Что ж, подходящий случай представился очень быстро. Обнаружилось, что в России по-прежнему процветает ересь «жидовствующих». При дворе служил дворянин Матвей Башкин, его втянули сектанты, но он оказался полным дураком. Взялся доказывать своему духовнику, священнику Благовещенского собора Симеону, что православие заблуждается. Тот ужаснулся, доложил настоятелю собора – всемогущему Сильвестру. Но Сильвестр попытался спустить дело на тормозах. Велел Симеону шума не поднимать, просто наблюдать за Башкиным. Однако еретик был слишком глуп. В болтовне хулил Христа, Священное Писание, называл иконы «окаянными идолами», а Симеону принес книгу «Апостол», где пометил места, казавшиеся ему неправильными.
Оставить это без внимания было уже невозможно. Доложили митрополиту, царю. Башкина взяли под стражу, его допрашивали ученые старцы, специалисты по ересям, и выяснилось, что речь идет именно о ереси «жидовствующих». Сохранились записи, что государь и митрополит в это время перечитывали «Просветитель», основной труд св. Иосифа Волоцкого, направленный против «жидовствующих». А в октябре 1553 г. Иван Васильевич посетил Ростовский Богоявленский Авраамиев монастырь – в годовщину взятия Казани там освящали храм. Здесь государь взял великую реликвию, посох. Тот самый посох, с которым мы видим Ивана Грозного на картинах. Но он был не обычным изделием. По преданию, он принадлежал св. Авраамию. А святому достался от св. Евангелиста Иоанна Богослова, явившегося по его молению. Этим посохом св. Авраамий сокрушил бесовских идолов в Ростовской земле. Очевидно, и царь взял его, чтобы укрепиться для схватки с ересью.
Следствие выявило, что Башкина завербовали выходцы из Литвы, аптекарь Матюшка и Андрюшка Сутеев. В секте состояли Иван и Григорий Борисовы-Бороздины, монах Белобаев, они были связаны с рязанским епископом Кассианом. Впрочем, весьма интересными представляются и другие связи. Борисовы-Бороздины являлись родными братьями Ефросиньи Старицкой, приходились дядями Владимиру Андреевичу, поддерживали его во время бунта. Судя по всему, на их стороне был и Башкин. Кроме того, он был близок к Адашеву и Шуйским, они вместе выступали поручителями за князя Турунтая-Пронского, пытавшегося сбежать в Литву.
Осенью 1553 г. состоялся Освященный собор. Башкин то ли симулировал сумасшествие, то ли действительно впал в прострацию, плел околесицу. Впрочем, Иван IV даже к еретикам проявил милосердие (против смертной казни выступал и его наставник Сильвестр). Всем сохранили жизнь, разослали по монастырям. А престарелого епископа Кассиана, которого разбил паралич, вообще оставили в покое. Однако на процессе Башкин проговорился, что видным наставником «жидовствующих» являлся Артемий Пустынник. Тот самый «старец», которого Сильвестр навязывал царю в качестве «учителя»!
Как стало известно, уйдя в Порфирьев монастырь, он успел создать там общину еретиков. От нее отпочковалась группа Феодосия Косого, понесла заразу в Новоезерский монастырь. Когда Артемия вызвали на Собор, он вел себя довольно независимо, отвечал уклончиво. Но после первого допроса попытался сбежать из Москвы. Его задержали и взялись уже более строго. Открылось, что он искажал учение о Святой Троице, о загробной жизни, даже был повинен в каких-то «блудных грехах» (может быть, гомосексуализме). В январе 1554 г. Артемия отлучили от церкви и сослали на вечное заточение в Соловецкий монастырь.
А в Москву вслед за ним доставили еретиков из Порфирьева и Новоезерского монастырей. Тут уж выявили «полный набор». Феодосий Косой считал Христа не Богом, а лишь «наставником», утверждал, что мир существует «безначально», живые существа «самобытны», а за Богом оставил лишь функции художника, «подновляющего» мир. Не признавались Святые Таинства, церковь называлась «кумирницей». Отрицались святые, монашество, даже само христианство. Доказывалось, что «все веры в всех землях одинаковы». И царство отрицалось! Управлять людьми и заменять церковь должны были «соборы верных» – таких, как сам Феодосий и Артемий.
