Немало научных и популярных книг издано о классовой борьбе в России периода феодализма. Но и в этой области есть недостаточно раскрытые страницы, есть возможности нового поиска.
Думаю, вы согласитесь, что важно знать не только когда, где и почему произошло то или иное восстание или как оно протекало, в чем состояли требования повстанцев. Об этом пишут и в учебниках истории. Но интересно представить себе, как действовали участники народных движений, оказавшись на какое-то время хозяевами положения, как они управлялись с делами, которые еще вчера вершились по воле царя. Имеются ли источники, рассказывающие об этом?
В самой общей форме можно сказать - имеются. Подавляющее большинство источников исходило, однако, из лагеря, враждебного участникам народных восстаний. Царское правительство и его слуги считали повстанцев злоумышленниками, преступниками-«ворами и разбойниками». Вот почему царские грамоты, донесения воевод о борьбе с повстанцами и другие официальные документы изобилуют самыми отрицательными характеристиками действий восставших, изощряются в стремлении унизить, очернить их предводителей, не останавливаясь перед прямыми искажениями исторических фактов. Очень непросто исследователям продираться к правде сквозь этот искусственно нагороженный частокол. Но при критическом подходе к документам такого рода можно и из них почерпнуть необходимые данные для восстановления истинного хода событий. По крупицам собирается материал, как бы просеянный сквозь сито.
Приведем такой пример. В царских грамотах не раз говорилось о том, что к Степану Разину в войско шли «незнающие» (то есть неосведомленные) и «бездомовные» люди. Но о целях Разина распространялись вести по всей Руси. Знали, что он выступил против бояр, за освобождение народа («черни»). Об этом извещали и рассылаемые из разинского стана призывы («прелестные грамоты», от слова «прельщать», соблазнять, привлекать). Указывая на «бездомовность», царь признавал, что под знамена восстания собирались неимущие, беднейшие слои населения. Таким образом, устанавливается социальная база разинского движения.
Большой удачей считают ученые те довольно редкие случаи, когда до нашего времени дошли документы, составленные самими участниками народных движений. Их значение для истории неоценимо. «Крамольные» документы чаще всего уничтожались царскими карателями. Или в лучшем случае, чтобы избежать их огласки, эти документы сохраняли в секретных правительственных архивах, используя в качестве улик против участников народных движений при возбуждении судебных дел и осуществлении жестоких расправ.
Историкам удалось выявить и сделать достоянием науки порой целые архивы повстанческих властей, осевшие в бумагах правительственных учреждений. Наиболее значительные находки относятся к восстаниям 1650 года в Пскове и в Астраханском крае 1705-1706 годов.
Не секрет, что в старой дореволюционной исторической науке народным массам отводилась в лучшем случае пассивная роль, а борьба крестьян воспринималась только как разрушительное начало. Более того, нашему народу приписывались такие черты, которые будто бы исключали демократические устремления. На Руси-де извечно царили бич, крепостничество и покорность властям^ Эти взгляды охотно воспроизводились буржуазными учеными других стран. Такие рассуждения совсем небезобидны. От них - всего один шаг к расистским представлениям о «неполноценных» народах, коим уготована судьба подчиниться воле «избранных» наций.
Известно, чем кончилась попытка германского фашизма поставить над человечеством «арийскую расу*, превратив все остальные народы в рабов «Третьего рейха». В арсенале гитлеровских политиков и идеологов было, как им казалось, верное средство. Нужно только убить историческую память народа, его свободолюбие - и цель достигнута.
Это животрепещущие вопросы. И без обращения к нашему прошлому здесь не обойтись. Учесть; уроки истории просто необходимо. Ныне слово «совет* общеупотребительно и понятно. А все ли знают, что оно и в старину не раз звучало во время восстаний как символ народной власти? Первый пролетарский Совет, созданный в Иваново-Вознесенске в революционные дни 1905 года, имел глубокие корни в сознании трудящихся масс. Далекой предтечей Советов были органы власти, создаваемые во время народных восстаний.
Об этом и хотелось бы повести нашу беседу» опираясь на источники насыщенного крестьянскими войнами XVII столетия, современниками названного «бунташным».
СТОЯТЬ ЗАОДНО И ДРУГ ДРУГА НЕ ВЫДАТЬ
Мы уже говорили о борьбе народа против иностранных интервентов, за сохранение национальной государственности в начале XVII века. Общественный подъем выдвинул тогда патриотически настроенных горожан и крестьян в число активных деятелей тех бурных лет. Блестящим организатором ополчения проявил себя Кузьма Минин, выходец из народа. Он, избранный земским старостой Нижнего Новгорода, сумел использовать авторитет выборной должности для всесторонней подготовки отпора захватчикам.
