Но и на эту армию имелось менее миллиона винтовок. Кроме убыли чисто количественной, давало себя знать истребление офицерского состава и огромная убыль в перволинейных кадрах, так беспощадно растраченных в первые полгода, при наступлении, спасшем Францию от германского натиска.
Русский фронт отодвинулся глубоко в пределы России; бои шли на линии Западной Двины, от окрестностей Риги до Двинска; германские армии на Северо-Западном фронте уже оставляли позади себя преграду Беловежской Пущи и стояли в районе Пинских болот. К югу от них австро-германские войска, пройдя царство Польское, проникли глубоко в пределы Волыни и оттеснили русскую армию в Галиции почти до государственной границы.
Следя по карте за движением противника, русские граждане уже высчитывали расстояние от фронта до столиц; уже назначена была комиссия по эвакуации Киева, и в Совете министров обсуждался вопрос, следует ли увозить с собою мощи и другие святыни из Киево-Печерской лавры. «Псков, древний Псков укрепляется на скорую руку, кое-как, впопыхах, при общем беспорядке и сумятице», – говорилось в упомянутой записке думской военно-морской комиссии.
Трудное наследие доставалось государю, когда он прибыл в Ставку 23 августа. «Сего числа, – гласил его приказ, – я принял на себя предводительство всеми сухопутными и морскими силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в помощь Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской».
Своим ближайшим помощником – начальником штаба – государь избрал генерала М. В. Алексеева; фронт был разделен на три части (вместо двух). Северным фронтом (на Двине) командовал генерал Рузский; Западным (от Двинска до Пинских болот) – генерал Эверт; на Юго-Западном фронте остался генерал Н. И. Иванов. Великий князь Николай Николаевич, назначенный наместником на Кавказ, отбыл в Крым на отдых после изнурительной, более чем годовой, непрерывной работы в Ставке.
Государь хотел все усилия сосредоточить на ведении войны. Но как раз в те дни, когда он принимал на себя командование, произошли политические события, существенно отразившиеся на всем дальнейшем ходе русской жизни.
* * *23 августа (5 сентября) в швейцарской деревне Циммервальд собралась конференция представителей левых социалистических партий. Это была первая попытка восстановить разрушенный войной Интернационал. За год войны настроения в социалистической среде переменились очень сильно; стихийное патриотическое течение, увлекшее вождей вслед за массами, распылилось. Вожди, уже связавшие себя определенными заявлениями, не могли отступить; но в рядовой социалистической среде протесты против войны раздавались все громче, и новые лидеры выдвигались на смену старым. Этот процесс коснулся, разумеется, и русских социалистов. Те из них, которые, как Ленин, были с самого начала против войны, вдруг стали приобретать огромное влияние в своей среде.
По инициативе итальянских и швейцарских социалистов в Циммервальде собралось 33 делегата из десяти государств – Германии, Италии, России,[230] Франции, Голландии и т. д. Конференция заседала четыре дня. Она вынесла резолюцию, в которой выражалось осуждение «империалистической войне»; высказывалось порицание всем социалистам, которые под предлогом «защиты отечества» идут на сотрудничество с буржуазией, входят в правительства, голосуют за бюджет и т. д. Целью пролетариата объявлялась борьба за немедленный мир. Около трети делегатов, с Лениным во главе, считала и эту резолюцию недостаточной. Ленин говорил, что необходимо «империалистическую войну превратить в гражданскую» и, воспользовавшись тем, что под оружием десятки миллионов «пролетариев», отважиться на захват власти в целях социального переворота. Однако для начала группа Ленина удовлетворилась циммервальдской резолюцией.
Последствия Циммервальдской конференции были весьма велики. Было сказано от имени международного социалистического центра, хотя и «самочинного», то слово, которого во всех странах ждали социалистические крути и вообще все элементы, уставшие от войны. Циммервальдская резолюция, запрещенная во всех воюющих странах, стала быстро известна повсюду, включая Россию; и она дала сильный толчок революционному движению в рабочей и полуинтеллигентской среде. Отдельные прежние лидеры социал-демократов, как Плеханов или бывший член Второй думы Алексинский, резко ополчились против Циммервальда; но партийные массы сразу схватились за резолюцию о мире и только делились на сторонников «большинства» и «левой».
