Страшная смерть предводителя войска греков сразу же по возвращении из троянского похода имеет, похоже, и символический смысл. Всякого, прочитавшего мифы Троянского цикла, не может не поразить то обстоятельство, что в них совершенно отсутствует идея торжества победителей, их радостного возвращения домой. В греческих поэмах есть великое поражение Трои, но нет великой победы ее разрушителей.
В «Одиссее» Нестор вспоминает о страшной распре, вспыхнувшей среди ахейцев на руинах Илиона и приписываемой гневу Афины. Предлог для раздора оказывается до смешного мелок: Атрид Менелай стремится немедленно в путь, тогда как Агамемнон хочет сперва совершить гекатомбу Афине. Братья осыпают друг друга оскорблениями, и в первую же после победы ночь войско распадается на два враждебных лагеря. Наутро половина ахейцев уходит с Менелаем и приносит жертвы на острове Тенедосе, а не в Трое. Зная позднейшую судьбу Менелая, в раздоре Атридов можно видеть спор об участии в походе на Египет. Но и после этого раздоры в войске ахейцев не утихают, и армада распадается на отдельные группы, из которых каждая движется своим путем, не дожидаясь остальных. За считаные дни победоносного общеахейского войска не остается в помине.
Традиция говорит о мятежах и переворотах, происходящих во владениях крупнейших греческих героев ко времени их возвращения. Об Агамемноне мы уже говорили. Жена Диомеда Айгиалея поднимает восстание в Аргосе, и вернувшийся царь вынужден, не задерживаясь, бежать на родину своих предков в далекую Этолию (область в Центральной Греции), а оттуда отправиться на колонизацию Апулии (область на юго-востоке Италии).
В отсутствие критского Идоменея некий Левк убивает его жену и дочь, захватывает на острове города, а затем изгоняет царя-победителя, который, подобно Диомеду, отбывает в Италию. Эта легенда явно некритского происхождения, поскольку на самом Крите до позднейшего времени показывали гробницу Идоменея в Кноссе. Но примечательна настойчивость традиции, насыщающей легендарные судьбы виднейших троянских вождей мотивами нежелательности их возвращения на родину, картинами восстаний и убийств. В ней возникает демонический образ губителя ахейцев Навплия, видимо, изначально морского бога, изображаемого отцом героя Паламеда, неправедно казненного греками по наущению Одиссея. Оказывается, это Навплий в отсутствие царей чинит бесчисленные козни, устраивая смуты в Микенах, Аргосе и на Крите. Это он же, доплыв до Итаки, возбуждает местную знать слухом о смерти Одиссея и побуждает претендентов на его трон к сватовству. Наконец, он в бурные ночи зажигает ложные огни на скалах, заставляя ахейские корабли разбиваться о рифы, и затем безжалостно истребляет добирающихся до берега пловцов. В тот же цикл мотивов входит и скитание отвергнутого отцом Тевкра: Теламон не простил ему, что он не смог удержать от самоубийства Аякса (Теламонида), и гибель в море особо ненавистного Афине Аякса Оилида, обесчестившего Кассандру у алтаря богини, а в конечном счете и крушение большей части флота Менелая у критских берегов. Подавляющему большинству победителей нет благого пути из-под Трои домой.
Античные авторы, в той или иной мере осознавшие этот парадокс, объясняли его по-разному. По мнению Фукидида, из-за затягивания войны «возвращение из-под Илиона замедлилось, что привело к многочисленным переменам: в государствах возникают… междоусобицы, вследствие которых изгнанники стали основывать новые города». Дион Хрисостом в «Илионской речи», замечая, что победители не возвращаются в обстановке такой ненависти и позора, поставил в вину Гомеру — а значит, и всей традиции греков — стремление затушевать некую страшную неудачу, разгром, постигший, по мнению этого ритора, войско Агамемнона под стенами Илиона. При этом Дион мастерски акцентирует мотивы колебания между победой и поражением ахейцев, пронизывающие «Илиаду». Пытаясь уличить Гомера в фальсификации, Дион, по существу, стремится доказать, что победа над Илионом означала надлом, кризис в истории ахейского мира. Микенская Греция, по его мысли, была обречена погибнуть вслед за Троей.
