— Поэзию редактирую.
— Конечно, тоже хлопот немало. Надо разобраться. Теперь много писателей.
— Очень много.
— В том-то и дело. Новых не видно интересных людей?
— Я пока не вижу.
— Нет? Ведь это не простое дело. Евтушенко что-нибудь написал?
— Роман «Ягодные места». Как весь Евтушенко, такой роман, понимаете.
— Конечно. Да, он настолько запутался и так много у него самодовольства глупого, что ждать от него чего-то интересного, по-моему, не приходится. Он не поумнел за эти три десятилетия. Он давно уже пишет — тридцать лет тоже немало.
09.12.1982
— Евтушенко остался вне партии? — спрашивает Молотов.
— Да, он вне партии. А зачем ему партия?
— Правильно. И он ей не нужен, — говорит Молотов.
30.04.1986
— Ну, что интересного есть почитать? Вы не читали «Не стреляйте в белых лебедей» Васильева? Я прочитал — ничего интересного. Сентиментальная мещанская книга. Средний писатель. И какая-то глупость придумана, что самородок из народа завел небольшое озеро с лебедями. И пока он таскался туда-сюда, пришли туристы, уничтожили этих лебедей. Но это только между прочим написано, образ символический, а смысл — отношения между людьми. Но ничего не запоминается и ничего собой не представляет.
28.11.1974
Молотов читает новую книгу стихотворений:
— Я стихи люблю. Поэтому стараюсь уловить… Стихи люблю. Очень. Но стараюсь не слишком отвлекаться на стихи, потому что это больше для чувства у меня, а надо где-то получить много фактов. Поэтому стараюсь время, отданное на стихи, ограничить, а другое время, для прозы, расширить. Тем не менее обязательно каждому, по-моему, надо читать стихи.
По телевизору показывают мультфильмы.
— Мультипликацию не люблю, — говорит Молотов. — Думаю, что немного мы испортили ее. Плохие детские фильмы.
01.01.1985
— В чем моя беда? Я открыто говорю, не скрываю своих взглядов, — признаюсь Молотову.
— Я-тоже не скрываю взглядов, но не все говорю, — отвечает Молотов.
— Ну, знаете, в споре…
— Разгорячишься и скажешь.
— А потом за это отомстят. Писательская братия — разные люди.
— Конечно, разные, — соглашается Молотов. — Они теперь вот идут все вместе, но они разные.
30.10.1984
— Кто у нас наиболее крупный прозаик? — спрашивает Молотов. — Кто Льва Толстого заменит? Может, Шолохов?
— Георгий Марков. Сейчас, Вячеслав Михайлович, кто начальник, тот и самый главный писатель, тот и классик.
— Тот и классик, — соглашается Молотов. — С Евтушенко не встречался в последнее время?
— Он занялся фотографией и выставки организовывает. Снимает людей, пейзажи…
— Слава богу, хоть не о себе делает, — замечает Молотов. — Таких вещей, как «Наследники Сталина», сейчас не печатает?
— Сейчас такое не напечатает. На XXIV съезде в докладе Брежнева сказано: не очернять и не обелять. Это восприняли как руководство к тому, чтобы вообще о Сталине не писать.
— Верно. Так и получается, — соглашается Молотов.
28.08.1981
— Вы читаете критика N.? — спрашивает Молотов.
— Нет, не читаю.
— Критики бывают интересные.
— Белинский. Писарев…
— Добролюбов, — продолжает Молотов. — Нельзя не прочитать.
— Конечно. Но сейчас таких нет.
— По-моему, нет. Сейчас либо положительно, либо отрицательно, — говорит Молотов.
04.12.1981
Мне самому интересно перечитывать свой «молотовский дневник» еще и потому, что мы много говорили о современности, о текущих событиях, я рассказывал Вячеславу Михайловичу о поездках по стране и за рубеж.
В апреле 1981 года по командировке ЦК комсомола я летал на Чукотку и Колыму. В Магадане побывал у Вадима Козина, известного эстрадного певца, ранее столь популярного.
Приведу разговор с Молотовым, состоявшийся после моей поездки.
— В Магадане Советская власть с 1954 года. Там же Дальстрой был, — говорю я.
— Да, — подтверждает Молотов.
— Исполкомов не было… Я пришел в гости к Вадиму Козину. Помните такого певца?
— Козин? Вот как!
— Я у него сидел, вот так разговаривал, как с вами. Наша поездка заканчивалась. Нам рассказали, что в Магадане был один из лучших в стране театров, потому что там собрались сосланные, арестованные артисты и ставили очень хорошие спектакли. Вот и Козин там оказался.
