В Двинском крае подати начислялись с сошки. Согласно писцовым книгам 1552/53 г., оброк определялся чаще всего около 18 алтын 2 деньги с сошки. В этот оброк входила обежная дань и «горностаи» (по 7 денег за горностая) в равных долях и карельская белка с морским оброком (иногда 1 алтын). 6 алтын платилось за ямские деньги, 15 денег пищальных (в писцовых книгах 1558/59 г. 10 денег за ямчужное дело и 5 денег приметных), 2 деньги за вытные деньги и доставлялся посопом хлеб: по осьмине ржи и по четверти ячменя. В писцовых книгах 1558/59 г. еще упоминается налог за городовое и засечное дело по 5 алтын с сошки. Таким образом, с сошки на Двине платилось 1 рубль без 1 алтына и 1 деньги да наместничий корм, который, согласно Уставной грамоте 1556 г., платился в размере 20 рублей с сохи (2 рубля 4 алтына с сошки), с пошлинами (2 алтына с рубля), т. е. всего 3 рубля 2 алтына 5 денег. Кроме того, крестьяне платили с выти денежный оброк, состоящий из дани, посошного корма (1 алтын и 1/2 деньги), мелкого дохода (за полоть барана, сыр, яйца и т. д.) с выти по 4 алтына, т. е. всего по 5 алтын и 1/2 деньги[295].
На дворцовых землях в целом отмечаются те же явления, что и на черных, хотя и с некоторыми отличиями. Поскольку дворцовые земли обеспечивали государев двор хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами, то часто дворцовые крестьяне были обязаны обрабатывать дворцовую пашню. Так, в 1543/44 г. крестьяне Буйгородской волости, Волоколамского уезда, пахали на выть[296] по десятине, всего 170 десятин в поле[297]. Кроме того, они платили с выти денежный оброк, состоявший из дани, посошного корма (1 алтын 1/2 деньги), мелкого дохода (за полоть мяса, барана, гуся, курицу, масло, сыр и яйца — 4 алтына), т. е. всего по 5 алтын 1/2 деньги. Дворцовые крестьяне села Борисовского, Владимирского уезда, в 1554/55 г. не пахали государевой пашни, но платили денежный оброк с выти за мелкий доход 8 алтын 1 деньга, за солому 1 алтын, посельскому по 4 деньги (не считая судебных пошлин), которые иногда шли дворецкому (10 денег с рубля). За посошный корм платилось с сохи по 21 алтыну 2 деньги. Итого с сохи (считая в сохе 800 четвертей, а в выти 12 четвертей доброй земли) получается 21 рубль 13 алтын. Вместо дани крестьяне платили ямские и полоняничные деньги — «по разводу», т. е. в зависимости от обложения на данный год. Кроме того, крестьяне были обязаны «городовое дело делати и посошная служба служити». Наконец, посопного хлеба (натурального оброка с выти) шло по 8 четей ржи и 12 четей овса, т. е. около 536 четей ржи и 804 четей овса с сохи[298].
Сходные черты, характеризующие формы докапиталистической ренты середины XVI в. на Руси, мы встречаем и в хозяйствах духовных и светских феодалов. Так, в 1532 г. крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря платили денежный оброк обычно «с десятины по чети рубля». Впрочем, рента продуктами в какой-то мере еще сохранялась (обязанность поставлять яйца, сметану и т. д.), хотя ряд повинностей переведен уже на деньги (вместо дров платилось с десятины го 10 денег, вместо овчины 3 деньги и т. д.)[299]. Очевидно, крестьяне поставляли монастырю оброком и хлеб (хотя прямых данных, к сожалению, у нас не сохранилось). Дело в том, что даже в 70–80-х годах XVI в. меньшинство селений Волоколамского монастыря платило один денежный оброк (от 30 алтын до 1 рубля с выти); большинство доставляло оброк хлебом с небольшим денежным дополнением (4 алтына)[300]. На монастырскую пашню в середине века волостные крестьяне не привлекались, поскольку она обрабатывалась «детенышами».
В 50–60-х годах XVI в. происходит «дереоброчка», т. е. рост денежного оброка и в новгородских поместьях[301].
