р8. Головин Б.Н. Язык и статистика. — Москва, 1971.
р9. Мещерский Н.А. История русского литературного языка. Ленинград, 1981.
р10. Хьетсо Г., Густавссон С., Бекман Б., Гил С. Кто написал «Тихий Дон». (Проблема авторства «Тихого Дона»). — Москва, Книга, 1989. Русский перевод с: G. Kjetsaa, S. Gustavsson, B. Beckman, S. Gil. The Authorship of The Quiet Don. — Solum Forlag A.S.: Oslo, Humanities Press: New Jersey.
р11. «Д». Стремя «Тихого Дона». Загадки романа. — Paris: YMCA Press. 1974.
р12. Медведев Р. Кто написал «Тихий Дон»?. — Paris: Christian Bourg. Edit. 1975.
р13. Кйецаа Г. Борьба за «Тихий Дон». — Seanado-Statica, 22, 1976.
р14. Кйецаа Г. Борьба за «Тихий Дон». — Pergamob Press, USA. 1977.
р15. Ермолаев Г. Загадки «Тихого Дона». — Slavic and European Journal. 18, 3, 1974.
р16. Ермолаев Г. Кто написал «Тихий Дон». — Slavic and European Journal. 20, 3, 1976.
р17. Колодный Л. Вихри над «Тихим Доном». Фрагменты прошлого: истоки одного навета XX века. — Газета «Московская Правда», 5 и 7 марта 1989 г.
р18. А.Г. Макаров, С.Э. Макарова. Цветок-татарник. К истокам «Тихого Дона». — Москва, 1991. Ротапринт ВНИИЭгазпрома.
р19 Фоменко А.Т. Некоторые статистические закономерности распределения плотности информации в текстах со шкалой // Семиотика и информатика. — Москва, ВИНИТИ, 1980, вып.15. с. 99–124.
р20. Fomenko A.T. Duplicates in mixed sequences and a frequency duplication principle. Methods and applications // Probability theory and mathematical statistics. Proceedings of the Fourth Vilnius Conference (24–29 June 1985) — VNU Science Press, Utrecht, Netherlands. — 1987, vol.1, pp. 439–465. (in English).
р21. Сборник работ: Загадки и тайны «Тихого Дона». Под общей редакцией Г. Порфирьева. — Самара, P.S.пресс, 1996.
р22. М.Т. Мезенцев. Судьба романов. (К дискуссии по проблеме авторства «Тихого Дона») — Самара, P.S. Пресс, 1994.
Дополнение 4
Еще одно применение авторского инварианта
Вопрос о подлинности «Российской истории» Ломоносова
Ломоносов или Миллер?
Н.С. Келлин (ИПМ им. М.В. Келдыша РАН)
Г.В. Носовский (МГУ им. М.В. Ломоносова)
А.Т. Фоменко (МГУ им. М.В. Ломоносова)
Для понимания проблемы необходимо вспомнить о некоторых деталях сегодня уже почти забытой борьбы, которая велась в XVIII веке в академических кругах вокруг отечественной истории. Во главе одной из противоборствующих сторон стоял М.В. Ломоносов. Во главе другой Г.Ф. Миллер.
В 1749–1750 годах Ломоносов выступил против новой в то время версии русской истории, создаваемой на его глазах Миллером и Байером [к4], с. 60. Он подверг критике только что появившуюся диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского». Ломоносов дал уничтожающую характеристику трудов Байера по русской истории: «Мне кажется, что он немало походит на некоторого идольского жреца, который, окурив себя беленою и дурманом и скорым на одной ноге вертением, закрутив свою голову, дает сумнительные, темные, непонятные и СОВСЕМ ДИКИЕ ОТВЕТЫ» Цит. по [к4], с. 60.
C этого времени занятия вопросами истории становится для Ломоносова такой же необходимостью, как и занятия естественными науками. Более того, в 1750-х годах в центре занятий Ломоносова оказываются гуманитарные науки и в первую очередь история. Ради них он идет даже на то, чтобы отказаться от обязанностей профессора химии… В переписке с Шуваловым он упоминал свои работы «Описание самозванцев и стрелецких бунтов», «О состоянии России во время царствования государя царя Михаила Федоровича», «Сокращенное описание дел государевых» (Петра Великого — М.Б.), «Записки о трудах монарха». Однако НИ ЭТИХ ТРУДОВ, НИ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ДОКУМЕНТОВ, КОТОРЫЕ ЛОМОНОСОВ НАМЕРЕВАЛСЯ ОПУБЛИКОВАТЬ В ВИДЕ ПРИМЕЧАНИЙ, НИ ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ, НИ РУКОПИСИ II И III ЧАСТИ I ТОМА (имеется в виду труд Ломоносова «Древняя Российская История» — Авт.) ДО НАС НЕ ДОШЛО. ОНИ БЫЛИ КОНФИСКОВАНЫ И ИСЧЕЗЛИ БЕССЛЕДНО [к4], с. 63.
