Меттерних отказался подписать этот протокол, настаивая на том, что Россия по договорам не имеет права покровительства над христианскими областями Турции, которые теперь восстали против власти султана. Вместо подписания протокола канцлер прислал ноту, сущность которой состояла в следующем: «Столкновение между Россией и Турцией должно решиться или путем переговоров, или оружием. В первом случае необходимо соглашение с союзниками относительно основания и способа, как начать переговоры с Портой. В плачевном случае разрыва император не поколеблется отозвать из Константинополя своего представителя и прекратить дипломатические сношения с Портой; но он убежден, что такое решение должно быть общее для всех союзников, для чего уже и сделаны надлежащие сообщения кабинетам французскому, великобританскому и прусскому». Одновременно с этой нотой Меттерних составил следующий меморандум, который Татищев должен был взять с собой в Петербург для представления императору Александру: «Е. в. император Русский заявил неизменное решение в своих действиях по Восточному вопросу — не нарушать политической системы, которая теперь служит основанием спокойствия Европы и сохранения общественного порядка. Это решение обязывает кабинеты соединить все свои силы для такого решения вопроса, которое соответствовало бы и справедливым желаниям его величества и охранило бы Европу от опасностей, какие могут произойти для нее из восточных беспорядков. Перед нами двоякого рода вопросы: юридический, касающийся исполнения договоров, и вопрос общего интереса. Исполнение договоров не может встретить никакого затруднения: уважение к договорам есть основа народного права в Европе. Вопросы общего интереса должны иметь свой источник в желаниях, одобренных пред трибуналом благоразумной политики и человеколюбия. Они должны соединять интересы тех, к которым обращены требования, с интересами тех, в пользу которых делаются уступки. Так как дело нейдет об ограничении верховной власти султана, то желания кабинетов не выйдут из круга законов и управления. Австрия наравне с другими державами не признает права вмешательства во внутренние дела государства, если перемены, в нем происходящие, не угрожают непосредственно безопасности соседних держав. Но в настоящем положении Турецкой империи существуют отношения, которые заставляют державы искать способ успокоить Турцию не посредством утишения смуты, купленного потоками крови, но посредством прочного мира, без которого нет обеспечения для существования Турецкой империи и для спокойствия Европы. Эта необходимость есть единственное основание права и единственное средство относительно Порты. Чтоб работать на этом основании, прежде всего необходимо, чтоб Порта объявила действительную амнистию, и необходимо, чтоб инсургенты подчинились ей. Что касается княжеств, то достаточно их очищения восстановлениями прежнего порядка и сохранения прав, выговоренных трактатами. Морея и острова имеют многообразное управление; разумные, с верховной властью Порты удобосоединимые желания христианского народонаселения этих стран могут быть выражены в следующих условиях: свободное исповедание религии; юридические определения для безопасности личной и собственности; правильное судопроизводство. Так как Диван готов выполнить трактаты и спор идет только о времени и способе исполнения, то надобно требовать от Дивана немедленного очищения княжеств и восстановления в них прежнего порядка; надобно настоять, чтоб Порта в известный срок дала амнистию, и уверить ее, что союзники готовы всеми силами понуждать инсургентов к ее принятию; надобно требовать назначения уполномоченных, которые с уполномоченными России и союзных держав должны совещаться о средствах доставить Турецкой империи скорый и продолжительный мир».
Император Александр, желая прежде всего скорого разрешения Восточного вопроса по той связи, в какой он представлялся ему с общим положением Европы, принял австрийский меморандум в основание этого решения, и Татищев возвратился в Вену, чтобы здесь вместе с представителями других четырех великих держав участвовать в конференциях, которые должны были подготовить дело для конгресса, назначенного осенью 1822 года в Вероне.
