— Какой там господин?.. Ну, я спрашиваю, какой там господин?..
— Не знаю, ваше превосходительство... Карточки не дали и имени своего не назвали... Приказали сказать, что приезжий... Из-за границы...
— Из-за границы?.. — Старик погладил свою бороду, чтобы не обнаружить перед лакеем лёгкого волнения, которое, — он чувствовал это, — отразилось на его лице при известии, что к нему явился гость из-за границы. Из-за границы? — переспросил он. — Так он и сказал: «из-за границы»?
— Так и сказали.
— Ну, проси его сюда, в кабинет...
Когда лакей повернул к двери, старик остановил его вопросом:
— Ну, скажи, господин этот русский?
— Не разобрал, ваше превосходительство, а только полагаю, что еврей, потому — наружность...
— Ну, хорошо... — он махнул рукой.
Лакей ушёл, а Эльяшберг прикрыл массивным пресс-папье документы, повернулся лицом к двери, с очевидной тревогой ожидая появления приезжего из-за границы. Последний не заставил себя долго ждать. В кабинет вошёл степенный молодой человек, изящно одетый, лет 25-27. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не острый взгляд его больших чёрных глаз, недоверчиво и жестко перебегавший с предмета на предмет и ни на чём долго не останавливающийся. Он подошёл к столу и проговорил:
— У меня письмо к вам от Розалии Акимовны.
— От моей Розочки?
— Ну, да: от вашей дочери, Розалии Акимовны.
Старик впился глазами в гостя, но не мог поймать его взгляда.
— Ну, — произнёс он с некоторой тревогой. — Дайте письмо.
— А к вам сюда никто не войдёт? — спросил гость.
— Ну, кто же может войти...
— А все же лучше будет, если дверь запереть. — Гость подошёл к двери, запер её на ключ и, возвратившись к столу, спросил: — перочинный ножик у вас, вероятно, найдётся? — Когда старик подал ему ножик, он прибавил с улыбкой: — уж вы меня, пожалуйста, извините.
Гость снял с себя сюртук, сделал в шёлковой подкладке прорез на спине, достал тоненький заклеенный конверт и показал хозяину.
Эльяшберг торопливо и нервно надорвал край конверта и вынул из него большой лист тонкой-претонкой бумаги, весь исписанный мелким почерком. Старик жадно углубился в чтение, а гость, спокойно усевшись против него в кресло, быстро и умело стал зашивать надрез в подкладке сюртука. Окончив это занятие, он закурил папиросу и устремил свой острый взгляд на старика. Не без злорадства следил он за Эльяшбергом и ему, по-видимому, доставляло большое удовольствие, когда он подмечал, как волнует старика чтение письма, как слегка дрожат его руки, как всё гуще и гуще морщины покрывают его лоб...
— Всё ещё первую страничку читаете, — произнёс гость насмешливо. —Давайте сюда письмо... Я быстро прочту вам вслух... и он протянул руку, чтобы взять письмо.
— Что вы?.. Что вы?.. — Эльяшберг посмотрел на гостя недоумевающим взглядом и прижал письмо к груди.
— О, не беспокойтесь, — усмехнулся гость, — насильно не возьму у вас письма... Но вы ведь будете долго читать, а я адски пить хочу... Не можете ли приказать, чтобы мне подали чаю.
Эльяшберг молча позвонил, распорядился и снова принялся за прерванное чтение.
Прошло более получаса, Эльяшберг читал и перечитывал письмо дочери. Гость попивал свой чай, курил папиросу за папиросой и не мешал ему. Но вот старик глубоко вздохнул, поднялся с места, подошёл к камину, добыл огня и медленно сжёг письмо. — Хвалю за осторожность, — одобрительно произнёс приезжий.
— Ну, а вы сами кто будете? — спросил старик.
— Я тот, о ком вам написала Розалия Акимовна... Тот самый, без всякой фальши и в пути не подменённый...
— Ну, а всё таки, кто же вы?
— Мы с вами — старые знакомые.
— Старые знакомые? — Старик впился глазами в гостя. — Я вас совершенно не знаю.
— Не признаёте?.. И то: вы меня знали совсем маленьким... Делать нечего, коли не признаете, то будем представляться... Доктор химии Вейсберг к вашим услугам, г. коммерции советник...
Гость комически поклонился.
— Вейсберг?.. Вейсберг?.. Значит вы сын покойного Мотеля Вейсберга? —Старик опять впился глазами в гостя. — Теперь вижу, вы очень, очень похожи на вашего покойного отца...
— Говорят, что похож.
— Прекрасный был человек ваш покойный отец... Очень, очень прекрасный... Хороший был еврей, добрый, умный, умный... Только большой он фантазёр и совсем непрактичный...
— Вам же лучше, что он был таким, — зло перебил его гость. — Это дало вам возможность ограбить его и пустить по миру!..
— Ай, ай, ай!.. И что вы говорите г. доктор: я ограбил вашего отца?..
— Его, как и многих других!.. Но, успокойтесь, я явился к вам не за тем, чтобы подводить старые счёты. Что с воза упало, то пропало. Мой отец был непрактичен, вы этим воспользовались, ваше, значит, счастье... Сильные должны поглощать слабых, это закон!.. Бросим старые счёты и поговорим о деле.
— Ну, я вас слушаю со всем моим вниманием.
Гость придвинул своё кресло к хозяину, усмехнулся и говорит:
— А что вы скажете, если б я предложил вам вступить со мной в компанию по одному весьма выгодному делу?..
