В составе совета находились, как мы только что видели, люди, почтенные званием декуриона за свои заслуги перед городом, но основную его массу составляли бывшие магистраты, которые по истечении срока своей службы механически входили в состав городского совета. Обычный путь к декурионату — городские магистратуры. Кто же мог стать в городе, в частности в Помпеях, эдилом и дуумвиром?
От кандидата на любую городскую должность требовалось прежде всего рождение свободным (поэтому вольноотпущенники допускались к магистратурам только во втором поколении), обладание правами гражданства и личная незапятнанность. А затем он должен был владеть определенным состоянием; в его биографии пункт этот играл существенную роль — городские магистраты в древности не получали за свою службу и работу никакого вознаграждения; платили не им, а платили они городу, внося при вступлении в должность «за почет» немалую сумму. В одном африканском городке, например, квинквеннал должен был, приступая к исправлению своих обязанностей, заплатить 25 000 сестерций (1 сеет, около 6 коп.); в другом городке эдил платил 4000. В Помпеях дуумвир вносил в городскую казну 10 000 сестерций «за дуумвират», как лаконически сообщает надпись. Дело не кончалось этими уплатами: магистрату полагалось быть щедрым. Этого требовало и его достоинство и сами избиратели, не скрывавшие обычно своих расчетов на щедрую благодарность со стороны ими избранного. Надежды их неизменно оправдывались; магистраты и члены совета воздвигают или ремонтируют за свой счет общественные постройки, устраивают великолепные зрелища, щедро угощают своих сограждан. Для всего этого нужны большие средства, и управление городом поэтому находится в руках богатых людей, крупных землевладельцев и купцов; судьба бедного городского люда зависит от них. Бросая ему подачки, иногда очень щедрые, муниципальная знать заботится в первую очередь, конечно, о собственных интересах, отнюдь не совпадающих с интересами неимущего населения. В разговорах «маленьких людей», собравшихся за столом у Тримальхиона (в романе Петрония[34]), отчетливо звучит жалоба на то, что городские правители обделывают собственные дела и не обращают внимание на простой народ: «бедный народ страдает, а у этих толстопузых всегда сатурналии[35]». В жизни рядового малоимущего городского слоя выборы были событием весьма важным; вопрос шел о том, чтобы среди богатых чужаков найти наименее бессовестного и наиболее доброго человека. И в среде городской аристократии тоже шло волнение; стать магистратом и членом городского совета, — скольким людям хотелось этой власти и этого почета! Давались они не легко; недаром же Цицерон говорил, что легче стать сенатором в Риме, чем декурионом в Помпеях. Калигула[36] считал себя равным Юпитеру, но принять звание почетного дуумвира в Помпеях он согласился. Характерно существование закона, который запрещал человеку, желавшему выставить свою кандидатуру, в течение года до выборов раздавать подарки, устраивать для народа пиршества и приглашать к себе в гости больше девяти человек. Можно с уверенностью сказать, что закон этот принадлежал к числу тех, которые постоянно обходились; кандидаты на городские магистратуры соблюдали его внешне, но умели находить путь к сердцам своих избирателей и расставлять капканы своим соперникам. Если для избрания в должность требовался ряд условий, то выбирать имело право все свободное городское население. Город делился обычно на несколько избирательных участков, именовавшихся «куриями». Какие избирательные участки были в Помпеях, мы не знаем. Имена кандидатов заранее объявлял дуумвир или квинквеннал, проводивший выборы. Если кандидатов оказывалось мало, то он называл столько имен, сколько нужно было, чтобы заполнить требуемое число. Каждый из названных мог указать себе заместителя, а этот, в свою очередь, называл еще третьего кандидата; баллотировались все поименованные лица. Избиратель писал имя своего кандидата на дощечке и опускал ее в урну своей курии. После подсчета голосов объявляли имя того, кто был избран в этой курии; выбранным на должность считался тот, за которого высказалось большинство курий.
Выборы происходили в течение марта; вступали в свою должность новые магистры с 1 июля и несли ее в течение одного года. Повторное занятие одной и той же должности допускалось, но с временным промежутком.
В Помпеях сохранилось много надписей, живо рисующих нам предвыборную борьбу и предвыборную агитацию. Агитация эта велась на стенах, которые ко дню выборов оказывались покрыты рекомендациями кандидатов, написанными обычной красной краской на полосе белой штукатурки. Газет античный мир, как известно, не знал; папирус, а тем более пергамент были материалом слишком дорогим, чтобы тратить его на афиши, которые мог сорвать любой расшалившийся мальчишка или превратить в тряпку первый проливной дождь. На камень можно было положиться, и жители Помпей не обманулись в своем доверии к нему: стены их домов донесли до нас отзвук тех чувств и настроений, серьезных и легкомысленных, деловых и шутливых, какими бывал полон город во время выборов.
