Таким образом, при столкновении с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило, несем огромные потери в танках и успеха не имеем… На базе нашего танка Т-34 — лучшего танка в мире к началу войны, немцы в 1943 году сумели дать еще более усовершенствованный танк T-V „пантера“, который, по сути дела, является копией нашего танка Т-34, по своим качествам стоит значительно выше танка Т-34, и в особенности по качеству вооружения…
Я, как ярый патриот танковых войск, прошу Вас, товарищ Маршал Советского Союза, сломать консерватизм и зазнайство наших танковых конструкторов и производственников и со всей остротой поставить вопрос о массовом выпуске уже к зиме 1943 года новых танков, превосходящих по своим боевым качествам и конструктивному оформлению ныне существующие типы немецких танков».
Некоторые исследователи пытаются иронизировать над подобными письмами Павла Алексеевича, расценивая их как Попытку загладить вину за потери под Прохоровкой. Пусть это останется на их совести, но благодаря таким, возможно и резким, но бесспорно честным, докладам вопрос о модернизации «тридцатьчетвёрки» сдвинулся с места.
Людям, каждый день садившимся за рычаги танков, которые не могли на равных бороться с бронетехникой врага, не важно было, какие цели преследовал П. А. Ротмистров, требуя совершенствования боевых машин. Главное, что он старался делать для войск очень важное и полезное дело.
Отслеживая ход и результаты контрудара на участках всех армий, нельзя не заметить, что, во-первых, командование фронта переоценило имевшиеся силы перед его началом и способность командного состава фронта их правильно использовать, а во-вторых, идея проведения контрудара именно таким образом — в условиях, когда противник все еще наступал, не была оптимальной, в-третьих, его план был плохо проработан штабом фронта, а при сосредоточении войск допущено неоправданное затягивание с решением организационных вопросов о переподчинении соединений 40-й А и передаче приказов об этом.
Вместо того чтобы скрупулезно и детально разработать план действий, который позволил бы не только остановить противника, но и, рационально используя имеющиеся силы, нанести ему существенный урон, руководство фронта эту важную работу передало штабам армий, которые по своему положению не могли видеть всей ситуации на фронте, да и уровень подготовки их командного состава был невысок. Несмотря на это, штабы армий худо-бедно подготовили свой план, исходя из общих задач, стоявших перед их войсками. А вот координацию в процессе их работы, похоже, командование фронта провело недостаточную. Именно штаб фронта, владея общей ситуацией на участке обороны, должен был видеть наиболее уязвимые места у противника и перспективные для удара наших войск и при необходимости концентрировать силы в удобных районах нескольких соединений. Вместо этого, завороженный количеством танков и численностью личного состава прибывших из резерва Ставки, занялся строительством планов по рассечению лобовыми ударами перешедшего к обороне соединения врага. При этом не заботясь об оптимальных условиях ввода резервов в бой и поиске наиболее слабых мест в боевом построении неприятеля.
Одним из таких перспективных участков, удар с которого, возможно, позволил бы окружить часть ударной группировки корпуса СС, была полоса наступления 97-й гв. сд 5-й гв. А. Как и вся армия, дивизия генерала И. И. Анцифирова наступала без танковой поддержки и достаточного артиллерийского усиления. Но её контрудар пришелся в стык 11-й тд и мд СС «Мёртвая голова». И если бы при планировании не гнались за плотностью танков на направлении главного удара, а правильно оценили перспективы этого рубежа и усилили дивизию хотя бы тремя бригадами 31-го тк, до 17.00 12 июля незадействованными в боях, возможно и удалось бы отсечь боевую группу бригаденфюрера Приса в излучине и ликвидировать плацдарм.
В крайнем случае, почувствовав угрозу танкового удара по своему флангу, командование соединения СС не так упорно рвалось бы на северо-восток, что, без сомнения, облегчило бы положение 52-й гв. и 95-й гв. сд. Но, в этот день, несмотря на явный дефицит танковой поддержки в центре и на левом крыле 5-й гв. А, 31 — й тк, имевший в трёх бригадах 71 танк [525], в том числе 53 Т-34, так и не был задействован на полную мощь [526]. В бою участвовала лишь одна его 237-я тбр. Но предпринятая ею в 17.00 совместно с 13-й гв. сд контратака на укреплённую противником выс. 239.6 существенного влияния на общую ситуацию в этом районе не оказала. Напомню, 5-й гв. Стк участвовал в контрударе лишь 30 танками, но, нанеся удар по слабому участку обороны врага, он существенно осложнил переброску 332-й пд с юга на север.
