Однако уже 25 июня того же года Политбюро вынуждено было констатировать, что провозглашенный им курс в отношении все той же Франции терпит неудачу. Президиум ИККИ, констатирует "постановление" Политбюро, вопреки точным директивам, усилил коммунистическую пропаганду во Франции, особенно во французской армии, и дал соответствующие указания компартии Франции, ставшие известными французским властям. Учитывая это, Политбюро сочло необходимым "предложить Президиуму ИККИ руководствоваться впредь строго и исключительно директивами, даваемыми Политбюро ВКП(б) и являющимися обязательными для всех без исключения советских и партийных органов".
Постановление Политбюро от 9 ноября 1935 г. содержит еще более развернутую стратегическую линию в отношении Коминтерна. По мнению Политбюро, именно деятельность Коминтерна в настоящее время является главным препятствием в создании блока СССР, США, Великобритании и Франции. Поэтому Политбюро вновь возвращается к вопросу о переносе центральных органов Коминтерна из Советского Союза в столицу какой-либо другой европейской страны, например, в Париж или Прагу. Здесь необходимо создать сеть подпольных организаций и только затем — перебросить официальный аппарат Коминтерна. В качестве подготовительных мероприятий предлагается инсценировать конфликт между советским правительством и ИККИ и распад коммунистического движения на "революционное" и "умеренное". Впрочем, полагает Политбюро, даже такой искусственный конфликт не пройдет безболезненно для мирового революционного движения. Поэтому Сталин должен единолично принять решение с учетом соображений Политбюро.
В связи с международным положением "постановления" Политбюро не раз затрагивали и внутренние аспекты развития СССР. 4 декабря 1934 г. Политбюро заслушало письмо Сталина, касающееся смерти С.М.Кирова, и заявило о своей полной поддержке распоряжений И.В.Сталина и К.Е.Ворошилова. Одновременно оно уполномочило Сталина издавать и публиковать от имени Политбюро "любые акты", которые он "найдет нужным огласить от имени партруководства, без предварительного их обсуждения внутри Политбюро ВКП(б)" и предложило всем партийным, советским и государственным органам впредь выполнять только директивы, подписанные Сталиным, Ворошиловым или В.М.Молотовым. "Политбюро, — говорится дальше в "постановлении", — единогласно заявляет, что партия, как один человек, непоколебимо стоит за своим вождем, тов. Сталиным, и беспощадно расправится с врагами рабочего класса, тем более если среди них окажутся предатели, вышедшие из рядов ВКП(б), независимо от степени доверия, которое им партия до сих пор оказывала"[93].
Тем не менее 5 января 1935 г. Политбюро вынуждено было констатировать, что текущий год для партии и советского правительства является во всех отношениях критическим, в СССР разразился внутренний кризис. Поэтому необходимо срочно облегчить положение советского крестьянства, предоставить большую свободу "частному сектору", укрепить идейные контакты между партией и комсомолом. 3 апреля 1935 г. Политбюро в своем решении идет еще дальше. Отмечая, что главное сейчас для СССР — это укрепление его обороноспособности, оно соглашается с выводом о необходимости достичь "хотя бы ценою временного отказа от последовательного проведения коммунистической идеологии, хотя бы ценою возвращения к формам социального и экономического строя, равносильным — на поверхностный взгляд — самоликвидации коммунизма при условии одновременного укрепления политических позиций советского правительства"[94]. 13 мая того же года, вновь высказывая абсолютное доверие Сталину, Политбюро одновременно соглашается с его выводом о том, что если для укрепления международных позиций СССР требуется "внешне обуржуазиться" и пойти в этом отношении и на дальнейшие уступки, то нужно "признать, что цена эта очень невелика по сравнению с тем, что за нее Советский Союз приобретет".
Таково самое общее содержание "постановлений" Политбюро. Следует отметить, что они гораздо многословнее, исполнены риторики в духе советской пропаганды, да и круг внешнеполитических вопросов в них намного шире по сравнению с обозначенными нами.
