казалось невозможным в мрачный период после крестьянского восстания. В противовес утверждениям Норфолка о том, что Бофорты вот-вот будут уничтожены королем, факты свидетельствуют о том, что они были у него в милости, даже когда их единокровный брат Генрих Болингброк оставался под подозрением у параноидального государя.
29 апреля 1398 года королем было принято решение относительно герцога Херефорда; было постановлено, что он встретится с Норфолком в поединке, в буквальном смысле — не на жизнь а на смерть. Вялые попытки короля примирить враждующих герцогов потерпели фиаско, когда оба не только отказались снять свои обвинения друг против друга, но и "заявили, что между ними никогда не будет заключен мир" [106]. Поединок, из которого живым должен был выйти только один человек, был назначен на 16 сентября. В удивительно рискованном проявлении солидарности со своим единокровным братом, 23 августа Генри Бофорт публично заявил о полной поддержке своего "самого почтенного и дорогого брата" в подготовке к смертельной дуэли с "определенным противником", а затем использовав свои прерогативы епископа, приказал провести молитвы и процессии по всей епархии в поддержку герцога [107]. Преданность делу дома Ланкастеров, проявляемая в течении всей последующей жизни Генри Бофорта, явно была для него чем-то особенным, когда он был всего лишь начинающим епископом.
В день поединка, который должен был состояться на Госфорд-Грин близ Ковентри, королевский двор собрался, чтобы выяснить, кто из герцогов выйдет победителем. Присутствовали король и его молодая королева, нервничающие герцог и герцогиня Ланкастер, а также большое количество любопытных дворян. Для одних это был ужасный случай, а для других возможностью увидеть увлекательное зрелище, сродни гладиаторским состязаниям Древнего Рима. Херефорд готовился к поединку в павильоне, "усыпанном красными розами", облачившись в свои лучшие доспехи, и "осенив себя крестным знамением", прежде чем потребовать свое копье [108]. Когда оба герцога вооружились разнообразным оружием, предназначенным для убийства противника, король внезапно остановил мероприятие перед самым его началом и призвав герцогов встать перед ним на колени и, без суда и возможности опротестовать решение, приговорил Херефорда к десяти годам изгнания, а Норфолка — к пожизненному [109].
Это была, со стороны короля, мстительная демонстрация своей власти, безжалостная в исполнении и проницательная по своей цели. Хотя Уолсингем, отнюдь не будучи сторонником Гонта, счел приговор "противоречащим справедливости, законам рыцарства и обычаям королевства" [110]. Ричард удовлетворил свою жажду мести пяти лордам, восставшим против его правления десятилетием ранее, удалив двух последних из своего королевства без необходимости рубить головы.
Новость была катастрофической для Гонта, вынужденного разлучиться с любимым сыном и одновременно размышлять о том, что все его достижения за последние три десятилетия будут уничтожены. Хотя срок изгнания Херефорда был сокращен до шести лет с первоначальных десяти, все более слабеющий Гонт боялся, что больше никогда не увидит своего сына, которому было приказано покинуть Англию до 20 октября 1398 года. То, что Херефорд "так галантно исполнил свой долг", оказалось бесполезным [111].
В то время как Норфолк отправился в паломничество в Иерусалим и умер в Венеции в следующем году, Херефорд предпочел остаться поблизости от Англии и отправился к французскому двору в Париж. Нет никаких свидетельств о том, что Бофорты делали в этой ситуации, но, судя по всему, они поддерживали дружеские отношения со своим единокровным братом. В любом случае, они потеряли влиятельного союзника при дворе. Однако один из Бофортов все же извлек выгоду из случившегося: 24 сентября Томас Бофорт получил конфискованное у Норфолка лордство и замок Акр, а также ренту в 100 марок в год [112].
Всю зиму 1398 года Джон Гонт боролся с очередной затяжной болезнью, которая приковала его к постели в Лестерском замке, а когда прошло Рождество, стало очевидно, что могущественный герцог умирает. 3 февраля 1399 года в преддверии его кончины было составлено завещание, и чернила едва успели высохнуть на пергаменте, как в тот же день Гонт, "прославленный герцог Ланкастер, достойный благочестивой памяти" [113], скончался.
В последние минуты жизни Гонт не остался в одиночестве, с ним рядом находилась его супруга Екатерина, хотя нет никаких сведений о присутствии у смертного одра кого-либо из Бофортов. Однако, Генри Бофорт сопровождал тело отца, когда его перевозили из Лестера в Лондон, где тот просил себя похоронить. Когда траурный кортеж достиг аббатства Сент-Олбанс в Хартфордшире, где герцогская семья планировала остановиться на ночь, разразилась недостойная ссора.
Аббат Джон де ла Мут отказался принять престижных гостей, расценив присутствие Генри в качестве епископа Линкольна как угрозу независимой юрисдикции аббатства. В середине XII века аббатство Сент-Олбанс получило освобождение от власти епископа Линкольнского, и аббат выразил опасения, что эта привилегия окажется под угрозой, если Генри будет допущен в аббатство для проведения мессы. После вмешательства Роберта Брейбрука, епископа Лондонского, примирительно настроенный Генри поспешил развеять озабоченность аббата и пообещал, что не будет добиваться каких-либо изменений в давних привилегиях аббатства, о чем впоследствии была составлена королевская грамота [114]. Генри в самом начале своей карьеры усвоил важный урок: один лишь его титул и происхождение не смогут предотвратить периодические вызовы его власти исходящие из упрямых церковных кругов.
16 марта в соборе Святого Павла Джон Гонт был похоронен "с большими почестями" [115] и, в соответствии с условиями завещания, погребен возле главного алтаря и рядом со своей "самой дорогой покойной женой Бланкой" [116]. На похоронах присутствовали Екатерина Суинфорд, король и королевский двор, и хотя о Бофортах не упоминается, кажется вероятным, что Джон и Генри находились в соборе Святого Павла в силу своих титулов, если не более того.
Завещание герцога демонстрирует его благосклонное отношение к Екатерине и Бофортам. Обращаясь к своей третьей супруге как к "моей самой дорогой жене Екатерине", он оставил ей "две лучшие нучи, которые у меня есть", а также "большой золотой кубок". Нуч — это тип броши или застежки, которую обычно носили как украшение представители обоих полов, хотя иногда она имела и практическое назначение для застегивания одежды. Они часто были ценными изделиями и, как правило, украшались бриллиантами или другими драгоценными камнями. Можно представить, что у такого богатого человека, как Гонт, его лучшие броши были высочайшего качества и, предположительно, стоили огромных денег. Более важным было то, что он завещал жене все "пряжки, кольца, бриллианты, рубины и другие вещи, которые можно найти в маленькой шкатулке из кипарисового дерева, ключ от которой есть только у меня". Екатерина также получила "большую кровать из черного бархата, расшитую по кругу кружевом" и все "имущество и драгоценности, которые я дарил ей после свадьбы".
Хотя Гонт просил похоронить его вместе с первой женой Бланкой, его привязанность к третьей жене и забота о ее финансовом положении после его смерти вполне ощутимы. Не были обойдены вниманием и Бофорты. Всем