— Выгодному?
— И очень!.. Дело такое, что может приносить 200-300 процентов барыша!
— Ну, это уж много... Таких выгодных дел теперь нет...
— Представьте себе, одно такое дело есть.
— Не могу себе представить.
— И напрасно... Что бы вы, например, сказали, если б я предложил вам открыть фабрику для выделки бомб?..
— Что?.. Что вы сказали?.. — Эльяшберг привскочил с места и глаза его расширились от испуга.
— По нынешним временам самое прибыльное занятие, — продолжал, видимо, потешаясь испугом хозяина, гость. — Повторяю вам, дело прибыльное... Наступило довольно продолжительное молчание.
— Ну, что за плохая шутка, — произнёс, наконец, Эльяшберг.
— Какая шутка? Я вам делаю серьёзное предложение.
— Ну, вздор!.. Ну, совсем, совсем вздор!.. Вы, молодой человек, говорите вздор...
Эльяшберг ещё больше заволновался и обеими руками отмахивался от гостя.
— Вы так думаете? — Вейсберг улыбнулся. — А вот я вам докажу, что это не вздор... Конечно, — продолжал он, — насчёт выгодности предприятия я пошутил... Оно не только не прибыльное, но и довольно рискованное, а всё же мы осуществим его...
— Я на такое дело не пойду! — решительно перебил Эльяшберг.
— Нет. Пойдёте!
— Не пойду!
— В таком случае вы ставите на карту голову вашей единственной дочери!.. Голос молодого человека был спокоен и твёрд. Эльяшберг схватился обеими руками за голову, и из груди его вырвался болезненный стон.
— Если вам нужны деньги? — простонал он, — то скажите сколько?.. Я дам...
— Деньги?.. Разумеется, нужны и деньги, и я не сомневаюсь, что вы их дадите... Но в данном случае кроме денег нужно и ваше личное участие...
— Ну, разве я умею делать бомбы?.. Это даже смешно... Это даже смешно...
— Вам и не надо уметь их делать. Этим займусь я. От вас же требуется, чтобы предоставили в моё распоряжение химическую лабораторию на вашем заводе и отвели для выделки бомб один из маленьких корпусов Хотя бы этот...
Молодой человек разложил перед стариком план завода и указал ему, какой корпус требуется.
— Не могу на это согласиться: вы взорвёте мне на воздух завод...
— Нет не взорву! Никакой опасности завод не подвергнется. Я вам в этом ручаюсь. Моему слову можете поверить, я один из лучших специалистов по выделке бомб.
Эльяшберг поднялся с кресла, прошёлся несколько раз взад и вперёд по кабинету и, по-видимому, совершенно успокоился. Он подошёл к гостю, положил свою правую руку на его плечо и, стараясь поймать его взгляд, заискивающе заговорил:
— Дело ваше я совершенно одобряю. Если мы вступаем на путь террора, то необходимо, чтобы не было недостатка в бомбах. Но надо устроить завод хорошо оборудованный. Но зачем это непременно у меня? Я так думаю, что именно у меня его устраивать не следует. Ну, я вижу, вы думаете, что ваше предложение меня испугало, что я боюсь риска? Ну, это не совсем верно. Тут многое другое ещё есть: я не имею права рисковать: у всякого свои обязанности к революции: у вас свои, а у меня — свои... Ну, и пускай всякий делает своё дело! Зачем же мешаться не в своё дело?..
— Я вас не понимаю, — перебил Вейсберг.
— Ну, разумеется, не понимаете, потому что я ещё не вполне высказался.
— Вы обо мне совсем плохого мнения, доктор Вейсберг. И это оттого, что совсем меня не знаете. Вы думаете, пред вами злой делец, который только для того и живёт, чтобы копить богатство. Вы думаете, что я очень люблю это богатство. Ошибаетесь. Лично для себя мне никакого богатства не нужно, потребности мои невелики. Если я всю жизнь копил и теперь владею многими миллионами, то не для своих потребностей я это накопил. У меня княжеская квартира, а мне нужна одна только маленькая комнатка... Вот мой главный повар получает две тысячи рублей в год, а обеды, которые он изготовляет, мне совсем не по вкусу, они мне даже противны... В молодости я питался всю неделю селёдкой с хлебом и только по субботам едал фаршированную щуку и немножко мяса... Охотно довольствовался бы и теперь той же пищей... Ну зачем же я копил богатство? Зачем же я грабил людей?.. Вы на меня сердитесь за вашего отца... Это верно, и его грабил?.. Хороший человек был ваш отец, и многие, которых я пустил по миру, были хорошие люди!.. Зачем же я с ними так поступил? Почему? На это вот какой ответ? Если бы пустил их по миру не я, их пустили бы другие. Ваш отец и остальные не были деловыми людьми, они всё равно не удержали бы своего состояния... А в моих руках их капиталы росли, множились и давали хороший барыш!.. Еврейские деньги должны всегда оставаться в руках евреев... Деньги — это наша единственная сила, единственное наше орудие борьбы!.. Весь мир — наше достояние! Мы должны завоевать его целиком, без остатка! Наши упования должны осуществиться, и осуществятся, ибо Владыка неба и земли нас одних возлюбил и предназначил нас быть князьями земли и управлять её!.. Нас он выбрал из всех народов, нам Он дал Себя познать и наименовал нас царственным народом!..