Вирус разложения общества был налицо. За период с 1945 по 1991 годы девяносто один сотрудник КГБ и ГРУ изменили Родине. Из них сорок восемь человек, т. е. большинство, бежали за границу или же были разоблачены как раз в период с 1975 по 1991 годы — годы, когда ученик Андропова, его начальник секретариата возглавил сначала ПГУ, а затем КГБ. Это была уже эпидемия неверия в руководство страны.
В связи с этим провалившийся в результате предательства наш ценнейший агент в ЦРУ Олдрич Хейзэн Эймс, проработавший около 10 лет на КГБ под псевдонимом «Колокол» вспоминал, что глаза и уши американской разведки были везде. Агенты ЦРУ проникали на многие участки советской системы: КГБ, ГРУ, Кремль, научно-исследовательские институты… Не просто проникали в разведслужбы Советского Союза и стран Варшавского договора, но и «в гигантских масштабах манипулировали ими».
Следует заметить, что от этого «эймсовского» удара нашей разведки ЦРУ не может оправиться до сих пор.
Автору, как руководителю первичного чекистского звена в системе центрального аппарата КГБ доводилось слушать от оперативного состава много зрелых вопросов: почему не внедряются компьютеры для анализа оперативной обстановки?
Остро ставились вопросы: почему не применяются «детекторы лжи»? Почему запрещают работать против партийного чиновничества? Почему Ю.В. Андропов не вводит Службу собственной безопасности в системе КГБ? Зачем эти облавы?
В этой связи вспоминается случай, рассказанный автору этой книги начальником КП ГРУ капитаном 1 — го ранга В.И. Вилюковым. Когда один из офицеров Командного пункта ГРУ был задержан «летучим патрулем», которые наводнили Москву в 1983 году по указанию Ю.В. Андропова с целью выявления в рабочее время нарушителей трудовой дисциплины.
Выяснилось, что после суточного дежурства он с товарищами по дежурной смене зашел в кафе пообедать и отметить день рождения одного из них. С учетом политического характера проводимой кампании, которая контролировалась «на самом верху», офицер как дисциплинированный подчиненный доложил о происшествии своему непосредственному начальнику.
Начальник ГРУ генерал армии П.И. Ивашутин внимательно выслушал доклад офицера и задал ему несколько вопросов по личности провинившегося. После данной положительной характеристики спросил:
— А вы, товарищ Вилюков, посещали когда-нибудь с друзьями рестораны?
На утвердительный ответ офицера он резюмировал:
— Хорошо работает офицер? Так пусть и работает. А кампании так и останутся кампаниями…Они скоротечны…
Смело высказался начальник ГРУ Генштаба по поводу очередных глупостей властей.
Много было всяких кампаний: власти обещали перегнать США по промышленному производству; построить коммунизм к 80-ым годам; решить жилищную проблему и т. д. и т. п. Но до сих пор государство не может обеспечить фронтовиков приличным жильем, хотя не раз обещало, особенно перед выборами. Вопросы, вопросы, вопросы…Они были горячими, потому что являлись злободневными. Ответов мы тогда в 70-80-е годы так и не получили. Ждем-с и сегодня.
Это все колокольные звоны!
* * *
Андропов, а не Горбачев первым ввел в обиход понятие «перестройка». Суть его новаторского подхода в политикоэкономической ситуации государства описал А.Н. Яковлев, который был уже в верхних властных структурах. Он в своей книге «Омут памяти. Сумерки» отмечал:
«План Андропова по «спасению социализма», если судить по его высказываниям, состоял в следующем: в стране вводится железная дисциплина сверху донизу, координировано идет разгром инакомыслия, ужесточается борьба с коррупцией и заевшейся номенклатурой; под строгим контролем происходит умеренное перераспределение благ сверху вниз; проводится партийная чистка. Убираются из номенклатуры все, кто неугоден КГБ».
Меня, например, поразило его предложение «О лицах, представляющих особую опасность для государства в условиях военного времени. Андропов заранее готовил списки для ареста и лагерей».
Верить Яковлеву можно с натяжкой, но, с другой стороны, в ряде СМИ на Западе в 1982 году, после избрания Андропова генсеком, отмечалось, что он по настоящему «либерал», человек с «прозападным уклоном».