Личный пример этого человека имел большое воздействие ка сограждан. Земская изба стала центром, вокруг которого объединялись патриотические силы. Оттуда пошли письменные призывы в другие города объединиться ради общего дела. А ведь находился в Нижнем Новгороде назначенный царским правительством воевода. Но его, как говорится, не видно и не слышно было. Реальной власти он не имел. Решающее слово принадлежало Кузьме Минину и его сподвижникам. Когда для военного руководства ополчением был приглашен князь Дмитрий Михайлович Пожарский, он поступил мудро - не вмешался в дела нижегородской посадекой общины и ее ответственных лиц. Пожарский по достоинству оценил и авторитет Минина, и его кипучую деятельность.
Достаточно характерным для Смутного времени был и другой пример. На Урале, в Перми Великой, создалась своеобразная обстановка. Жители края были недовольны бездействием местного воеводы. Ему открыто выразили порицание. В ответ на воеводскую похвальбу о готовности послать ратных людей «в прибавку» к ранее отправленным 107 жители Соликамска и округи дали такую отповедь: «Так ли государевым делом промышляют? Добро государевым делом промышляти вправду, делом, а не словом». Надо было обладать недюжинным гражданским мужеством, чтобы заявить подобное царскому наместнику на Урале. Выборные люди посадов и уездов (они себя называли земскими людьми») взяли на себя функции управления. И нужно сказать, «мужики» проявили тогда настоящий государственный подход ко всем делам, которые предстояло решать.
Они собирали средства на содержание ратных людей, отправляемых в помощь ополчению, рассматривали судебные иски, вели переписку с другими местностями страны, получали и сообщали важные сведения общегосударственного порядка. Письма уральцев той поры полны деловитости, чувства долга и собственного достоинства.
Но может быть, это все свидетельства необычности ситуации Смутного времени, когда требовалось напряжение всех народных сил, чтобы защитить независимость Отечества? А в мирной обстановке все было иначе?
Обратимся к фактам.
За полярным кругом, в устье сибирской реки Таз, жил своеобычной жизнью город Мангазея. Сюда по суровым северным морям, по рекам и сухопутью ежегодно стекались сотни и тысячи людей. Это были в основном охотники за пушным зверем и торговцы.
В 1630-1631 годах между мангазейскими воеводами Кокоревым и Палицыным разгорелась вражда; город и уезд лихорадило от этой распри, которая доходила до вооруженных столкновений. Нормальная жизнь населения была нарушена, воеводское «двоевластие» причиняло очевидный ущерб государственным интересам.
И мангазейский «мир» в этой обстановке взял на себя функции управления. Мангазейцы составили коллективную «одиначную запись», в которой объявили о своей решимости укротить распрю воевод, пресекать их действия, нарушающие порядок и нормальную жизнь населения (чтобы воеводы «.впредь со всяким оружием ходить
не велели, и меж собою убоиства не учинили, и над… городом и… казною никакие порухи и худа не делали»).
Свои подписи под этим документом поставили более 250 человек. Участники «одиначной записи» обязались «стоять и говорить друг за друга накрепко, бесстрашно». Жители проявили не только единство и сплоченность, но и острое чувство государственного порядка. «Мир» выступал в качестве ответственного за все происходящее и против воцарившейся в Мангазее анархии воеводского несогласия.
Вот еще пример.
В начале 1636 года Москву поразил большой пожар - явление нередкое для деревянного (по преимуществу) многолюдного города. Огонь занялся в Китай-городе, торговом центре столицы. В следственных документах дело изображено так. Группы злоумышленников, воспользовавшись суматохой «пожарного времени», ринулись грабить лавки и дворы, выпустили из тюрьмы колодников, останавливали и обирали на улицах встречных. Но в следственных показаниях имеется нечто иное. Во-первых, «грабителями» выступают холопы, простые ремесленники и отчасти стрельцы (то есть малообеспеченные люди). Во-вторых, они нападали на лавки и жилища богатых торговцев. И самое, может быть, интересное состоит в том, что «грабители* далеко не всегда брали себе изъятое имущество или деньги. Добычу сносили к Никольским воротам Китай-города, складывали ее в одно место и только потом делили между собой. Как видим, налицо некоторый элемент организованности, напоминающий казацкие порядки, когда осуществлялся раздел общими усилиями конфискованного имущества.