Вопрос о подлинности "постановлений" стал предметом оживленных споров среди исследователей буквально сразу же после их обнаружения. Американский советолог МЛовенталь обратился в этой связи в 1960 г. к знатоку новейшей истории — историку и собирателю архивных документов Б.И.Николаевскому, находившемуся в эмиграции. Ознакомившись с присланными материалами, Николаевский склонился к тому, чтобы признать их подлогом. По его мнению, в пользу этого говорили следующие факты: Политбюро собиралось на свои заседания раз в неделю в определенный день, среди представленных "постановлений" нет решений по целому ряду вопросов, рассматривавшихся Политбюро, и в то же время здесь имеются такие постановления, которых просто не могло быть (например, об отмене коллективизации). Ловенталь не согласился с аргументацией Николаевского. "Я всегда считал, — писал он Николаевскому, — что документы являются выдержками, — таким образом, это не должно противоречить Вашим заметкам. Я смотрю на эти документы как [на] сжатые доклады, которые посылались важным советским агентам по всему миру, с тем чтобы осведомлять их о буднях политики Советского Союза"[95].
Несмотря на то что оба ученых остались каждый при своем мнении, в последующей литературе "постановления" либо прямо рассматривались как подлог, либо использовались с обязательной оговоркой относительно возможности их фальсифицированного характера[96].
В настоящее время фальсификация "постановлений" очевидна.
Во-первых, автор фальсификации не знал подлинного устройства высших органов партийного руководства: все постановления у него названы "постановлениями Политбюро ВКП(б)", тогда как высший партийный орган всегда назывался "Политбюро ЦК ВКП(б)". Во-вторых, в своем творческом запале он употреблял выражения, просто немыслимые для решений высшего органа партии. Понятно, когда Политбюро ЦК ВКП(б) оценивало как "сговор", например, договоренности Германии и Франции. Но пролетарская идейность и партийность просто не позволили бы в официальном партийном документе, пусть и совершенно секретном, употреблять аналогичное выражение в отношении поисков союзников СССР, договоренностей, например, с Великобританией, Ватиканом, Германией, Францией, — но именно на "сговор" с этими государствами нацеливают решения Политбюро руководство советской внешней политики. Фальсификатор в данном случае не смог скрыть своего "классового лица", поскольку такие союзы для него выглядели именно как "сговоры". В-третьих, в настоящее время нам известны подлинные постановления Политбюро ЦК ВКП(б), в том числе и за 1934–1936 гг. Ни по характеру рассматривавшихся вопросов, ни по форме, ни по стилистике они не имеют абсолютно ничего общего с "постановлениями Политбюро ВКП(б)": это сугубо деловые, сухие записи, лишенные какой-либо риторики и многословия, с конкретными поручениями конкретным ведомствам и лицам[97]. Таким образом, мы можем сделать твердый и окончательный вывод: перед нами сфальсифицированный комплекс документов.
Но, констатируя этот безусловный факт, мы не вправе отказаться от попытки ответить, по крайней мере, на три вопроса: кто и с какой целью прибег к столь масштабному подлогу, как он был изготовлен и каково было реальное воздействие этого подлога на принятие ответственных политических решений германским руководством? Именно эти вопросы и ответы на них представляют гораздо больший интерес, нежели сам факт разоблачения фальсификации.
Прежде всего обратим внимание на идеологию подлога. По форме и содержанию "постановления" являются не чем иным, как попыткой оперативного стратегического и тактического расчета изменяющейся международной обстановки с периодичностью от одного до трех-четырех дней. При этом автор пытается охватить все крупнейшие мировые события этих дней. Увы, это ему сделать не всегда удается, в результате чего многие "постановления Политбюро" выглядят случайными, хаотичными и повисают в воздухе без надлежащего хронологического развития и исполнения со стороны советского руководства. Вот, например, Политбюро 19 февраля 1935 г. решает предпринять меры по сближению с Ватиканом. И что же? "Ватиканский сюжет" остается неразвитым, он исчезает, а попросту забывается фальсификатором. Или вот, например, Политбюро отмечает серьезную опасность в лице поднимающего голову сионизма в своем "постановлении" от 29 октября 1935 г. При этом констатируется, что требование создания еврейского государства, охватывающего не только Палестину, может стать сложной проблемой для внешней политики Великобритании. Однако данный аспект политики СССР по отношению к Великобритании в "постановлениях" больше не затрагивается, он оказался забытым.