— Я фамилию припоминаю, — говорит Молотов. — А так не помню.
— Захожу к нему в комнату, он один живет…
— Он с какого времени там? — спрашивает Молотов.
— С 1945 года?
— А за что?
— Он мне показывал бумажки, справки. Даже статьи нет. Написано: «По делу НКВД». Восемь лет ему дали. Он рассказал, что его пригласил к себе Берия…
— Пригласил поговорить?
— Да. Подводит к картине, где изображен Сталин, и говорит: «Все художники рисуют товарища Сталина, у каждого певца есть в репертуаре песня о Сталине, а у вас есть?»
Козин признался, что у него нет такой песни. Берии это не понравилось, и Козина вскоре забрали.
— Что-нибудь было еще, наверно, — предполагает Молотов.
— Восемь лет с поражением в правах ему дали. Освободили досрочно в 1950 году еще при Сталине — «за ударную работу». У него есть документ — прямо как удостоверение Героя Советского Союза. Там сказано, что Указом Президиума Верховного Совета СССР с него сняты судимость и поражение в правах. Козин очень гордился этим документом и сказал мне: «Говорите всем, что я чист, а то многие до сих пор думают, что я виноват».
У него стоит на полке собрание сочинений Сталина, сборник «Песни о Сталине» — он это любит.
— Вон как? Значит, проучили его, — говорит Молотов. — Он что, уж старик теперь?
— Около восьмидесяти. Вас догоняет. Бодрый. Сел за пианино, спел несколько песен. В одной из них есть такие слова: «А я люблю бульвары Магадана…» Уезжать оттуда не хочет — привык.
— Он что, семейный человек?
— По-моему, нет. Собирает вырезки из газет на международные темы и по искусству. Вся квартира завалена ими. И кошек полно. Одну, самую страшную, назвал Плисецкая. Любимый кот — Бульдозер.
Рассказывал, что аккомпанировал Сталину, когда тот пел русские частушки. О Сталине говорит высоко, никого не обвиняет.
— Проучили человека, — замечает Молотов. — Разбираться стал в политике.
01.05.1981
Приехал к Вячеславу Михайловичу с работы. Был у него на даче в 15 часов 10 минут. По дороге в булочной на Кутузовском купил торт. Сегодня первый теплый день. На большом термометре молотовской дачи плюс шестнадцать градусов.
Постучался. Слышу:
— Можно, можно! Феликс Иванович, вам всегда можно!
Молотов был уже внизу и шел мне навстречу:
— Сейчас чайку попьем, а он как раз торт принес!
Мы расцеловались. Вячеслав Михайлович был в серой пижамной рубахе. Вообще он всегда одевается легко, не боясь простуды. Выглядит лучше, чем в прошлый раз, хотя похудел. Но не такой вялый — наоборот, бодрый, и голос стал громче и жизнерадостнее.
Мы сели за стол. Таня подала чай с конфетами и тортом. Я прошел с «дипломатом» на свое место к окну.
— Я смотрю, вы с чемоданом, — говорит Молотов. — Теперь все таскают.
— Никуда не денешься, нужно.
— После войны пошло.
— Я смотрю, вы речь Романова читаете?
— Неплохо, — говорит Молотов. — Особого такого ничего здесь нет, но понимание друг друга есть. У вас как дела?
— Работы много. Некогда самому творчеством заняться. Сегодня еле к вам выбрался, даже немножко опоздал.
Молотов смотрит на часы:
— Да, немножко есть. У меня сегодня банный день. До пяти часов я могу гулять. Знаете, как Пушкина испытывали стихами в Лицее? — неожиданно спрашивает он и тут же отвечает: — Пушкину говорят: «Се» — славянское се — «Се с запада восходит царь природы…»
Дальше Пушкин продолжает: «И удивленные народы не знают, что начать: ложиться спать или вставать».
С запада не может солнце вставать, поэтому «удивленные народы не знают, что начать: ложиться спать или вставать». Вот вам поэзия!
Так начался наш разговор и дальше потек, как всегда, по разным темам.
29.04.1982
— Режиссер Любимов остался за границей.
— Слыхал, — говорит Молотов.
— Его здесь сняли с работы, он там остался.
— Он раньше был в каком театре?
— На Таганке.
— Ну, это, так сказать, с запахом, — говорит Молотов. — На Таганке — это, конечно. Специфический запах.
