашею будет суд и закон. Поддержите же, господа, значение судебных учреждений и заставьте умолкнуть поклонников старого порядка, с недоверием и вместе с тем с скрытым недоброжелательством относящихся к новому суду»[80].
