Даже восславляемый всеми эффективный фельдмаршал Манштейн прибыл под Ленинград не для взятия северной русской столицы, а для того, чтобы со своей 11-й армией отбить советское наступление южнее Ладоги. Но наиболее громким был разрыв с Гальдером, начальником штаба сухопутных войск. 24 августа, видя резкое ухудшение положения немецких войск под Ржевом, Гальдер попросил Гитлера об отходе расположенной здесь 9-й армии на более выгодные оборонительные позиции. В присутствии всех участников послеполуденного совещания Гитлер в бешенстве обратился к Гальдеру: «Вы всегда приходите с одним и тем же предложением об отходе. Я требую от руководства такой же стойкости, которую проявляют солдаты на фронте». Глубоко оскорбленный Гальдер (прозвучал очевидный намек на отсутствие у него непосредственного окопного опыта) не сдержался: «У меня есть твердость, мой фюрер. Но в данном случае бравые солдаты и лейтенанты гибнут тысячами бессмысленной жертвой в безнадежной ситуации только потому, что их командирам не позволено принять единственное рациональное решение, только потому, что их руки связаны за спинами». Гитлер потерял самообладание. «Что можете вы, герр Гальдер, просидевший на стуле Первую мировую войну, говорить мне о войсках? Вы, у которого нет даже черного знака о ранении?» Это было уже слишком, и присутствующим стало ясно, что дни Гальдера в руководстве ОКХ сочтены.
Гитлер стоял на грани депрессии. Сложности в осуществлении «Синего» плана (и его продолжения — «Операции Брауншвейг»), замедление продвижения германских колонн на Кавказе и трудности Паулюса в Сталинграде безмерно его раздражали. Гитлер не мог, не рискуя обвалом всего Восточного фронта, перевести все свои ударные силы на юг. Буквально в дурмане Гитлер вызвал командующего группой армий «А» фон Листа в Винницу для дачи объяснений, почему в кавказских предгорьях забуксовала столь хорошо смазанная германская военная машина? Лист говорит о разочаровании его войск результатами сверхчеловеческих усилий. «На ранней стадии я не встречал организованного сопротивления. Но по мере того, как русские силы остались позади, большинство в войсках стало думать преимущественно не о продолжении борьбы, а о дороге домой. Ситуация была очень отличной от того, что мы имели в 1941 году. Входя в кавказские предгорья, мы встретили силы, которые сражались более упорно, потому что они защищали собственные дома. Их упорное сопротивление становилось все более эффективным, потому что рельеф местности усложнился».
Сложности продвижения в горах побудили ОКБ направить правое крыло войск Листа к Черноморскому побережью, на Туапсе. Идея была простая: походом на Батуми запереть Черноморский флот СССР, обеспечить безопасность немецкого Крыма и побудить Турцию отказаться от своего глупого нейтралитета. Но идеи всегда выглядят на бумаге привлекательнее, чем неизменные «овраги» жизни. У Листа на черноморском берегу блицкриг не задался тоже, и в сентябре Гитлер посылает к нему генерал-полковника Йодля (ОКВ) с целью разобраться в сложностях Листа.
По возвращении Йодль, видимо, переоценил благожелательность к себе фюрера. Он начал объяснения непростительным оборотом: «Лист действовал в точном соответствии с приказами фюрера, но русское сопротивление было равно упорным повсюду, и при этом следует учитывать сложность местности». Йодль предложил законсервировать ситуацию на время отдыха и подкреплений. Результат опытный царедворец мог бы предсказать. Гнев, копившийся в отношении Гальдера, выплеснулся на верного Йодля. Гитлер вскипел и заявил, что Лист самовольничает, его приказы искажены. И немедленно покинул конференц-зал. В Винницу была вызвана группа стенографистов, чтобы в дальнейшем фиксировать обсуждения и исключить двусмысленное трактование принятых решений.
Ярость Гитлера теперь не мог остановить никто. Нарушение субординации, своеволие и генеральское чванство теперь он видел во всем. Он отменил процедуру традиционного пожатия рук высшим военным после долгих обсуждений в штабной комнате. Теперь ему докладывали о положении на фронтах в его собственном помещении в «Вервольфе». Своим адъютантам Шмундту и Энгелю он говорит, что с удовольствием снял бы военную форму и растоптал бы ее.
Энгель пишет: «Он не верит ни одному из своих генералов, он готов произвести любого майора в генералы и сделать его начальником штаба армии, если бы только он знал такого майора. Ничто теперь не устраивало его, и он проклинал себя за то, что начал войну с такими жалкими генералами».