Что же касается того эпического затягивания великой войны, о котором пишет Фукидид, то целый ряд героев похода явно не стремится возвращаться домой вообще, независимо от каких бы то ни было катаклизмов и препон на пути. Похоже, они и в Трою отплыли без намерения вернуться. Именно такое впечатление возникает, когда узнаешь о том, что знаменитый ахейский прорицатель Калхас и другие, оставив свои корабли у разрушенного Илиона, устремляются в Колофон к царю Мопсу. Или когда обнаруживаешь у Аполлодора, что из прочих героев «одни поселились в Ливии, другие в Италии, некоторые же в Сицилии и на островах, расположенных вблизи Иберии. Эллины поселились также и на берегах реки Сангарис (к востоку от Троады. — А. А .), были и такие, которые поселились на Кипре». Троянская война превращается в великое рассеяние греков, а то, что позднее называлось «Возвращениями», в большинстве случаев представляет миграции, обретение новых мест для жизни, не предполагающей возвращения к оставленным очагам. Разумеется, когда позднейший местный фольклор приводит Менелая с Еленой в Калабрию, а Нестора — в Метапонт (город на побережье Тарентского залива), то мы имеем дело с попытками «облагородить» эпическими именами историю возникновения тех или иных позднейших колоний, и не более того. Но такие попытки едва ли были бы столь популярны в Античности, если бы представления о Троянской войне не несли в себе изначально идеи огромного колонизационного движения, сопровождающего закат микенской эпохи, когда отток греков на периферию былого «великоахейского» ареала и временный хозяйственный расцвет этой периферии соединяются с децентрализацией греческого мира, с обезлюдением и деградацией прежних ахейских столиц, все больше подрываемых неурядицами и мятежами.
Всякий, подробно познакомившийся с мифами Троянского цикла, не может отделаться от мысли, что греков за их злодеяния под Троей преследовал какой-то злой рок. Удивительное дело, но Агамемнона, триумфатора Троянской кампании, убивает сестра освобожденной Елены, из-за которой, собственно, и была затеяна война! Мифы повествуют, что Клитемнестра и Эгисф намеревались также убить и законного наследника микенского трона, сына Агамемнона — Ореста, но его спасла старшая сестра Электра. Микены были сильнейшим и славнейшим греческим царством того времени, оно олицетворяло силу Греции, и его можно рассматривать как уменьшенную модель всего государства. Поэтому борьба за микенский трон, возникшая сразу после победы над Троей, свидетельствует о крайне нестабильной политической ситуации внутри Греции.
Этот вывод наглядно иллюстрирует история Ореста, которого кормилица переправила к фокейскому царю Строфию (Фокида располагалась в Центральной Греции). Фокейский царь был женат на сестре Агамемнона — Анаксибии и потому очень радушно встретил ребенка. Через семь лет, когда Орест вырос и научился обращаться с мечом, он отправился в Микены вместе со своим верным другом Пиладом, сыном Строфия. С помощью Электры, никем не узнанный, он пробрался во дворец якобы для того, чтобы сообщить Клитемнестре о смерти ее сына. Мать выслушала эту весть с нескрываемым удовлетворением и послала за Эгисфом. Как только Эгисф появился в дверях, Орест вонзил ему в грудь меч, а затем этим же мечом убил и Клитемнестру.
Орест считал, что поступил по справедливости, покарав убийц отца, и микенский народ тоже одобрял его поступок. Но в то же время его мучили угрызения совести: ведь он пролил кровь своей матери. Эринии, богини возмездия, стали неотступно преследовать его повсюду. Их горящие глаза, их ужасающе развевающиеся змеи вместо волос в конце концов свели бы его с ума, если бы не заступничество Аполлона, который, подчеркнем, и велел ему отомстить за смерть отца.
О том, как Оресту удалось избавиться от преследования Эриний, рассказывает Еврипид в сочинении «Ифигения в Тавриде». В дельфийском святилище, куда прибыл несчастный сын Агамемнона, устами пифии Аполлон посоветовал ему отправиться в далекую Тавриду и привезти оттуда в Грецию священную статую богини Артемиды. Только это, согласно пифии, могло искупить грех убийства матери. Орест снарядил корабль и отправился в путь вместе с неразлучным своим другом Пиладом и некоторыми другими юношами. Пристав к пустынному, скалистому берегу варварской страны, они укрыли корабль в одном из заливов и отправились отыскивать храм, в котором находилось изображение Артемиды. Как оказалось, храм этот находился невдалеке от берега. В нем скифы приносили богине кровавую жертву: закалывали у алтаря всех чужеземцев, прибывших в их страну. Орест хотел немедленно перелезть через ограду храма и похитить изображение Артемиды, но Пилад остановил его и посоветовал отложить дело до ночи, когда сделать это будет и проще, и безопаснее. На свою беду, однако, Орест и Пилад были замечены местными жителями. Греческие герои обнажили мечи и отбивались, сколько могли, от толпы варваров, но в итоге были связаны, приведены к скифскому царю, который приказал как можно скорее принести их в жертву богине.
