Брусилов доказывал, что в таком случае о серьезных демонстрациях говорить не приходится, и предлагал устроить настоящую демонстрацию наступления — создать в своей армии ударную группу, наметить подходящий участок и после хорошей артподготовки атаковать. Ему это было запрещено. А между тем перегруппировку 7-й армии Щербачев действительно сумел произвести скрытно от противника. И подготовку удара провел безупречно. Австрийцы, готовившиеся со всеми возможными на фронте удобствами перезимовать в понастроенных блиндажах и землянках, никакой активности от побежденных русских, да еще и в такое время года, не ожидали. И была предпринята последняя решительная попытка выручить черногорцев и сербов. Когда вражеские офицеры и солдаты расслабились, предвкушая празднование Нового Года, на них обрушился мощный огонь умело организованной артподготовки. А затем дивизии Щербачева и Лечицкого перешли в атаки. В течение трех дней разбили противостоящие части 3-й и 7-й австрийских армий, взяли ряд господствующих высот, захватили более 20 тыс. пленных, овладели тремя укрепленными позициями. И фактически прорвали фронт. 7-я продвинулась на 20 — 25 км, выйдя на рубеж р. Стрыпа, 9-я западнее Хотина углубилась на 15 км, достигнув линии Доброновце — Боян. Пользуясь успехом соседей, продвинулся вперед и левый фланг 11-й армии. Иностранные наблюдатели отмечали, что "русские войска в Галиции на подъеме".
Но дальше наступление застопорилось. Замели сильные метели, завалив снегом все дорожки. Орудия замолчали — к ним не получалось сквозь заносы подвезти снаряды. Да и сами пушки, застревающие в сугробах, невозможно было перетащить вперед, на новые рубежи. Солдаты выбивались из сил, наступая по пояс в снегу. А вспотев от таких нагрузок, прохватывались ночью морозом и заболевали. Уже 6.11 очередной приказ на атаку командование 7-й армии вынуждено было изменить на "усиленную разведку", предоставив войскам передышку. Но этой передышкой воспользовался и неприятель. Еще в самом начале наступления воздушная разведка доложила Брусилову, что австрийцы снимают войска с его участка, грузят в эшелоны и отправляют к месту прорыва. Он снова докладывал Иванову, предлагал атаковать, и снова получил подтверждение приказов об "артиллерийских демонстрациях". Которые, конечно же, обмануть вражеское командование не могли.
А австрийцы и немцы, стянув дополнительные соединения против ударной группировки русских, повели ожесточенные контратаки. Ключевые высоты по несколько раз переходили из рук в руки. Впрочем, контратакующие испытывали из-за морозов и снегов те же проблемы, тоже несли огромные потери, и пленный германский офицер, поляк по национальности, заявил князю Радзивиллу "Немцам пришел конец! Держитесь! Да здравствует Польша!" Запоздало спохватился и Иванов. Прорыва вражеского фронта он не ожидал, а теперь получалось, что верная победа сходит на нет по его вине. И требовал от Щербачева возобновить атаки. Послал ему резервы, наконец-то приказал активизироваться и Брусилову. Но было уже поздно. 8-я армия произвела ряд частных атак у Чарторыйска, неподготовленных и позволивших лишь улучшить позиции в отдельных пунктах. А против 7-й и 9-й уже были собраны значительные силы, построены новые укрепленные рубежи, а фактор внезапности утерян и артиллерийские боекомплекты расстреляны.
И наступление выдохлось. Русские потери составили около 50 тыс. убитых, раненых, обмороженных и пленных. Противник потерял примерно столько же. Иванов и Саввич обвиняли в неудаче Щербачева, он обвинял их. Впрочем, тут стоит сделать оговорку… Неудачным сочло наступление русское командование. И таким оно и было по русским меркам. Но стоит отметить и то, что где-нибудь во Франции подобные результаты сочли бы просто фантастическим успехом! Поскольку еще ни разу с начала позиционной войны Жоффру или Френчу не удавалось прорвать несколько неприятельских позиций и добиться глубины продвижения в 15–20 км. Пока что их достижения ограничивались цифрами в 3–5 км при потерях в 2–3 раза больших, чем русские… Но как бы то ни было, фронт замер на достигнутых рубежах. Не была достигнута и главная цель операции — помочь сербам. Австрийцы смогли локализовать прорыв, не трогая своей группировки на Балканах.
А 22.1 немцы предприняли частное наступление под Двинском и Ригой, стремясь овладеть этим городом. Кстати, обратите внимание на дату операция была четко приурочена к "кровавому воскресенью", то бишь к первой попытке Первуса начать революцию в Петрограде. Но армии Северного фронта под командованием Плеве блестяще отразили все атаки. На некоторых участках сами ответили контрударами, заняв германские позиции и поставив врага в трудное положение — зима стояла очень холодная, и выбитым из теплых землянок немцам пришлось туго. Да и долбить мерзлую землю для строительства новых позиций под огнем русских было не просто. К сожалению, это была последняя победа Плеве. В отличие от Рузского он никогда отпусков по состоянию здоровья не брал, тащил свой груз до конца — и «сломался» сразу. В феврале тяжело заболел, а вскоре его не стало. Главнокомандующим Северным фронтом был назначен генерал от инфантерии Куропаткин.