Таким образом, к середине XVI в. на Руси происходило развитие денежной формы докапиталистической ренты. Это обстоятельство показывает уже известную степень развития товарно-денежных отношений на Руси, роста ремесленного производства и складывания предпосылок всероссийского рынка, хотя, конечно, нельзя преувеличивать значения денежной ренты в это время. Рента продуктами не только сосуществует с денежной, но зачастую является ведущей формой ренты. Так, например, в начале 60-х годов XVI в. почти 2/3 крестьян крупнейшего монастыря-вотчинника — Кирилло-Белозерского платили оброк натурой — «посопным» хлебом (из 1463 1/2 вытей —1070 2/3), причем они доставляли монастырю около 10,5 тыс. четвертей в год. Это были крестьяне владений, находившихся неподалеку от монастыря на давно освоенной им территории. Вместе с тем 1/3 вытей, главным образом из числа недавно присоединенных к монастырю или находившихся далеко от него, платила денежный оброк и небольшой оброк хлебом (464 вытей доставляли свыше 157 рублей и 466 четвертей хлеба)[302]. Всего в Кириллове монастыре на долю натурального оброка приходилось свыше 80 % общего размера ренты[303].
Рост денежного и натурального оброка и усиление крепостничества к середине XVI в. нашли свое выражение в послушных грамотах. Если ранее крестьяне должны были платить оброк «по старине», то теперь им предписывалось выплачивать оброк в соответствии с распоряжением помещика («чем вас изоброчит»).
Наряду с развитием денежной ренты в середине XVI в. мы можем отметить и новые явления, которые к концу века получат особенное значение, — это постепенное увеличение собственной запашки у феодалов и в связи с этим рост барщины. Этот процесс был характерен не только для одной России. Во всей Европе к востоку от реки Эльбы в XVI в. происходило расширение площади барской запашки и переход к отработочной ренте[304]. Россия, следовательно, переживала в экономике явления, сходные с процессами, происходившими в Польше, Венгрии и других восточноевропейских странах.
Переход от оброка к отработочной ренте вызывался стремлением помещиков увеличить массу получаемого ими от крестьян прибавочного продукта путем увеличения эксплуатации. Все возраставшая потребность феодалов в деньгах заставляла повышать доходность их вотчин и поместий за счет увеличения оброков, введения собственной запашки, перевода крестьян на барщину. Средние и мелкие землевладельцы, возможность которых повышать оброки была ограничена уже самой тяглоспособностью крестьянского хозяйства, встали первыми на путь расширения барщины. Распространение среднего и мелкого землевладения в поместной форме в условиях развития товарного производства в первой половине XVI в, повлекло за собой рост барщины. Уже в статье 88 Судебника 1550 г. появляется сравнительно с аналогичной статьей 57 Судебника 1497 г. характерная новость — указание на барщину («боярское дело»), которого не было раньше[305]. Развитие барщины ярко прослеживается и по сохранившимся данным и закладным грамотам[306]. Так, например, по закладной грамоте 1549 г. Н. Л. Глухов получил право «за рост пахати и в дворех жити и землю пахати» во владении, которое он получил в качестве залога[307].
В исторической литературе было высказано предположение, что упоминание о барщине появляется в послушных грамотах лишь в 1562–1570 гг.[308] Однако этот вывод основан на локальном (новгородском) материале[309] и поэтому не может быть признан вполне убедительным. В центральных районах Русского государства уже в 40–50-х годах XVI в. в послушных грамотах появляется предписание «пахати пашню» феодалов, адресованное крестьянам[310].
Середина XVI в. была временем наибольшего расширения барской запашки на землях новгородских помещиков[311]. По наблюдениям А. Г. Манькова, в вотчинах краснохолмского Антониева монастыря на территории Еежегкого Верха в первой половине 60-х годов XVI в. баршина составляла не менее 2/3 общей массы повинностей[312].
Рост внутреннего рынка, превращение хлеба в заметный объект купли-продажи привели к тому, что крестьянин и землевладелец начинают увеличивать производство товарного хлеба[313]. Еще в первой половине XVI в. в различных районах страны, особенно в вотчинах служилого люда и частично в вотчинах монастырей, мы встречаемся с господской запашкой, которая обеспечивалась светскими феодалами главным образом за счет труда их «людей» — полных, докладных, старинных, т. е. холопов, а духовными феодалами за счет эксплуатации труда кабальных и наемных людей. Однако относительные размеры этой запашки еще не были велики. В вотчине Ю. В. Кокошкина Глебова, Дмитровского уезда, переданной им в 1543–1544 гг. в Троице-Сергиев монастырь, она равнялась 16,6 % всей запашки[314]. Несколько более была монастырская запашка в Двинском крае. Так, в подмонастырных деревнях Николаевского-Корельского монастыря в 1554 г. четыре обжи пахали монастырские детеныши и две — крестьяне, т. е. монастырская запашка доходила до 66,7 %[315]. Такое соотношение, конечно, существовало лишь в деревнях, расположенных поблизости от монастыря; крестьянская запашка в отдаленных владениях была больше. Серединой XVI в. следует датировать расширение господской запашки, что стимулировало рост барщины как формы эксплуатации.