Этот материал подавался в журналах: 15 ноября в «Шпигеле», 19-го в «Цайте» и 21 — го в «Ньюсуик». Бросается в глаза слишком быстрая смена векторов: вчера на посту председателя он — «монстр», «душитель свободы», «красный палач», «жестокий кэгэбэшник», а сегодня в должности генсека — «демократ», «либерально настроенная личность», «адекватен», «способен перестроиться» и прочее.
Но вот ельцинский архивариус Р.Г. Пихоя утверждает, что «слухи об Андропове», как «просвещенном диктаторе, нечуждом западных ценностей» стали распространятся на Западе, по меньшей мере «с начала 1 982 г…»
Выходит, знали заранее, кто будет очередным генсеком, и готовили ему новый имидж.
Западник Г.А. Арбатов, являвшийся помощником Ю.В. Андропова, входивший даже в семьи Киссинджера и Буша старшего, признавался, что, благодаря ему, Ю.В. Андропов «так быстро отмылся от Лубянки… Это я, со своей международной репутацией создал ему реноме на Западе, да и у нас».
Наверное, он и такие же ему подобные из окружения генсека Андропова, предлагали идею многоукладной рыночной экономики, децентрализации советского общества и раздела СССР на 41 штат по образу и подобию США, что непременно вело бы к разрушению единого государства.
И.А. Вольский вспоминал:
«Как-то генсек меня вызвал: «Давайте кончать с национальным делением страны. Представьте соображения об организации в Советском союзе штатов на основе численности населения, производственной целесообразности, и чтобы образующая нация была погашена.
Нарисуйте новую карту СССР».
Как понимать слова Андропова о том, чтобы в России «образующая нация была погашена?» Наверное, дабы не было упоминания самого понятия — русский. В связи с этим автору пришлось обратиться к творчеству великого русского философа Николая Александровича Бердяева, чтобы найти ответ на вопрос: что же за народ русские в его понимании? Вот довольно глубокие ответы ученого и публициста:
«Русский никогда не чувствует себя организатором, он привык быть организуемым;
— в типичной русской душе есть много простоты, прямоты и бесхитростности. Ей чужда всякая аффектация, всякий взвинченный пафос, всякий аристократический гонор, всякий жест. Это душа — легко опускающаяся и грешащая, кающаяся и до болезненности сознающая свое ничтожество перед лицом Божьим;
— русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот в земном устройстве. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных. Он всегда ждет жениха, мужа, властелина;
— в русском человеке так мало подтянутости, организованности души, закала личности… В самых высших своих проявлениях русская душа — странническая, ищущая града не здешнего и ждущая его сошествия с неба;
— русский народ — самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю;
— в русском народе поистине есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства;
— русский народ — народ государственный, он покорно согласен быть материалом для создания мирового государства, и он же склонен к бунту, к вольнице, к анархии;
— русский человек может бесконечно много терпеть и выносить. Он прошел школу смирения. Он легко поддается соблазнам и не выдерживает соблазна легкой наживы;
— русская доброта часто бывает русской бесхарактерностью, слабоволием, пассивностью, боязнью страдания…»
Да простит меня читатель за длинный перечень бердяевских формулировок.
До недавнего времени тоже делалось многое для того, чтобы русская нация, или как ее стыдливо называют «титульная», была «погашена», выражаясь андроповским языком. Разве такого рода русофобия не обидна для русских людей?
Но не надо забывать чиновникам, стоящим с кнутом над народной толпой, что русские обладают удивительным сплавом расслабленной, мягкой, всеобъемлющей доброты и нежности с крайней жестокостью во время бунтов, причем с переходом от одного к другому периодам развития страны стремительно, даже молниеносно.
* * *
Подведение жизненных итогов у Юрия Владимировича было тяжелым и трагичным. Как говорится: «Не человек гонит, а время. Не время проходит, а мы проходим через годы. Мы не живем, а дни провожаем». А они, эти дни, мелькают, как окна проходящего вблизи нас пассажирского экспресса. Из них складывается сама жизнь.