Анастасия и партия ее родственников Захарьиных попытались использовать процессы против еретиков, чтобы разделаться с Сильвестром. Против него выступил глава Посольского приказа дьяк Висковатый. Действовал он не сам по себе, материалы для обвинения ему представили Василий Захарьин-Юрьев и Михаил Морозов (свояк Захарьиных). Висковатый подал митрополиту «писанье», что «Башкин с Артемьем советовал, а Артемий с Сильвестром». Но удар был нанесен неумело. Обвинители хотели поразить противника посильнее, и свалили «до кучи» все что можно. В том числе то, что Сильвестр поместил в Благовещенском соборе неканонические иконы. А это легко опровергалось. К тому же получалось, что Висковатый три года видел иконы и молчал, а сейчас вдруг выступил.
Но у Сильвестра хватало сторонников среди церковников, бояр. Они дружно нажали на митрополита, и наряду с иконами все обвинение в целом было признано клеветой. На Висковатого наложили трехлетнюю епитимью. Хотя стоит обратить внимание на еще один красноречивый факт. Из сектантов пострадала лишь мелкая сошка. Главные еретики, Артемий Пустынник и Феодосий Косой, ускользнули от наказания! Казалось бы, как должны везти и содержать преступника, осужденного самим царем и Освященным собором? Но Артемий сбежал, не доехав до Соловков. Пробрался в Литву. А Феодосий и несколько его единомышленников сумели удрать прямо из Москвы! Тоже очутился в Литве – причем в протестантской среде Косого признали выдающимся мыслителем. Отсюда видно – у еретиков остались покровители в высших эшелонах власти.
Между прочим, факты показывают, что к «жидовствующим» принадлежали не только Сильвестр и Адашев, но и Курбский. В своих последующих работах он вовсю нападал на православную церковь, на «злых иосифлян», но выступал искренним почитателем Вассиана Косого и Артемия Пустынника. Иван Грозный позже напишет Курбскому: «Я хотел подчинить вас своей воле, и вы за то святыню Господню осквернили и поругали! Осердясь на человека, на Бога восстали». Впрочем, в этом не было ничего необычного. В средневековой Европе все люди так или иначе были верующими. Поэтому политическая оппозиция часто смыкалась с религиозной. Присяга являлась священным актом, а переход в ересь позволял нарушить ее, давал изменникам идеологическую опору. Точно так же на Западе аристократы подхватывали гуситские, лютеранские, кальвинистские учения.
На Руси временщики не позволили себя разгромить. Дьяк Висковатый, получив суровый урок, переметнулся на их сторону – пристроился к Адашеву. И только Анастасия по-прежнему была настроена бороться. Она сама взялась организовывать охрану младенца Ивана и родившегося вслед за ним Федора – это дало результаты, череда детских смертей прекратилась. С помощью родственников и сторонников царица развернула собственное расследование делишек Избранной рады. Одним из тех, кого оно коснулось, стал князь Семен Ростовский.
Он участвовал в мятеже 1553 г., был не только прощен, а даже получил боярский чин. Однако многие важные подробности бунта еще не были известны царю. А летом 1554 г. Ростовский вдруг обнаружил – следствие продолжается и приближается к нему. Он запаниковал, что «не удастся это дело укрыть». Могли раскрыться настолько опасные детали, что князь Семен вместе со всей родней Ростовскими, Лобановыми, Приимковыми, Катыревыми переполошились и вознамерились бежать в Литву. Готовы были бросить обширные вотчины, доходы, абы самим уцелеть. К королю Сигизмунду II отправили Никиту Лобанова-Ростовского договориться, чтобы принял высокопоставленных эмигрантов.
Но не получилось. Посланца задержали в Торопце, он раскололся. Изменников арестовали, и они предстали перед судом Боярской думы. Семен Ростовский действительно выложил много нового о прошлом мятеже. Назвал организаторов, планы, признался, что царевича Дмитрия (а значит, и царицу) хотели умертвить. Сообщил, что в заговоре, кроме известных царю лиц, участвовали Куракины, Семен Микулинский, Петр Серебряный «и иные многие бояре, дети боярские и княжата». Но, как отмечает академик Р.Г. Скрынников, разбиравший материалы процесса, судьи «намеренно не придали значения показаниям князя Семена насчет заговора». Дело замяли, не стали раскручивать.
Правда, обвинений и без того хватило. Открылось, что крамольники были связаны не только с еретиками, а уже давно поддерживали контакты с Литвой. Ростовские вели переписку с Сигизмундом II, договаривались о переходе к нему в подданство. А летом 1553 г. в Москве Семен Ростовский тайно встречался с литовским послом Довойной, выдал секретные решения Боярской думы, хулил свою страну и царя. Рассказав о восстании, охватившем Казанский край, советовал королю и панам использовать ситуацию и ударить на Россию. Боярский суд приговорил Ростовского «со товарищи» к смерти.
