В течение почти трех тысячелетий своей отразившейся в письменных документах истории Месопотамия находилась в постоянных конфликтах с соседями, а порой и с отдаленными цивилизациями. Регион, с которым осуществлялись связи - прямые или через известных нам посредников, - простирался от долины Инда через Ирак (а порой даже заходя за его пределы), Армению и Анатолию до Средиземноморского побережья и далее, вплоть до Египта. Побережье Аравийского полуострова с неизвестными нам цивилизациями представлялось чем-то отдаленным и загадочным. Направление и интенсивность контактов бывали, конечно, различны, и причины их изменения не всегда удается установить. Можно утверждать, что в этом регионе с самых ранних времен наблюдалось своего рода ''осмотическое давление'' с востока на запад. Хорошо известно, что одомашненные растения, прирученные животные и связанные с этим технологические процессы распространялись через Месопотамию из какого-то отдаленного центра Евразии, возможно из района Бенгальского залива.
В исторический период у нас есть бесспорные свидетельства о наличии торговых связей, осуществлявшихся морским путем, между Южной Месопотамией (главным образом Уром) и областями на востоке, называемыми в шумерских и раннеаккадских Надписях Маганом и Мелуххой. Через такие перевалочные пункты, как остров Бахрейн (шумерский и аккадский Дильмун) в Персидском заливе, ввозились медная руда, слоновая кость и драгоценные камни. Они доставлялись с каких-то неизвестных нам Пунктов на побережье, которые могли находиться вблизи Омана или за ним. Во всяком случае, эти связи были прочными: во времена Аккадской империи имелись даже официальные переводчики с мелуххского языка [29] . Когда по неизвестным причинам связи с Востоком были прерваны, Маган и Мелухха стали восприниматься как названия мифических стран. Начиная со второй половины II тысячелетия до н. э. так обозначали крайний юг ойкумены, в частности Египет, где в то время правила одна из эфиопских династий; Мелухху стали считать родиной темнокожих. По-видимому, контакты с Востоком были наиболее оживленными в ранние периоды - до конца III тысячелетия; только много позднее - в персидское время и в эпоху Селевкидов - они снова достигли относительной интенсивности. Прекращение торговли через залив могло быть вызвано политическими переменами в одном из государств-посредников или в самой восточной стране, поставлявшей товары в Ур. Возможно, изменилось и отношение Месопотамии к международным связям.
Беспорядки и войны, предшествовавшие падению династии Хаммурапи, сужение политического кругозора и прогрессирующее окостенение месопотамской цивилизации вызывали сопротивление иностранному влиянию. Контакты с внешним миром в области торговли осуществлялись только на уровне дворцов. На смену торговле, основаной на частнoй инициативе и лишь временами пользовавшейся поддержкой храмов и дворца (в той форме, в которой она засвидетельствована ранее в Уре через Персидский залив) и Ашшуре (вплоть до Анатолии), с середины II тысячелетия до н. э. пришел обмен подарками между царями через царских эмиссаров. Это резко ограничило всякого рода ввоз - как сырья и товаров, так и идей. Наступил застой и в области технологии. В Вавилонии в отличие от Ассирии положение не спасал приток ремесленников и художников в виде военнопленных. Равновесие, которое было достигнуто в касситский период, после того как эксперименты Хаммурапи были либо доведены до конца, либо прекращены, создало довольно инертную социальную структуру. Застою способствовала также статичность вавилонской религии и сокращение экономического влияния крупных святилищ. Такое положение вещей до известной степени подтверждается сохранившимися месопотамскими, особенно вавилонскими, произведениями искусства, которые, несмотря на присущий им традиционализм, служат чутким индикатором состояния общества. Застой был нарушен, по-видимому, в результате изменений в геополитической ситуации:
Вавилония, освободившись (с помощью арамейских племен) от господства Ассирии, оказалась в состоянии одолеть Ассирийскую империю. Эта победа совпала с усилением давления иранских народов на Месопотамию, обстоятельством, в известной мере связанный с исчезновением каких-то препятствий, мешавших контактам между Индией и Левантом. Еще до того как Кир завоевал Вавилон в 539 г. до н. э., в хозяйственных документах крупных святилищ в Сиппаре, Вавилоне и Уруке уже появляются свидетельства о наличии торговых связей, которые достигали Средиземноморья (киликийское железо) и даже Греции. Персидское господство возвестило первый период в истории Ближнего Востока, когда его географические горизонты вышли за пределы, существовавшие в древности.