Таково было решение Восточного вопроса, выработавшееся в австрийских или англо-австрийских руках в первый год греческого восстания. По-видимому, австрийский канцлер торжествовал: дело было в его руках, воинственная, грекофильская партия в России была поражена, Каподистриа признал нужным выйти в отставку. Несмотря, однако, на эту наружность явлений, «дипломатический гений» потерпел сильное поражение. Он хлопотал изо всех сил о том, чтобы не допустить до войны между Россией и Турцией, будучи уверен, что известие о восстановлении между ними дружественных сношений отнимет руки у восставших греков и заставит их безусловно покориться султану. Но, удерживая Россию от войны, Меттерних этим самым придавал дух Порте, которая считала неопасным для себя упорствовать в неисполнении русских требований, считая настаивания английского посланника и австрийского интернунция только пустыми угрозами. Греки, одушевляемые надеждой, что не нынче, так завтра война возгорится, продолжали борьбу, и дело пришло к тому, что для избежания войны вопрос был передан на общее решение великих держав, причем надобно было определить и уступки восставшим грекам. Как бы ни были умеренны эти уступки, но Австрия признала необходимость их сделать; скрепя сердце, с оговорками, ничего не выражающими, признала необходимость вмешательства во внутренние дела Турции, и не с тем, чтобы поддержать султана против бунтующих греков, но чтобы заставить его сделать уступки мятежным подданным. Но это еще только первая неудача «дипломатического гения» в его борьбе против истории.
Второго поражения для австрийского канцлера нельзя было ожидать на новом конгрессе, который собирался при обстоятельствах, чрезвычайно благоприятных для системы венского кабинета. Тайные общества продолжали действовать. Испанская революция доходила до крайностей, напоминавших исход французской революции. 1 января 1822 года Меттерних писал императору Александру: «Для Испании наступил кризис. Судьба, ожидающая эту страну, поставлена вне всяких расчетов, 1793-й год был для Франции естественным, необходимым и полезным результатом 1789 года. 1822-й год будет для Испании результатом 1820 года. Пример Франции забыт в Европе и, таким образом, потерян для нее. Провидение в своих тайных намерениях поставило пред очами людей второй пример. Оно напоминает людям простой и верный факт, что одно и то же зло должно всегда вести к одним и тем же последствиям. Философы, идеологи и доктринеры снова провели целые годы в доказывании неверности этого принципа. Вечный разум будет сильнее их софизмов, а факты заговорят громче их тезисов».
Из Англии от Касльри те же внушения: «Первое, что заслуживает полного внимания императора, — это широкое и усиливающееся распространение революционного движения по Американскому и Европейскому континенту. Последние события в Мексике, Перу, Каракасе, Бразилии решили, что обе Америки увеличат каталог государств, управляемых на основании республиканском или демократическом. Тот же дух быстро распространяется и по Европе: Испания и Португалия испытывают те же волнения. Франция носится между противоположными видами и интересами, серьезно и, быть может, равно опасными для ее внутреннего спокойствия. Италия хотя на время и вырвана из когтей революционеров, однако сдерживается только австрийскими оккупационными войсками. Тот же дух глубоко проник в Грецию. Восстание в Европейской Турции в своей организации, целях, действиях и внешних отношениях ничем не отличается от движений в Испании, Португалии и Италии, кроме прибавочных затруднений, происходящих от связи восстания с безобразной системой турецкого управления, ненавистью к которому восстание прикрывает свое настоящее стремление, возбуждает интерес и таким образом достигает своей цели. Император должен видеть, что начало революционного потока — в Греции и оттуда распространяется по его южным областям в неразрывной связи с потоком, стремящимся из-за Атлантического океана, и я не сомневаюсь, что е. и. в. будет основывать свои действия на этом принципе, а не на местных видах политики. Принцип, на котором должно действовать британское правительство, есть принцип невмешательства, доведенный до последней крайности; но я уверен, что если бы то, что происходиттеперь в Греции, преимущественно в Морее, под влиянием иностранных искателей приключений, оказалось в какой-нибудь другой, соседней с Россией стране, то император стал бы действовать, как в Лайбахе, и никакой спор с турками не удержал бы его выставить сопротивление общему и более опасному врагу. Русская армия не может двинуться в Турцию против революционеров, как австрийская армия в Неаполитанское королевство, не столкнувшись враждебно и с турками, и с греками. Но если император не может уничтожить зла собственными средствами, то тем более он не должен мешать оттоманскому правительству в истреблении мятежа, который грозит и общему спокойствию, и его собственной власти. Сравнивая обе борющиеся стороны, мы видим, что Турция не представляет революционной опасности; греческое дело глубоко проникнуто ею и не может, по крайней мере теперь, быть отделено от нее. Русский император должен отстать от греческого дела как существенно революционного. Он должен скорее благоприятствовать, чем отвлекать оттоманское правительство от его уничтожения; должен смотреть на свое столкновение с Портой как на дело второстепенное, пока мятеж не будет укрощен».