Правда, первая часть «Древней Российской Истории» Ломоносова была все же опубликована. Но история ее публикации чрезвычайно странная. «ИЗДАНИЕ ЕЕ ВСЯЧЕСКИ ТОРМОЗИЛОСЬ и, начав печататься в 1758 году, КНИГА ВЫШЛА ИЗ ПЕЧАТИ ЛИШЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЛОМОНОСОВА» [к4], с. 63. То есть по крайней мере через семь лет. Напомним, что Ломоносов умер в 1765 году. В обстановке борьбы такого накала не исключено, что под именем Ломоносова на самом деле было издано нечто совсем другое. В лучшем случае его труд был урезан и ОТРЕДАКТИРОВАН. Если не переписан целиком заново. Такая мысль тем более вероятна, что практически то же самое и в то же время происходит с трудами русского историка Татищева. См. книгу «Империя» [434]. Их издает Миллер после смерти Татищева по каким-то «черновикам Татищева». А сам труд Татищева загадочно исчезает. Кто мог помешать торжествовавшему Миллеру, — под полный контроль которого была отдана русская история, — издать труды Ломоносова в искаженном виде? Надо сказать, что этот прием, — «заботливая» публикация трудов своего научного оппонента после его смерти, показывает характер борьбы того времени вокруг русской истории.
Вернемся к началу борьбы Ломоносова с Миллером. Немецкие профессора-историки решили добиться удаления Ломоносова и его сторонников из Академии. Эта «научная деятельность» развернулась не только в России. Были приложены все усилия, чтобы опорочить Ломоносова также и за границей. Всячески старались принизить значение работ Ломоносова не только по истории, но и в области естественных наук, где его авторитет был очень высок. В частности, Ломоносов был членом нескольких иностранных Академий (Шведской Академии с 1756 года, Болонской Академии с 1764 года [к4], с. 94).
«В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий Ломоносова и требовал его удаления из Академии» [к4], с. 61. Этого сделать в то время не удалось. Однако противникам Ломоносова удалось добиться назначения АКАДЕМИКОМ ПО РУССКОЙ ИСТОРИИ Шлецера [к4], с. 64. Шлецер… называл Ломоносова «грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей» [к4], с. 64.
Вопреки протестам Ломоносова, Екатерина II назначила Шлецера академиком. ПРИ ЭТОМ ОН НЕ ТОЛЬКО ПОЛУЧАЛ В БЕСКОНТРОЛЬНОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, НАХОДЯЩИЕСЯ В АКАДЕМИИ, НО И ПРАВО ТРЕБОВАТЬ ВСЕ, ЧТО СЧИТАЛ НЕОБХОДИМЫМ, ИЗ ИМПЕРАТОРСКОЙ БИБЛИОТЕКИ И ДРУГИХ УЧРЕЖДЕНИЙ. Шлецер получал право представлять свои сочинения непосредственно Екатерине… В черновой записке, составленной Ломоносовым «для памяти» и случайно избежавшей конфискации, ярко выражены чувства гнева и горечи, вызванной этим решением: «Беречь нечево. Все открыто Шлецеру сумасбродному.» [к4], с. 65.
Миллер и его соратники имели полную власть не только в самом университете в Петербурге, но и в гимназии, готовившей будущих студентов. Гимназией руководили Миллер, Байер и Фишер [к4], с. 77. В гимназии «УЧИТЕЛЯ НЕ ЗНАЛИ РУССКОГО ЯЗЫКА… УЧЕНИКИ ЖЕ НЕ ЗНАЛИ НЕМЕЦКОГО. ВСЕ ПРЕПОДАВАНИЕ ШЛО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ… За тридцать лет (1726–1755) гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в университет» [к4], с. 77. Из этого был сделан следующий вывод. Было заявлено, что «единственным выходом является выписывание студентов из Германии, так как из русских подготовить их будто бы все равно невозможно» [к4], с. 77.
