После обеда девочки отправились к А., у нее был Н.П., туда же после молитвы отправилась и я. Мы работали, она клеила, а он курил. Она не очень любезна эти последние дни и занята исключительно собой и своим удобством, заставляет всех ползать под стол, чтобы класть ее ногу на груду подушек, и не очень заботится о том, удобно ли сидеть другим, — избалованное и невоспитанное существо. Ее с утра до ночи навещает множество людей, так что ей некогда тосковать, но когда ты вернешься, она будет стонать, будто бы она все время грустила. — Она окружена множеством твоих больших фотографических карточек, увеличенные снимки ее работы находятся в каждом углу, также множество маленьких. — Мы довезли Н.П. до станции и были дома в 11 ч. — Я собиралась ежедневно бывать в церкви, а была за все время только один раз. Очень досадно, ибо это так помогает, когда на душе грустно; мы всегда ставим свечки перед тем, как отправиться в лазарет, мне отрадно просить у Бога и Пресвятой Девы благословения для наших рук, а также исцеления больных.
Я так рада, что ты опять себя лучше чувствуешь, такое путешествие благотворно, так как ты чувствуешь себя ближе ко всему. Ты имел возможность видеть командный состав, услышать все непосредственно от них, а также сообщить им свои мысли.
Какая радость для Келлера — он действительно заслужил свой крест, сейчас он отплатил нам за все, это было его пламенным желанием все эти годы. — Как до смерти утомлены должны быть французские и английские войска, после 20 или более дней беспрестанных боев! А против нас обращены Кенигсбергские тяжелые орудия. Сегодня Орлов не прислал никаких известий; из этого я заключаю, что ничего особенного не случилось. — Для тебя хорошо, что ты уехал подальше от мелких сплетен — здесь всегда носятся разные слухи, и обычно совершенно не обоснованные.
Бедный, старый Фредерикс, а тот[46] уже умер. Как грустно, что нашему бедному старику опять хуже — я так опасалась, чтоб это опять не случилось во время его путешествия с тобой. Было бы более деликатно с его стороны, если бы он здесь остался, но он так безгранично тебе предан, что не мог примириться с мыслью, что ты поедешь один. Боюсь, что он недолго еще останется с нами, его час скоро пробьет. — Какая это будет потеря! Подобных людей уже больше ненайти, трудно заместить кем-нибудь этого честного друга.
Голубчик, я надеюсь, ты лучше спишь теперь, чего я не могу сказать о себе. Мозг все время усиленно работает и никогда не хочет отдохнуть. Тысячи мыслей и комбинаций появляются и сбивают меня с толку. — Я перечитываю твои дорогие письма множество раз и стараюсь себе представить, что это беседует со мной мой любимый. Как-никак, мы так мало видим друг друга, ты так занят, а я не люблю допекать тебя расспросами, когда ты приходишь утомленный после твоих докладов, потом мы никогда не бываем с тобой вдвоем, одни. Но сейчас я должна постараться уснуть, чтобы лучше чувствовать себя завтра и быть более годной к делу. Я предполагала, что много успею сделать в твое отсутствие. Беккер нарушила все мои планы и добрые намерения. Спи хорошо, мой маленький, святые ангелы охраняют твой сон, а молитвы и любовь твоей женушки окружают тебя глубокой преданностью и лаской.
25-го. С добрым утром, мое сокровище. Сегодня фельдъегерь позже заедет за письмом, так что я могу приписать еще несколько строк. Это, быть может, будет последним письмом, если верить Фредериксу, что ты вернешься завтра, но я думаю, что ты не приедешь, так как ты, наверное, сделаешь смотр гусарам, уланам, артиллерии и прочим войскам, находящимся на отдыхе в Вильне.
Ночью было 2 градуса мороза, — сейчас опять солнце сияет вовсю. В 11 ч. мы будем в лазарете. Я все еще не могу принимать лекарство, что очень некстати, так как у меня ежедневно, хотя и не сильно, болит голова, и сердце дает себя чувствовать. Хотя оно и не расширено, но я принуждена сегодня делать возможно меньше движений. Я не была по-настоящему на воздухе со дня твоего отъезда. — Сергею[47] несколько лучше. Кн. Орлова[48] также совсем поправилась, только еще слаба. Бэби спал и чувствует себя хорошо. Не перестают толковать об имении в Прибалтийском крае, где было место, очерченное белым, и гидроплане, спустившемся там на озере, — о том, как два наших офицера, переодетые простолюдинами, все это видели, — туда никого не пускают. Я бы хотела, чтобы по этому поводу было сделано серьезное расследование. Везде такое множество шпионов, что это, может быть, и правда, но это было бы чрезвычайно прискорбно, так как в Прибалтийском крае все же много лояльных подданных.
