существовавшие в это время на Западе. Полученная норма лишь очень приблизительно выражает заработную плату строительного рабочего. Можно думать, что стоимость одного рабочего дня была выше, чем полученная нами, так как мы делили аккордную плату на общее количество всех дней, включая сюда и праздники, и дни простоя.
Наиболее высокая норма оплаты в 1431 г. объясняется, вероятно, тем, что здесь сроки работ приходятся на самое горячее строительное время, с мая по ноябрь.
Заработная плата за один день составляла в 1424–1431 гг. такую долю серебряного рубля, которая оказалась очень близкой к ходячей псковской монете-деньге. Рубль содержал 216 денег [1526].
Если мы выразим заработок наймита в псковской монетной системе XV в., то получим следующие данные за неделю (с учетом праздничного дня): в 1424 г. наймит получал 6 денег в неделю, в 1431 г. — ок. 7, в 1465 г. — 2½.
Интересно, что недельный заработок наймита в 1431 г. был лишь незначительно выше заработка его в 1424 г.
Резкое падение заработной платы в 1465 г. требует особого рассмотрения. Предполагать низкую квалификацию рабочих, принимавших участие в строительстве, нет основания, так как работа этого года была аналогична работе 1424 г., а может быть, даже сложнее, так как строилась не только стена, но и колокольня и ворота.
Трудно объяснить низкую плату 1465 г. общим падением заработной платы рабочих в XV в., наблюдаемым, например, в Германии [1527], так как падала реальная заработная плата, а не номинальная стоимость рабочего дня.
Можно допустить, что резкое различие в заработной плате объясняется тем, что в 1465 г. строители столовались за счет города. Так именно можно понять свидетельство летописи о постройке Троицкого собора в 1365 г.: «и даше мастеромъ дѣлу мзды 400 рублевъ дара и добрѣ потчиваху ихъ» (курсив наш. — Б.Р.) [1528].
Возможно, что на понижении заработной платы в 1465 г. сказалась дешевизна продуктов питания в предшествовавшем 1464 г. (работа велась с 1463 г.): «а хлъбъ бысть дешевъ, зобница ржи по 17 денегъ, а овса по 7 денегъ, а пудъ соли по 3 денгѣ» [1529].
Мастера иногда просили доплаты за свою работу. В 1456 г., когда лето было очень дождливым, мастера не удовольствовались первоначальной платой: «А даша псковичи мастеромъ дѣлу 60 рублевъ, и по томъ мастери биша челомъ на вечи псковичемъ, они же придаша имъ 20 рублевъ» [1530].
Возможно, что челобитье мастеров на вече было вызвано дороговизной продуктов в это лето.
Итак, у нас нет бесспорного объяснения низкому уровню заработной платы в 1465 г., но наиболее близки к нему соображения о дешевизне и о городских харчах. Для определения реальной заработной платы у нас слишком мало сравнительных данных.
Н. Аристовым собраны почти все сведения о ценах на продукты в древней Руси (не использованы лишь писцовые книги) [1531].
Установив недельный заработок плотников и каменщиков в 2½, 6 и 7 денег, дадим приблизительные сведения о ценах XV в., заранее оговаривая их относительность. На одну деньгу во Пскове в XV в. можно было купить что-нибудь одно из нижеперечисленных продуктов:
1 ковригу хлеба — 1455–1462 гг.
13 фунтов соли (когда соль была дешева) — 1464 г.
2½ фунта меда (при дешевизне меда) — 1467 г.
⅙ часть барана — XIV в. и 1467 г.
ок. ½ пуда овса (в урожайный год) — 1464, 1467, 1476 гг.
ок. ½ пуда ржи (в урожайный год) — 1434 г.
Как видим, при самых оптимальных расчетах реальный заработок наймитов-строителей был очень невелик. Если же принять во внимание обилие неурожайных лет, разорительные войны, частые пожары и наводнения, которым было подвержено посадское население, то положение строителей следует признать тяжелым и крайне неустойчивым.
Разница в оплате простых строительных рабочих и квалифицированных архитекторов была очень велика. Достаточно вспомнить мастера Кирилла, который мог истратить на церковь во имя своего патрона сумму, равную заработку простого строителя за 20 лет работы. Баснословно высокое вознаграждение было обещано Аристотелю Фиораванти русским послом Семеном Толбузиным — 10 руб. в месяц [1532]. Правда, нужно оговориться, что договор с Фиораванти был заключен в Италии, откуда другие мастера отказывались ехать в Россию; русского же посла привлекала перспектива заманить в Москву лучшего европейского зодчего.
Ремесленники, работавшие по найму, составляли только часть (и притом меньшую) городских ремесленников. Для большинства ремесленников была характерна работа в мастерских.
Важным вопросом в истории ремесла является вопрос о характере реализации ремесленных изделий. Основные формы в изучаемую эпоху были те же, что и в домонгольскую: работа на заказ и работа на рынок; между ними существовали различные промежуточные стадии, характеризовавшие степень развитости того или иного ремесла.
Работа на заказ характерна для некоторых видов вотчинного ремесла и для отраслей, связанных с дорогим сырьем, как, напр., ювелирное дело или литье колоколов. Все подписные драгоценные изделия мастеров Лукьяна, Ивана Фомина, Амвросия являются вещами, изготовленными на заказ.
Но в обстановке большого ремесленного города работа исключительно на заказ могла существовать лишь в качестве дополнения к массовому производству. Мы уже видели выше, что в Новгороде и в других городах возникали мастерские, рассчитанные на массовое производство (художественное литье и др.); мы уже встречали в деревенском курганном инвентаре вещи, изготовленные в городах.
Для XIV–XV вв. производство на рынок несомненно. Необходимо установить, в какой мере продажа изделий была в руках самого ремесленника. Произошел ли отрыв ремесленника от торговли и появление посредника-купца? Для домонгольской Руси мы можем ответить на этот вопрос утвердительно. Целый ряд изделий городских ремесленников развозился купцами-коробейниками во все концы славянского мира. Вывод этот был получен благодаря массовому курганному материалу одной эпохи из разных областей. Для XIII–XV вв. мы таким материалом не располагаем, но более ограниченные данные Вотской пятины и Московского княжества (см. выше, в разделе деревенского ремесла) говорят о наличии в деревне городских вещей, удаленных на большое расстояние от места производства. Возможно, что в XIV в. коробейники появились вновь.
Судя по более поздним материалам XVI в., полного отделения торговли от ремесла еще не было. Наряду с немногими торговцами — посредниками продолжала существовать продажа изделий самим ремесленником. Можно допустить, что вне города, на сельских ярмарках, на мелких периферийных торжках, купец, приехавший из города, выступал чаще, чем ремесленник. В городе же, где ремесленников было много, купец-посредник появился позднее. Мастер мог продавать свой товар в мастерской. Это — промежуточная стадия между работой на заказ и работой на рынок (сначала на будущих заказчиков).
Интересно то, что источники очень часто называют ремесленников торговыми людьми [1533].
Очевидно, связь между ремеслом и торгом была в то время достаточно прочной.
Городская торговля XVI в. свидетельствует об очень прочной связи