* * *25 августа была подписана программа так называемого прогрессивного блока. С начала летней сессии Государственной думы представители кадетов и прогрессисты вошли в постоянные сношения с думскими умеренными фракциями: левыми октябристами, земцами-октябристами и группой центра. Была сделана попытка привлечь и националистов; большинство фракции высказалось против сближения с левыми, но левое крыло, образовав особую фракцию под названием прогрессивных националистов во главе с В. В. Шульгиным и А. И. Савенко, продолжало переговоры о создании левоцентрового большинства.
Основой для объединения служило недовольство существующей властью. Умеренные круги объединялись с оппозицией, чтобы добиться перемены правительства. Левые группы предложили выработать общую программу, которая обсуждалась в течение двух-трех недель на совещаниях делегатов от фракций. Участники блока исходили из двух основных положений: война должна быть доведена до победного конца; для этого необходимо единение между властью и обществом. Из этих общепризнанных положений руководители объединения делали вывод: власть должна быть приведена в соответствие с требованиями общества. Тут и начиналась наклонная плоскость: «обществом» называли либеральную интеллигенцию, и выражение его воли видели в тех «общественных организациях», которые создались за время войны: общеземском Союзе, Союзе городов и военно-промышленных комитетах. Эти организации, созданные первоначально для деловых задач, связанных с войной, вдруг приобрели значение выразителей политической воли страны. Когда союзы возникали, никого особенно не заботило, что руководят ими по преимуществу «кадетские» элементы: лишь бы они исправно помогали раненым и больным… Теперь сказывалась оборотная сторона одностороннего политического возглавления союзов. Так, председателем Центрального военно-промышленного комитета был А. И. Гучков; никто не отрицал ни его энергии, ни его патриотического отношения к войне; но было также известно, что он непримиримый враг правительства, и больше того – он относится с личной враждебностью к носителю верховной власти.
Переход власти в другие руки был главной целью блока. Его программа сама по себе особого значения не имела; она была составлена главным образом для того, чтобы оправдать в глазах левой общественности соединение кадетов с такими еще недавно «одиозными» элементами, как октябристы или националисты вроде Шульгина. Первые пункты программы были даже уступкой более левым элементам, не вошедшим в блок: требования широкой политической амнистии и возвращения всех административно высланных. Такие меры при наличии новых настроений в среде социалистов могли только привести к чрезвычайному усилению агитации против войны: нельзя же было серьезно думать, что Каменевы и Сталины, возвращенные из ссылки, из благодарности заняли бы вдруг патриотическую позицию.
Другими пунктами программы были: польская автономия, примирение с Финляндией, отмена репрессий против так называемых «украинцев» и «вступление на путь отмены ограничений в правах евреев» (этот последний пункт особенно трудно дался правому крылу блока). Наконец, Госдуме предлагалось заняться законопроектами: о равноправии крестьян (закон был уже проведен по 87-й ст. в 1906 г., но Думой еще не рассмотрен), о волостном земстве, о реформе земского и городского самоуправления, о кооперативах и т. д. Все это были вопросы, говоря словами государя, «хотя и важные, государственные, но не насущные для настоящей минуты».
Программа блока еще не была подписана, когда в стране начала развиваться агитация в пользу «министерства доверия», согласно формуле июньской конференции Конституционно-демократической партии. А. И. Гучков от Военно-промышленного комитета обратился к И. Л. Горемыкину с резким письмом, требуя ухода правительства.[231] Затем Московская городская дума 18 августа единогласно приняла резолюцию, требующую «правительства, облеченного доверием страны». Другие думы, а также и земские собрания стали присоединяться к московской резолюции. О правительстве «из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями» насчет программы работ говорилось и в программе блока.
