Спленнервиль хотел было что-то высказать, но промолчал. Его глаза теперь не были такими холодными, как всегда.
Я продолжал:
-- Когда взрыв уничтожил Джея, Эванса и прекрасную Сильвию и превратил в лохмотья миллион долларов, он расколол и камень. Тот разломился надвое, будто кокосовый орех. Я бросился вперед, знаете, как это бывает при разрыве бомбы на передовой? Меня окутало облаком пепла и...
Я умолк. Зазвонили колокольчики тревоги. Я молчал, жалея, что рассказал об этом. Я обещал самому себе, что буду молчать. Но теперь, уже было поздно, и полковник напряженно смотрел на меня.
-- Ну и что?
Действительно, поздно. Пришлось ответить:
-- Я видел его, полковник.
-- Я видел его, полковник. Не просите у меня точного описания, потому что я не смогу вам дать его. Я смотрел на него несколько секунд, а потом он превратился в прах. Как, почему? Не спрашивайте и об этом. Вам не доводилось слышать, что от воздействия воздуха превращаются в прах вещи, которые веками находились в замкнутом сосуде? Верно, но мертвые материи, -- ответил я самому себе, -- а не живые. А, человек, заточенный в камне, был живым. Еще за несколько секунд до взрыва его сердце билось, а значит, текла кровь в артериях и работал мозг, как у любого живого человека... Если, -- сказал я самому себе, -- если это был ЧЕЛОВЕК.
Спленнервиль посмотрел на меня. Я продолжал размышлять так, словно был один:
-- Потому что, может быть, у него был только облик человека, а на самом деле он явился из какого-то другого мира, существующего по ту сторону нашего разумения, где у людей нет ни крови, ни легких, ни плоти, как у нас... Из антимира, который при всей своей фантастичности все же может где-то существовать. Оказался на земле. Как? Я думал об этом, полковник, думал... На звездолете, прилетевшем на Землю из какой-нибудь другой галактики... еще тогда, когда люди походили на обезьян и питались сырым мясом. А может, и позднее... Почему бы и нет? Во времена ацтеков, например. Не имеет значения, когда. Разве это невозможно? Ведь утверждают некоторые ученые, будто в старинных скульптурах ацтеков доколумбовского периода изображены существа, явившиеся из космоса, вы же знаете -- в комбинезонах и космических скафандрах. Люди эти прилетели и улетели, оставив кое-какие следы... как напоминание...
Спленнервиль помрачнел.
-- Какие следы? -- тихо спросил он. -- Что за напоминание?
-- Эта борозда, например, что делит пополам плоскогорье, на которое мы приземлились, от вершины до крайних камней. Когда я ее увидел, полковник, то подумал, что ее провел плуг... Но не было еще на свете плугов, способных распахивать горы. А может, этот след оставила нижняя часть звездолета... из-за ошибки при маневре, из-за неполадки аппарата корабль протащился по плоскогорью... Или ударился о скалу. Все это проверено.
-- Все это... что?.
-- Ну да. Это не обычная гора, полковник. Горы -- они ведь живые... Снег, ветер, вода, стекающая по ним, разрушают их, изменяют, дробят камни... Наконец, там всегда есть хоть какая-нибудь растительность, пусть самая скромная, что-то есть, короче... Там же ничего этого нет! Все неподвижно. Все мертво. Набальзамировано, если вообще может быть набальзамирована гора. Гигантское пламя, охватившее гору, как бы оплавило ее, и она остекленела. Вам доилось когда-нибудь бывать в керамической лаборатории, например в Италии или Греции?
Этот вопрос застал Спленнервиля врасплох. Он проговорил:
-- Ну... нет, не бывал.
-- А я был. Там девушки расписывают терракотовые тарелки. Они наносят рисунки, которые при желании легко соскоблить ногтем, но лишь до того момента, как посуду поместят в печь. Тут тарелки обжигаются, и от жара на поверхности керамики возникает нечто вроде стеклянной патины, покрывающей все изделие и рисунок, конечно, тоже: теперь скобли сколько угодно, он словно впаян в терракоту. Все это проверено. Так вот. Подобное произошло, видимо, и с нашей горой. Отчего же не допустить, что звездолет, взорвавшись... оплавил... оплавил все вокруг...
-- А отчего бы не допустить какое-нибудь землетрясение или извержение вулкана? -- резко спросил полковник.
-- О, да, конечно. В таком случае в камне мог оказаться замурованным настоящий человек, скажем, индеец из племени инков, который в момент извержения оказался погребенным заживо в этом камне... шутка природы. Не может быть? Во время последней войны один английский летчик выпал из самолета, который летел на высоте пять тысяч метров, и не разбился. Невероятно? Чем больше старею, полковник, тем сильнее верю в сказки...
