И вот он, Метнер, любуйтесь! Ощущал себя арийцем, был антисемитом и поклонником Ницше; и при этом (как и Юнг) всю жизнь тянулся к еврейкам; начиналось с его семитской жены, с которой он читал «Демона», сливаясь в «мистическом экстазе», а затем то же самое было в многочисленных, нечистоплотных «любовных треугольниках». Да, Метнер и многие его друзья искали себе в подруги земное воплощение Софии — божественной женской ипостаси, а получали ту, которой эта «София» по происхождению своему и была — иудейскую Шехину[66]. Метнер страдал от нападений «чертиков» и обожал Лютера, которого лукавый развлекал в излюбленном этим полемистом жанре: «Всякую ночь, как ни проснусь, дьявол тут и уже подступает ко мне со своими диспутами». (Лютер, однако, использовал некоторые аргументы лукавого в спорах с католиками.) Всю жизнь Метнер существовал на грани сумасшествия, любил цитировать Гете: «психическое лечение, в котором безумие допускается, дабы исцелить безумие», лечился у Фрейда и Юнга, пытался лечить сам и окончил жизнь в психиатрической клинике. Его идолом в детстве был Наполеон, а на склоне дней — Муссолини и Гитлер.
Вот таким Абраксасом был этот Метнер. Но главное — такой была утратившая Бога «интеллектуальная элита» Европы. В такой Европе возможны стали фашизм и большевизм[67].
По Юнгу, гностико-алхимическая практика соединяла сознание с бессознательным и создавала цельную личность. Достигнув этой ступени, человек «вступает в диалог со своим личным (персональным) богом»…
Таким был Парацельс, которому сей пассаж и посвящался и которому в научных трудах помогал демон по имени Азот. Карьера знаменитого алхимика Николаса Фламеля началась так же: «…к нему явился ангел с огромным томом в медном переплете, открыл его титул и сказал: «Фламель, запомни эту книгу. Сейчас ты, как и многие другие, не поймешь в ней ни слова. Но настанет день, когда ты узнаешь из нее нечто, другим недоступное»[68].
Итак, вслед за чернокнижниками прошлого современная наука устами Юнга сформулировала: «высшим этапом» развития сознания является забесовление. Без него невозможна алхимическая «удача». И разговор психотерапевта с «подсознанием» — тоже: с кем было бы разговаривать?!
Юнг «вступал в диалог» с демоном по имени Филемон. Тот являлся ему в вице старика с крыльями и рогами быка. Такой контакт стал, конечно, результатом накопления греха, отступления от Христа многих поколений предков. «Его отец был пастором, нетвердым в своей вере, дед — масоном, а бабушка… общалась с духами. Мать Юнга, Эмилия, тоже была медиумом, и сам он с детства искал учителя «на пути индивидуализации». Искал и наконец нашел: «Во мне сидел некий демон, и, в конечном счете, это определило все. Он пересилил меня, и если иногда я бывал безжалостен, то лишь потому что находился в его власти. Я должен был спешить вперед, чтобы поспеть за моими видениями». Сначала это немного беспокоило ученого, но потом он утешился. «Впоследствии… меня посетил очень важный образованный индус, друг Ганди. Мы с ним разговаривали об индийском образовании, но более всего — об отношениях гуру и ученика. Колеблясь, я попросил его рассказать о личности и характере его собственного гуру, на что он ответил: «Пожалуйста! То был Шанка Ракар». — «Вы говорите о толкователе Вед, который умер несколько веков назад?» — спросил я. «Да, я говорю о нем», — ответил он на мой изумленный вопрос. «Значит, вы говорите о духе?» — «Конечно, это был его дух», — подтвердил он. В этот момент я вспомнил Филемона. «Существуют гуру-духи. У большинства людей в качестве гуру — духи…»
Осмелев, Юнг «встречался с духом Ка, египетского мудреца, и с «мертвыми, вернувшимися из Иерусалима, т. к. там они не нашли того, чего искали». Он вызывал дух Василида, александрийского гностика II в. нашей эры… (Давление мрачного душевного заряда у Юнга было огромным и совпало с присутствием злых духов, которые много раз звонили в двери его дома, разбрасывали вещи по комнатам и наводили смертный ужас на семью Юнга. Они представлялись ему «мертвыми из Иерусалима».)»[93].
Вот что творилось в сознании «великого ученого», который брался лечить психически больных людей. «Со-знание, т. е. совместное знание, как оказалось, может быть двойственным: либо совместным знанием с Богом, либо совместным знанием с падшими ангелами — знанием, которое научает человека злу» [81]. А где критерий различения — от Бога или падшего ангела? По плодам узнаете их.