Пребывая в отставке и опале, он с началом войны подал рапорт о возвращении в армию в любой должности. Получил корпус, затем командовал 5-й армией, причем довольно успешно. И стоит отметить, что опять быстро сумел завоевать огромную любовь среди солдат — заботу о них он и теперь ставил на первое место. Умел наладить быт, лично обходил землянки и траншеи, добиваясь, чтобы бойцы ни в чем не терпели недостатка. Не брезговал заглядывать в ротные котлы, заниматься устройством казарм, бань, лазаретов. А в условиях позиционной войны его опыт строительства укреплений в Маньчжурии оказался очень кстати. Оборона под Двинском считалась образцовой. Хотя для должности главнокомандующего фронтом выбор все же был не совсем удачным. Куропаткин 9 лет провел вне армии, отстав от того нового, что успело появиться за это время. Ему было уже 70, да пережитая травля сделала свое дело — он давно уже не был таким полководцем, каким начинал Японскую. И когда посещал Ставку, то по воспоминаниям современников, это был "маленький, старый генерал, усердно кланявшийся всем, даже молодым полковникам".
Поскольку враг вступил в пределы Российской империи, то по образцу 1812 г. была предпринята и попытка развернуть во вражеских тылах партизанское движение. Идея, собственно, носилась в воздухе, поэтому родилась почти одновременно в нескольких местах. В октябре 1915 при Ставке был создан штаб походного атамана казачьих войск — предполагалось, что, как и во времена Наполеона, основу отрядов составят казаки. Походным атаманом стал великий князь Борис Владимирович, начальником штаба полковник Богаевский (впоследствии атаман Войска Донского). Разрабатывалось наставление для партизанских отрядов, им предписывались смелые действия в тылу, нападения на вражеские сообщения, мобилизация на борьбу с захватчиками местного населения. Аналогичные действия на своем фронте предпринимал и Иванов, отдав приказ о формировании партизанских отрядов при каждой кавалерийской и казачьей дивизии. Шла инициатива и снизу — например, доклад о перспективе действий в тылах противника представил по команде есаул Шкуро. Всего на разных фронтах было сформировано 50 отрядов численностью от 65 до 200 чел.
И действовали они, особенно осенью и в начале зимы, довольно успешно. На Двине партизанские группы из добровольцев-"охотников" ночью или под покровом метели уходили по льду за реку, уничтожали немецкие дозоры, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи и уходили назад с трофеями и пленными. В Минской губернии лихо оперировал "Кубанский конный отряд особого назначения", созданный Шкуро. При первом налете на противника он перебил 70 немцев, взял 30 пленных и 2 пулемета, потеряв со своей стороны двоих. В Полесье три партизанских группы из Оренбургской казачьей дивизии, объединившись, пробрались ночью через болото в германский тыл и внезапной атакой захватили поселок Нобель, разгромив располагавшийся там штаб германской дивизии, захватив в плен ее командира и нескольких офицеров (командира не довели, он от такого позора сумел покончить с собой). Но настоящая партизанская война зимой 1915/1916 г. так и не началась.
И не могла начаться. К примеру, Брусилов вообще относился к этой идее скептически. Дескать, война уже стала не та и со старыми шаблонами к ней подходить нельзя. Но как показали дальнейшие события ХХ в. характер войны и развитие техники было тут ни при чем. Просто организаторы отрядов не учли важную закономерность. И в Северную войну, и в 1812 г., а потом и в Великую Отечественную партизанская война была эффективной из-за того, что велась в глубоком тылу, на коммуникациях. А в 1915 г. враг захватил только приграничные районы и они оставались прифронтовой полосой, густо насыщенной войсками. Местное население в таких условиях подключиться к борьбе не могло. И отряды, созданные из казаков и солдат, стали по сути не партизанами, а прообразом будущих «коммандос» — но действующими без единого плана, не по выявленным важнейшим целям, а куда придется и как получится. И соответственно, их удары для противника оказывались "булавочными уколами". После первых удачных вылазок враг повысил бдительность, проникнуть в глубину его расположения уже не получалось, и дело ограничивалось стычками на аванпостах. А те небольшие группы, которым все же удавалось просочиться поглубже, в условиях сплошного фронта долго скрываться не могли, обнаруживались и уничтожались. Так что весной большинство партизанских отрядов были расформированы. Но составлявшие их «охотники» вошли во вкус дерзких вылазок и продолжали их, уже не называясь партизанами. Скажем, на Двине даже весной и летом группы смельчаков ходили за реку на лодках, ночью все так же во вражеских траншеях рвались вдруг гранаты или поутру не могли найти исчезнувших часовых.