Ломоносов оказался в самой гуще борьбы… Работавший в академии выдающийся русский машиностроитель А.К. Нартов подал в Сенат жалобу. К жалобе Нартова присоединились русские студенты, переводчики и канцеляристы, а также астроном Делиль. Смысл и цель их жалобы совершенно ясны… — превращение Академии Наук в русскую НЕ ТОЛЬКО ПО НАЗВАНИЮ… Во главе комиссии, созданной Сенатом для расследования обвинений, оказался князь Юсупов… Комиссия увидела в выступлении А. Нартова, И.В. Горлицкого, Д. Грекова, П. Шишкарева, В. Носова, А. Полякова, М. Коврина, Лебедева и др… «бунт черни», поднявшейся против начальства [к4], с. 82.
Надо сказать, что А.К. Нартов был выдающимся специалистом в своей области, «создателем первого в мире механического супорта изобретения, сделавшего переворот в машиностроении» [к4], с. 83.
Ученые, подавшие жалобу, писали в Сенат: «Мы доказали обвинения по первым 8 пунктам и докажем по остальным 30, если получим доступ к делам» [к4], с. 82. Но… за «упорство» и «оскорбление комиссии» были арестованы. Ряд из них (И.В. Горлицкий, А. Поляков и др.) БЫЛИ ЗАКОВАНЫ В КАНДАЛЫ И «ПОСАЖЕНЫ НА ЦЕПЬ». Около двух лет пробыли они в таком положении, но их так и не смогли заставить отказаться от показаний. Решение комиссии было поистине чудовищным: Шумахера и Тауберта наградить, ГОРЛИЦКОГО КАЗНИТЬ, ГРЕКОВА, ПОЛЯКОВА, НОСОВА ЖЕСТОКО НАКАЗАТЬ ПЛЕТЬМИ И СОСЛАТЬ В СИБИРЬ, ПОПОВА, ШИШКАРЕВА И ДРУГИХ ОСТАВИТЬ ПОД АРЕСТОМ ДО РЕШЕНИЯ ДЕЛА БУДУЩИМ ПРЕЗИДЕНТОМ АКАДЕМИИ.
Формально Ломоносов не был среди подавших жалобу на Шумахера, но все его поведение в период следствия показывает, что Миллер едва ли ошибался, когда утверждал: «господин адъюнкт Ломоносов был одним из тех, кто подавал жалобу на г-на советника Шумахера и вызвал тем назначение следственной комиссии». Недалек был, вероятно, от истины и Ламанский, утверждающий, что заявление Нартова было написано большей частью Ломоносовым. В период работы комиссии Ломоносов активно поддерживал Нартова… Именно этим были вызваны его бурные столкновения с наиболее усердными клевретами Шумахера — Винцгеймом, Трускотом, Миллером и со всей академической конференцией… Комиссия, приведенная в ярость поведением Ломоносова, АРЕСТОВАЛА ЕГО… В докладе комиссии, который был представлен Елизавете, о Шумахере почти ничего не говорится. «Невежество и непригодность» Нартова и «оскорбительное поведение» Ломоносова — вот лейтмотив доклада. Комиссия заявила, что Ломоносов «за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к комиссии, И К НЕМЕЦКОЙ ЗЕМЛЕ» ПОДЛЕЖИТ СМЕРТНОЙ КАЗНИ, или, в крайнем случае, НАКАЗАНИЮ ПЛЕТЬМИ И ЛИШЕНИЮ ПРАВ И СОСТОЯНИЯ. Почти семь месяцев Ломоносов просидел под арестом в ожидании утверждения приговора… Указом Елизаветы он был ПРИЗНАН ВИНОВНЫМ, однако «для его довольного обучения» от наказания «освобожден». Но одновременно с этим ему вдвое уменьшилось жалование, и он должен был «за учиненные им предерзости» просить прощения у профессоров… МИЛЛЕР СОСТАВИЛ ИЗДЕВАТЕЛЬСКОЕ «ПОКАЯНИЕ», КОТОРОЕ ЛОМОНОСОВ БЫЛ ОБЯЗАН ПУБЛИЧНО ПРОИЗНЕСТИ И ПОДПИСАТЬ… Это был первый и последний случай, когда Ломоносов вынужден был отказаться от своих взглядов [к4], с. 82–84.