Через день после стычки с Йодлем Гитлер снял фельдмаршала Листа с поста командующего группой армий «А» и взял на себя командование ею. Теперь он сам вел дневник боевых действий группы армий «А». Гитлер был отныне командующим вооруженными силами, командующим одним из родов войск вооруженных сил и командующим одной из групп этого рода войск.
Недовольство Гитлера своими военными советниками проявилось в том, что Гитлер никогда уже — до самого конца войны — не обедал со своими генералами. Только овчарка Блонди разделяла его отныне одинокие трапезы. А смысл нервного срыва Гитлера был в том, что ни одна из целей, поставленных на 1942 год, несмотря на все внешние успехи, не осуществлялась в задуманной им степени.
Главная его надежда заключалась в том, что «русские находятся на пределе своих возможностей», что сопротивление в Сталинграде — «явление локального характера». Ведь, несмотря на все сложности, в целом немцы продвигались вперед. С выходом через Купоросное к Волге они отъединили 62-ю армию от 64-й.
Отныне доблестная 62-я армия взвалила на себя главное бремя этой великой эпопеи, бремя величайшей в истории битвы в городских кварталах и в цехах заводов. Хрущеву — члену Военного совета фронта — пришлось долго убеждать Сталина разрешить штабу фронта пересечь Волгу и обосноваться на левом берегу. Сталин противился: «Если войска узнают, что их командир покинул свой штаб и выехал из Сталинграда, город падет». И лишь под давлением обстоятельств он пошел на попятную: «Хорошо. Если только вы уверены, что фронт удержится и наша оборона не рухнет». Не желая подвергать руководство фронтом ежедневной опасности, генерал Еременко 9 сентября бесшумно пересек Волгу и обосновался на левом берегу в Ямах. Командующему соседним фронтом Голикову Хрущев сказал, что Сталинград, видимо, обречен.
Между тем на Сталинградском направлении два главных генерала Гитлера — Паулюс и Гот — наконец-то сомкнули ряды и Гот направил свой танковый удар между 62-й и 64-й армиями, обороняющими город.
62-я, как уже говорилось, осталась в одиночестве, но и немцы испытали сложности. Танки Гота застряли в находящихся рядом со Сталинградом небольших индустриальных предместьях — Купоросном и Красноармейце. Гот не мог не сделать обескураживающих выводов: ушли в прошлое многокилометровые броски по пустынным степям, каждый метр отныне давался ценой немалой крови. Хуже всего было в городских кварталах, где «коктейль Молотова» ожидался из каждого окна, где германское искусство маневра нивелировалось русским упорством и выдумкой. Новой проблемой стали советские снайперы. Их не было в стремительных танковых прорывах, но они множились в узких пространствах между коробками городских зданий. Их огонь уносил целые взводы солдат. Близость противника поощряла сибирских охотников и уральских пушных заготовителей. Советские «охотники за головами» научились различать погоны офицеров.
Немецкий солдат пишет в дневнике:
«Теперь мы часто воюем без командиров рот и даже без командиров взводов… и мы даже можем теперь сказать, кто будет следующей жертвой».
В тот же день, когда генерал Чуйков был назначен командующим 62-й армией, — 12 сентября 1942 года — Фридрих фон Паулюс пролетел 800 километров из-под Сталинграда в Винницу. В «Вервольф» прибыли также Гальдер и командующий группой армий «Б» фельдмаршал Вейс. Они провели с Гитлером несколько часов, обсуждая ситуацию на Волге. Единодушия в освещении этой встречи нет, практически каждый из ее участников дает свою версию. Паулюса (как он утверждает) беспокоил неприкрытый левый фланг, протянувшийся от низовий Дона до Воронежа. Он просил у своего главнокомандующего подкреплений. Гитлер был максимально сердечен с командующим 6-й армией и обещал немедленно выполнять его запросы. Его видение ситуации базировалось на неколебимом убеждении, что у русских ресурсы подходят к концу. (И теперь уже мало кто мог осмелиться попытаться его разуверить.) На защиту левого фланга Паулюса будут призваны союзные армии. Со своей стороны Гитлер спросил, когда будет взят Сталинград? Паулюс обещал, что через несколько днем, точнее — десять дней боев и две недели на перегруппировку.
Вечером Паулюс ужинал с генералом Гальдером. Оба ценили хорошее вино и находились в дружбе. Паулюс рассказывал о деталях летней степной кампании. Жаловался на слабость союзных войск, указывал на слабость флангов. Франц Гальдер также пообещал не оставлять вниманием, и коллеги расстались удовлетворенные друг другом. Гальдер (после спора с Гитлером, о котором ниже) возвращался в Германию, а Паулюс вернулся в нее лишь в 1950-е годы.