«Плодом философии Юнга явилась его двусмысленная позиция в годы фашизма, когда он был идеологически связан с «Немецким движением за веру». Мифическим героем этого движения был Вотан — древнегерманский бог… соединявший в себе противоположности добра и зла. Как и другие западные либералы, Юнг надеялся на временный характер «эксцессов» в Германии, уповая в духе своей теории на позитивные творческие потенции Вотана, персонифицирующего характер германской нации» [93].
«Вотану» не обязательно быть идолом. Он может прикинуться и «архетипом».
«…Юнг опубликовал статью пол названием «Вотан», в которой проводил явные параллели между Гитлером и владыкой Валгаллы. Юнг полагал, что Вотан возник как живой архетип из германского коллективного сознания и что посеянный им бурный ветер превратился сейчас в ураган…
Соединяя традицию русского символизма и юнговского метода, Метнер с волнением «прочитывал» лицо фюрера: «Совершенно иррациональное; все нутром и сердцем — он подлинно героичен и связан мистически с народом, без всякой мысли о самоуслаждении. При этом он глубоко религиозен». Метнеру — страстному поклоннику Гете, нравилось, что Гитлер «демоничен». Да и сам Метнер любил явиться на маскарад в костюме Мефистофеля.
И вскоре — диавольская плата. Сумасшествие полностью охватит этого «излечившегося» от неврозов пациента Юнга, «Мефистофеля русского символизма»: «Его поместили в… психиатрическую клинику. Судя по всему, постоянно угрожавшее ему раздвоение психики теперь и впрямь настигло его[69]. В состоянии полного регресса, бессвязно говоря исключительно о прошлом и будучи явно не в состоянии воспринимать настоящее, он умер ранним утром 11 июля 1936 г» [160][70]. «Обрел свободу», как и его любимец Ницше. И провалился отнюдь не в люк театральных подмостков, как восхищавший его оперно-гетевский Мефистофель.
А Юнг все гнул свое: Гитлера он называл величайшим пророком со времен Мухаммеда. Все немецкое, дескать, бессознательно говорит его устами. Он «своего рода духовный сосуд, полубожество или, еще лучше, миф» [160].
Бесноватый целитель писал при этом, что видит в бесноватом фюрере своего потенциального пациента. Но как же хотел он лечить больного вождя и больную Германию? Слушайте, русские: «Юнг предлагал ему взяться за оружие, повернув его против России, что было бы «логичным лечением» для Гитлера и для его нации» [160].
А ведь «лечить-то» надо было от безбожия! Характерно мнение Юнга о Спасителе: «Для меня Господь Иисус совсем никогда не существовал реально, никогда не был полностью приемлемым, никогда не становился достойным любви».
Да, более реальным и более достойным любви для многих немцев вновь стал меняющий обличья Вотан, бог грозы, огня, войны и одновременно — бог колдовства‚ шаманства и экстаза. Беснования еще будет достаточно…
Ну и архетипом же был этот «Вотан»!
Шепот древних жрецов
В 1848 голу, кота в Европе вовсю резвились демоны революции, в бедном домике американской семьи Фоксов начались тихие постукивания. Никто не ожидает еще, что вскоре эпидемия спиритизма захлестнет весь мир. И выведет на прямой контакт с лукавыми духами миллионы людей. Бесы тихо постучат, и им разрешат войти… Ревущей толпой они ворвутся позже в XX век.
И вот он наступил. Дочь обрусевшего немца Елена Блаватская уже оживила в сознании европейцев иудейскую идею грядущего мессии. Альфред Розенберг, один из будущих идеологов рейха, еще жил в России и вчитывался в «Протоколы сионских мудрецов». Андрей Белый еще не сошел с ума, но уже плакал на могиле безумного Ницше. Самоубийство философа он считал «актом свободы»…
А над атеистической равниной Европы уже вставала тень «сверхчеловека». Это поднимался лежащий ничком Фауст. Локоны белокурого парика развевались на ветру.
Но его еще не замечали. Большинство по-прежнему поклонялось «всемогуществу» рациональной науки, как божеству. Все смотрели только вперед, вслед за пущенной в темную бесконечность стрелой прогресса. Протофашистские идеологи явно выбивались из этого ряда{28}. И разноцветными крупицами тайных знаний, собранными на Востоке и Западе, уже начинали «игру в бисер». Заговорили о германской крови, германской почве. Из них, этой крови, этой почвы, стали лепить глиняного болвана. Этого голема и назвали Вотаном…