Эта ужасная война, кончится ли она когда-нибудь? Я уверена, что Вильгельм подчас переживает моменты отчаяния при мысли, что он сам, под влиянием русофобской клики, начал войну и что он ведет свою страну к гибели. Все эти небольшие государства еще долгие годы после окончания войны будут нести ее тяжелые последствия. Сердце мое обливается кровью при мысли о том, сколько труда потратили папа и Эрни для того, чтобы наша маленькая родина достигла полного процветания во всех отношениях.
С Божьей помощью здесь все пойдет хорошо и приведет к победному концу. Эта война подняла настроение, пробудила многие застоявшиеся мысли, внесла единство в чувства, это в моральном отношении — “здоровая война”. Только одного мне хотелось бы, чтобы наши войска вели себя примерно во всех отношениях, чтобы они не стали грабить и громить — пусть эту мерзость они предоставят проделывать пруссакам. — Это деморализует, и потом теряешь настоящий контроль над людьми; они дерутся для личной выгоды, а не для славы своей родины, когда достигают уровня разбойников на большой дороге Нет основания следовать скверным примерам — тыл, обозы — проклятие, все говорят о них с отчаянием. Держать их в руках некому. Во всем всегда есть уродливые и прекрасные стороны, то же самое и здесь.
Такая война должна очищать душу, а не загрязнять ее, не так ли? В некоторых полках очень строго, я знаю, и стараются поддерживать порядок, но слово сверху не повредило б. Это моя собственная мысль, дорогой, потому что мне хочется, чтоб имя наших русских войск вспоминалось впоследствии во всех странах со страхом, уважением и восхищением. Здесь люди не всегда проникнуты мыслью, что чужая собственность священна и неприкосновенна. Победа не означает грабежа. — Вели полковым священникам обратиться к солдатам с речью по этому поводу. — Вот я надоедаю тебе вещами, которые меня не касаются, но я делаю это исключительно из любви к твоим солдатам и к их репутации.
Дорогое мое сокровище, сейчас должна кончить и встать. Все мои молитвы и нежнейшие думы следуют за тобой; дай тебе Боже мужества, крепости и терпенья, — веры в тебе больше, чем у кого бы то ни было, и она и хранит тебя. — Да, одни молитвы и беззаветная вера в Божью милость дают человеку силу все переносить. Инаш Друг помогает тебе нести твой тяжелый крест и великую ответственность, се пойдет хорошо, так как правда на нашей стороне. Благословляю тебя, целую вое дорогое лицо, милую шею, и дорогие любимые ручки со всем пылом горячо любящего сердца. Какое счастье, что ты скоро будешь со мной! Твоя старая
Женушка.
“Как много мы прожили вместе”
21 октября Царь снова отправляется в действующую армию. Незадолго до этого военное положение России осложняется, в войчу вероломно вступает Турция. Запись в царском дневнике, отражающая его настроение вэти дни: “Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения... на Черном море! Только... под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие!”
Еще 5 октября русские войска перешли в наступление на Варшавском и Иваногородском направлениях и сильно потеснили противника, выйдя к. границе Германии. Группа войск, брошенная германцами 29 октября, чтобы спасти положение, попала в окружение и лишь незначительным ее остаткам удалось прорваться.
Поездка Царя в действующую армию была напряженной. Минск. Барановичи, Холм, Ровно, Гродно. Двинск — основные. пункты поездки. 1 ноября в Гродно он встречается с Царицей и двумя дочерьми, которые тоже не сидят на месте, а стараются помочь в организации военных лазаретов.
Как уже заведено, первое свое письмо Царица пишет супругу еще до расставания.
Ц.С. 20 окт. 1914 г.
Мой безгранично любимый,
Час разлуки вновь близится, и сердце сжимается от боли. Но я радуюсь за тебя, что ты уедешь, получишь новые впечатления и почувствуешь себя ближе к войскам. Надеюсь, на этот раз тебе удастся больше увидеть. Мы с нетерпением станем ждать твоих телеграмм. При посылке ответных телеграмм в Ставку испытываю всегда неловкость, потому что уверена, что множество офицеров читает эти телеграммы, а потому как-то не пишется так тепло, как хотелось бы. Мне чрезвычайно приятно знать, что Н.П. при тебе на этот раз — Ты будешь чувствовать себя менее одиноким, так как он как бы частица нас всех. У вас много общего во взглядах. Он глубоко благодарен и счастлив ехать с тобой, потому что чувствует себя бесполезным в городе, откуда все его товарищи ушли на войну... Слава Богу, ты можешь ехать и быть спокойным насчет дорогого Бэби. В случае, если бы что-нибудь с ним произошло, я напишу ручка, называя все уменьшительными именами, тогда ты будешь знать, что речь идет о малютке. — О, как мне будет тоскливо без тебя! Все эти дни я чувствую себя такой подавленной, а на сердце такая тяжесть! Это стыдно, потому что ведь сотни людей радуются, что вскоре увидят тебя, но при моей любви к тебе я не могу не стремиться к своему сокровищу.