Я поднялся. Я не мог больше сидеть на месте. Странно, но Спленнервиль тоже встал с кресла, опустив голову и сжав губы. Он спросил:
-- К чему вы клоните, Мартин?
-- Ни к чему не клоню. Может быть, этот человек был пилотом звездолета. И ему выпало на долю оказаться заточенным заживо в камне, словно, -- я сложил ладони, -- словно в футляре. Словно в той стальной трубе, в какую немедленно после смерти замуровывают трупы миллионеров, завещавших сохранять их в надежде рано или поздно вернуться к жизни... Вот так. Будь это земной человек, он не выжил бы в таких условиях: окаменел бы, как ихтиозавр или древнее растение. Воздух не превратил бы его в прах. Должно быть, -заключил я, уже чувствуя предельную усталость, -- это был человек не из нашего мира. И потому рассыпался в прах. Понимаете, полковник? Я посмотрел ему прямо в глаза. И он тоже пристально смотрел на меня. Он протянул ко мне руку, хотел что-то сказать, словно...
Я замолчал, так как вновь увидел того белого нагого человека.
-- Словно? -- переспросил Спленнервиль.
Я задумчиво покачал головой:
-- Словно хотел поговорить со мной, поведать что-то. Но что и на каком языке? -- я с горечью улыбнулся. -- Горстка праха, полковник. Загадка Вселенной. Ответ, доказательство, контрдоказательство. Горстка праха.
Прошло несколько секунд. Потом звякнул переговорник, и я заметил, что полковник вздрогнул. Он опустил рычажок и спросил:
-- В чем дело?
-- Генерал Моррис из Пентагона, господин Спленнервиль, -- произнес голосок Рози. Полковник прорычал:
-- Попросите его... Скажите, что я позвоню через несколько минут. Скажите, что... словом, придумайте что-нибудь... Мартин, -- обернулся он ко мне. -- Дег ничего подобного мне не говорил.
-- Он ничего не видел. Когда он подошел к камню, оставалась уже только горстка праха.
-- Только прах, конечно.
-- Дег, наверное, решил, что я теряю рассудок, так мне кажется.
-- Да, -- согласился Спленнервиль, -- он сказал мне, что никогда еще не видел тебя таким потрясенным, может быть, это была...
-- Нет, не галлюцинация, -- прервал я его. -- А если галлюцинация, то вот это уж никак не иллюзия, полковник. -- Я достал из кармана то, что мы нашли на плоскогорье, и положил на стол. Спленнервиль посмотрел, нахмурив свои лохматые брови.
-- Что это?
-- Нечто, полковник.
-- Что за чертовщина?
-- То, что вы видите, не существует. Этот предмет не имеет никакого назначения, абсолютно никакого. И это не деталь от чего-то. Это ничто. И металл нам неизвестен. И это не какой-то особый сплав. Однако, вот он, этот предмет, перед вами.
Полковник молча смотрел на этот недвижный и слегка светящийся предмет непонятной формы. Я не испытывал уже ничего -- ни волнения, ни страха.
-- Может быть, это Деталь звездолета, полковник, -- прошептал я.
Спленнервиль молчал. Потом он тяжело вздохнул, выпятив грудь, и резко произнес:
-- Это что же выходит, ты принялся теперь писать научно-фантастические рассказы?
Я не отвечал, а продолжал, смотреть на предмет.
Полковник проследил за моим взглядом, пожал плечами и произнес:
-- Забери свой винт, Мартин.
-- Это не винт.
-- Ну, я хотел сказать -- гвоздь, болт, то, что есть, короче!
-- То, чего нет, полковник!
Спленнервиль сжал губы и, казалось, готов был разбушеваться, но неожиданно улыбнулся, взял непонятный предмет, взвесил его на ладони и тихо присвистнул, почувствовав, какой он тяжелый. Положил в ящик письменного, стола.
-- Ладно, оставлю пока у себя, Мартин. Я знаю, кому отдать его на экспертизу. Спорю, что через пару дней скажу тебе, из какого он сделан металла, где и как используется, кто его производит и все прочее.
-- Даже ваш генерал из Пентагона не сможет ответить на эти вопросы, -возразил я.
Полковник улыбнулся с видом человека, бросающего вызов:
-- А если он обнаружит, что это вещь, которая не существует... ладно, Мартин. Давай не будем больше ломать голову. Предоставим философам заниматься тем, чего нет. А мы тут, в "Дейли Монитор", черт возьми, и потому до философов нам нет дела.
Вот так. Эта вещь как бы исчезла. Может, так оно и лучше. Возможно, полковник поступал мудро, убеждая меня отказаться от научной фантастики. А то эта вещь присоединилась бы к когтю и перу, которые были найдены в Стране Огромных Следов. Но на душе стало невыразимо горько. Я попытался было возразить:
-- А если бы я написал в статье все, как было на самом деле, полковник?