Кандидат, естественно, нуждался в рекомендации и поддержке как со стороны отдельных лиц, так и целых корпораций. Займемся сначала последними.
Неоднократно в избирательных афишах мы читаем, что такого-то выставляют кандидатом «соседи». Рекомендация соседей имела несомненный вес. В маленьком городке, где трудно было укрыться от постороннего глаза, кто же, как не они, могли выступить с верным свидетельством о жизни и поведении того, кого они предлагали в эдилы или даже в квинквенналы? Кому, как не им, было знать, щедр ли он и добр, порядочен ли и честен? Древность высоко ценила добрососедские отношения: «был бы хорошим сосед, так и бык не пропал бы». Может быть, не все в Помпеях знали в подлиннике эту старинную греческую пословицу, сохраненную Гесиодом,[37] но ее требование было одним из условий общежития, и нарушитель этого условия не мог рассчитывать на добрую славу. Избиратели имели все основания прислушиваться к голосу соседей — он был авторитетен и существенно важен.
Особняком стоит одна надпись, в которой с просьбой о поддержке своего кандидата обращаются не «соседи», а «соседки»: «Лорей, соседки просят тебя, выбери в эдилы Амплиата». Мы знаем до некоторой степени этого Лорея. Ему принадлежал большой дом на улице Изобилия («Новые раскопки») с прекрасным садом, устроенным на земле, проданной обедневшими соседями предкам нашего Лорея. Художественные и литературные интересы были в его семье, видимо, наследственными: на стене Крытого театра в Помпеях сохранились обрывки нескольких любовных стихотворений и под одним из них греческая подпись: «написал Тибуртин». Надпись относится ко времени Суллы; имя Тибуртин в Помпеях встречается крайне редко: можно уверенно сказать, что поэт Тибуртин приходился предком нашему Лорею: в саду его стояли превосходные статуи муз; стены дома были покрыты фресками, иллюстрировавшими Илиаду и подвиги Геракла, героя особо чтимого в Тибуре,[38] откуда родом был Лорей. Среди других картин заслуживают упоминания великолепное «Лето» в парадной столовой, портрет молодой женщины в одной из спален и портрет предка нашего Лорея, в одежде жреца египетской Исиды с систром (особый музыкальный инструмент) в руках: Лорей были преданными поклонниками этой богини и, видимо, сильно содействовали распространению и укреплению ее культа в Помпеях. Род их принадлежал к старинной муниципальной аристократии; наш Лорей был эдилом незадолго до гибели города и добился дуумвирата. Знатный и влиятельный человек, он обладал, по-видимому, большим личным очарованием: несколько часов, проведенных в его обществе, оставили такой след в душе какого-то его собеседника, что он записал на стене памятку об этой встрече. В квартале, где он жил, его, конечно, прекрасно знали, и женские голоса были до него, видимо, доходчивее мужских — Амплиат знал, что делал, когда выставил просительницами за себя именно «соседок».
Просят за своих кандидатов и «коллегии». Эти союзы объединенных одним и тем же занятием «маленьких людей» — ремесленников, рабочих, мелких торговцев — были очень многочисленны при империи; они имели свою кассу, составлявшуюся из ежемесячных взносов, и своих выборных, которые ведали делами коллегии и ее казной. На эти деньги члены коллегии справляли свои праздники (коллегии часто выбирали себе в покровители особое божество, как позже средневековые цехи избирали какого-нибудь святого) и хоронили своих умерших. Многие коллегии стремились найти себе патрона и среди людей; обычно это бывала какая-нибудь влиятельная фигура, которая своим именем и состоянием могла оказать коллегии помощь в трудную минуту. Избирательные надписи из Помпей дают нам длинный перечень разных отраслей местной хозяйственной и ремесленной деятельности: тут и плотники, и ювелиры, и цирюльники, и носильщики, и возчики, и харчевники, и хлебопеки, и пирожники, и торговцы фруктами. Поддерживают ли эти коллегии собственных патронов? Связаны ли они какими-то деловыми отношениями с данным кандидатом? Мы редко можем ответить на этот вопрос. Почему, в самом деле, «все ювелиры» предлагают в эдилы Куспия Пансу и почему за него же высказываются «все плотники»? Почему «все извозчики» отдали свои симпатии ему и Юлию Полибию? Иное дело, когда этого же Юлия Полибия выставляют хлебопеки: он сам хозяин пекарни и, следовательно, для хлебников свой человек.