Причин подобных просчетов несколько. Во-первых, отсутствие на своем месте начальника штаба фронта и невозможность исполнения им своих прямых обязанностей. Н. Ф. Ватутин, которому приходилось управлять войсками, вести работу со Ставкой и Генштабом, а также брать на себя часть функций начальника штаба, вникнуть во все детали подготовки контрудара при всем желании не мог. Периодические приезды в штаб фронта С. П. Иванова кардинально ситуацию не меняли, добиться нормальной, планомерной работы не удалось. Во-вторых, самые серьезные претензии необходимо предъявить разведорганам фронта. Они не смогли обеспечить поступления полноценной и достоверной информации для объективной оценки намерений противника, так необходимой для принятия эффективных мер командованием всех уровней. Руководство армий и Фронта не имело ежедневных точных данных, где и какие вражеские соединения располагаются, в каком районе находятся их стыки и т. д., поэтому часто были вынуждены полагаться лишь на собственную интуицию и боевой опыт. Цифры о силах и средствах противника в донесениях разведорганов, как правило, завышались, а в отдельных случаях докладывалось о сосредоточении немецких соединений в тех районах, где их не было и в помине. Кроме того, не был должным образом налажен взаимный обмен оперативной и развединформацией между штабами соединений фронта, а подошедшие из резерва Ставки гвардейские армии не обеспечивались необходимой информацией о положении на участках их ввода в бой и о противнике в этих районах. Поэтому их штабы были вынуждены планировать действия своих войск вслепую.
Из рук вон плохо было налажено обеспечение боеприпасами всех армий, перешедших в контрудар. И на главном, и вспомогательных направлениях дивизии и корпуса испытывали снарядный и патронный голод. Управление тыла фронта не удосужилось обеспечить самым необходимым даже войска ударных группировок, а отделы боепитания не проконтролировали и не помогли с доставкой на передовую боеприпасов. В отдельных случаях прибывавший на склады за снарядами автотранспорт от дивизий первой линии из-за проволочек и неповоротливости тыловиков пустым возвращался обратно.
Уже в середине дня во многих соединениях армий фронта сложилось тяжелое положение с боеприпасами, но особенно остро это ощутили стрелковые дивизии, где основным видом транспорта были лошади, а автомашины — каждая на счету. На отдельных участках 6-й гв. А комдивам приходилось, в том числе и из-за отсутствия снарядов и мин, оставлять уже занятые села. Вот как в реальности складывалась обстановка с боепитанием в дивизиях 5-й гв. А, действовавших в излучине Псёла против танков дивизии СС. Процитирую журнал боевых действий 95-й гв. сд:
«Дивизия ко времени выхода в район обороны имела 1–1,5 боекомплекта боеприпасов, из которых было израсходовано (за 11.07. — В.З.) до одного боекомплекта. Несмотря на просьбы о помощи в предоставлении транспорта для вывоза боеприпасов из армейских складов, от вышестоящих начальников никакой помощи не было оказано. Имеющиеся автомашины — 10 штук, 11.07.43 г. были отправлены в армейские склады, за боеприпасами. Последние, в 22.00 12.07.43 г., ничего ни привезли. Всё это отразилось на ходе боя.
К тому же двумя налётами нашей авиации бомбились боевые порядки нашей пехоты и артиллерии, в результате чего разбиты два тягача со снарядами (есть. — В.З.) потери в личном составе» [527].
Мало внимания этому вопросу уделяли штаб 5-й гв. А и лично командармы. Уже после войны А. С. Жадов писал:
«Помню, 16 июля к нам на КП прибыл представитель Ставки, заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Он поинтересовался, как был организован ввод армии для нанесения контрудара 12 июля. По этому вопросу он беседовал со мной, с командирами корпусов, командующим артиллерией армии генерал-майором Г. В. Полуэктовым. Оставшись со мной наедине, он выразил недовольство организацией ввода армии в бой и сделал мне строгое внушение за то, что полностью укомплектованная личным составом, хорошо подготовленная к выполнению боевых задач армия вводилась в сражение без усиления танками, достаточным количеством артиллерии и крайне слабо обеспеченной боеприпасами. В заключение Георгий Константинович сказал:
