Взгляды В. Г. Белинского на Новгородскую республику были известной реакцией на идеализацию ее как носительницу начал демократии. Именно этим объясняется его резко отрицательная оценка Новгородского государства.
Постепенно В. Г. Белинский все более вырабатывал целостный взгляд на русский исторический процесс, все более подходил к проблеме его членения на определенные периоды, отличающиеся своими специфическими чертами. Эта проблема выдвинута им в рецензии (1841) на «Историю России в рассказах для детей» А. Ишимовой[115] и нашла дальнейшую разработку в его рецензии (1843) на «Историю Малороссии» Н. Маркевича[116]. Здесь В. Г. Белинский набрасывает «план» русской истории, как он ему представляется. Время от вокняжения Владимира Святославича (X в.) до татаро-монгольского нашествия на Русь В. Г. Белинский называет «удельным периодом». Основное его содержание автор видит, как и раньше, в расселении русского народа по территории своей страны. Политическая централизация тогда отсутствовала: «Русь, в период уделов, расширялась, а не централизовалась». Строго говоря, В. Г. Белинский отрицал для времени до татаро-монгольского нашествия наличие на Руси не только централизованного государства, но и государства вообще. Он писал, что «…Киев, а потом Владимир были больше по имени, чем в сущности, великокняжескими столицами: титло великого князя более льстило честолюбию претендентов, чем доставляло им действительную власть и силу».
Если в этих утверждениях В. Г. Белинского и можно обнаружить известную близость к взглядам историков «государственной школы», то новой и прогрессивной была мысль В. Г. Белинского (правда, не доведенная им до логического конца) о социальном неравенстве как основе, на которой возникали общественно-политические отношения «удельного периода». «Помещичье право было душою удельного периода, и князья тогда были — род помещиков, произошедших из одного дома; бояре их — род домашних людей, а простой народ — крестьяне».
Началом централизации Руси, по В. Г. Белинскому, был «татарский период», продолжившийся до княжения Ивана III. Это время характеризуется двумя основными явлениями. Во-первых, происходит постепенная ликвидация раздробленности и зарождение самодержавия: «удельные княжества ослабевают по мере возвышения Москвы, счастливо выдерживающей свои споры и с Рязанью и с Тверью»; «великий князь постепенно становится из помещика государем, и самодержавие сменяет патриархально-помещичье право». Во-вторых, под влиянием татаро-монгольского ига наблюдается «искажение нравов русско-славянского племени…».
В качестве следующего периода русской истории В. Г. Белинский выделяет время от княжения Ивана III до начала XVII в. («междуцарствия»), когда завершается «падение уделов» и идет «укрепление самодержавия»[117].
Плодотворная идея о «помещичьем праве» как явлении, характерном уже для «удельного периода», намечала верное направление изучения истории формирования централизованного государства в связи с развитием крепостничества. Правда, В. Г. Белинский, оставаясь под воздействием представлений буржуазной историографии своего времени не пошел в таком направлении. Отсюда его противопоставление самодержавия и «патриархально-помещичьего права» как двух прежде всего политических систем, без раскрытия их социальных основ. Однако само это противопоставление подчинялось передовой мысли о том, что политическая централизация сопровождалась установлением для народа более деспотического режима, чем те патриархальные отношения, которые были у него с князьями «удельного» времени, являвшимися еще не государями, а просто помещиками. Этот режим в известной мере воспроизводил, по В. Г. Белинскому, восточный деспотизм, и народ поддался ему в силу «искажения нравов» в результате татаро-монгольского ига.
В десятой статье об А. С. Пушкине (1845), посвященной анализу его произведения «Борис Годунов»[118], В. Г. Белинский снова обращается к проблеме образования Русского централизованного государства. Здесь он более подробно излагает мысль о том, что большую роль в указанном процессе сыграло нашествие на Русь татаро-монголов. «С одной стороны, их жестокое и позорное иго гибельно подействовало на нравственную сторону русского племени, а с другой — было для него благодетельно, потому что чувством общей опасности и общего страдания связало разъединенные русские княжества и способствовало развитию государственной централизации через преобладание московского княжения над всеми другими». При этом В. Г. Белинский подчеркивает, что достигнутое на Руси политическое единство было «более внешнее, нежели внутреннее». Другими словами, по В. Г. Белинскому, централизованная государственная система была порождена необходимостью преодолеть внешнюю опасность, но она не отвечала потребности внутреннего роста народа. Здесь неверная мысль о внешнем факторе как причине образования на Руси единого государства используется как аргумент для доказательства верной и передовой идеи о том, что государственная машина по своей классовой направленности не содействовала внутреннему сплочению народа.
По мнению В. Г. Белинского, образование Русского централизованного государства произошло без серьезной внутренней политической борьбы. «Идея самодержавного единства Московского царства, в лице Иоанна III торжествующая над умирающею удельною системою, встретила в своем безусловно победоносном шествии не противников сильных и ожесточенных, на все готовых, а разве несколько бессильных и жалких жертв». Это было, конечно, ошибочное утверждение; В. Г. Белинский недооценивал силу политических конфликтов, сопровождавших ликвидацию политической раздробленности.
Характеристику единодержавия, установленного на Руси в конце XV — начале XVI в., В. Г. Белинский дает не совсем четко, но, несомненно, связывая ее с политической критикой самодержавия. Иван III, — пишет автор, — «был творцом неподвижной крепости Московского царства, положив в его основу идею восточного абсолютизма, столь благодетельного для абстрактного единства созданной им новой державы»[119].
Очень важно, что В. Г. Белинский попытался выявить классовый антагонизм в русском обществе в период образования централизованного государства. Удельные князья «выродились в простую боярщину, которая перед престолом была покорна наравне с народом, но которая стала между престолом и народом не как посредник, а как непроницаемая ограда, разделившая царя с народом»[120]. Здесь с революционно-демократических позиций подчеркнут отрыв власти от народа, хотя и не раскрыты классовые основы политики царизма. «Боярщина» (т. е. класс помещиков-крепостников) выступает как сила, разъединяющая царя и народ.
В этой же статье В. Г. Белинский высказывает мысль, что гениальные люди порождаются народом, а их деятельность оставляет яркий след в жизни народа. «Явление гения — эпоха в жизни народа. Гения уже нет, а народ долго еще живет в формах жизни, им созданной, долго — до нового гения. Так Московское царство, возникшее силою обстоятельств при Иоанне Калите и утвержденное гением Иоанна III, жило до Петра Великого»[121]. Вопрос о роли личности применительно к проблеме образования Русского централизованного государства не нашел у В. Г. Белинского определенного решения. Но важна мысль, что «Московское царство» возникло «силою обстоятельств», т. е. независимо от воли князей, и лишь «утверждено», т. е. политически оформлено, Иваном III. Это был тезис противоположный прежде всего дворянской, а в известной мере и буржуазно-либеральной историографии.
В конце своей жизни В. Г. Белинский снова вернулся к проблеме формирования русской народности в связи с процессом складывания Русского централизованного государства. В статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» В. Г. Белинский в опровержение утверждения славянофилов, что русскому народу присуще смирение, приводил факты, относящиеся ко времени политической раздробленности Руси и образования Русского централизованного государства. «Удельный период наш отличается скорее гордынею и драчливостию, нежели смирением», — писал он. Установление татаро-монгольского ига на Руси не было результатом проявленного русским народом непротивления, а явилось следствием отсутствия политического единства страны. «Татарам поддались мы совсем не от смирения (что было бы для нас не честью, а бесчестием, как и для всякого другого народа), а по бессилию, вследствие разделения наших сил родовым, кровным началом, положенным в основание правительственной системы того времени». В. Г. Белинский подчеркивал далее активность московских князей в проведении политики, направленной к созданию единого государства и к ликвидации зависимости от Золотой орды. «Иоанн Калита был хитер, а не смирен; Симеон даже прозван был «гордым», а эти князья были первоначальниками силы Московского государства. Дмитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью. Иоанны III и IV, оба прозванные «грозными», не отличались смирением»[122]. На решение Белинским проблемы формирования русской народности оказала известное влияние концепция К. Д. Кавелина и С. М. Соловьева, построенная на предпосылке о постепенной смене на Руси родовых отношений государственными. Но отличает Белинского от представителей «государственной школы» стремление подчеркнуть, что политическая слабость страны не могла сковать народных сил, направленных на борьбу за освобождение Родины от власти захватчиков.