Ассирия до ее драматической и героической гибели строила связи с окружающим миром совершенно иначе. Решающее значение для развития Ассирии имел хурритский период, и вряд ли мы когда-нибудь сможем полностью оценить степень и глубину иноземного влияния в Ассирии. Наличие определенных мотивов в ассирийском искусстве - недостаточно надежный показатель: хурритское влияние явно прослеживается в каких-то сферах религиозной и социальной жизни Ассирии, но в целом хурритское и другие немесопотамские влияния не были так глубоки и чреваты конфликтами, как вавилонское. Серьезный эмоциональный конфликт между цивилизациями Ассирии и Вавилонии глубоко повлиял на внутреннюю и внешнюю политику обоих государств. Для Ассирии он имел, кроме того, жизненно важные последствия. В Ассирии определенные круги смотрели на Вавилонию как на образец для подражания. Главные боги вавилонского пантеона вошли в состав ассирийского. Письменная традиция Вавилонии была воспринята в Ассирии, разрабатывалась с профессиональной тщательностью и сохранялась на удивление успешно. Различные формы политических связей с Вавилонией практиковались свыше пятисот лет; были попытки создать коалицию, превратить Вавилонию в зависимый доминион, протекторат и даже сделать из этой страны, бывшей для Ассирии колыбелью цивилизации и образцом культурного совершенства, подчиненную провинцию. Эти попытки не имели прочного успеха по двум причинам. Во-первых, в самой Ассирии провавилонские настроения разделялись лишь некоторыми кругами при дворе; правда, круги эти были достаточно сильны и оказывали влияние не только на идеологию, но и на экономику, прежде всего на торговлю. Документальные свидетельства наличия оппозиционных, антивавилонских сил найти труднее, однако ясно, что они вполне успешно противостояли силам, ориентировавшимся на Вавилонию. Можно предположить, что ''националистические'' тенденции существовали среди военной верхушки и, возможно, в государственной администрации. Позицию храмов определить невозможно: большинство дошедших до нас материалов происходит из полностью ''вавилонизированного'' Ашшура, в то время как такое святилище (предположительно ассирийской ориентации), как храм Иштар в Арбеле, не раскопано до сих пор просто потому, что оно погребено под современным городом.
В Ассирии, бесспорно, был силен дух ''национального само сознания'', который не раз помогал ей выстоять и при поражениях, и в периоды иноземного господства. Трудно сказать, кто сохранял политические и культурные традиции и ассирийский язык в периоды упадка политической власти. Если бы был найден ответ на этот вопрос, мы могли бы понять причины столь продолжительного могущества Ассирии. Во всяком случае, патриотические силы часто были достаточно действенны: им удавалось смещать царей провавилонской ориентации и круто менять внешнюю политику по отношению к Вавилонии. Роковое сочетание притяжения и отталкивания, характерное для ассиро-вавилонских связей, сохранялось вплоть до падения империи.
За пределами политических интересов Ассирия была гораздо восприимчивее к иноземным идеям и стимулам. Об этом говорит ассирийская технология, а также изображения на памятниках и других произведениях искусства. Ассирийские тексты откровенно признают практику заимствования более совершенной иноземной техники (например, в металлургии, архитектуре, использовании глазури в керамике). Ассирийцы с гордостью упоминают, что среди захваченных ими на Западе пленников оказались певцы и музыканты, а среди ремесленников, привезенных из Египта, - пекари, пивовары, кораблестроители, каретники, а также ветеринары и даже толкователи снов. Невавилонские влияния с трудом поддаются анализу. Можно проследить несколько культурных элементов; я условно объединил их под названием ''хурритские''. В некоторых случаях мы имеем дело с полным усвоением чужой культуры, в других - с заимствованием определенных культурных черт. Эта сложная картина отразилась в тематическом разнообразии заимствованных хурритских слов в ассирийских диалектах - от названий блюд и частей одежды до названий должностей и учреждений. Судя по всему, эти иноземные элементы вошли в ассирийский обиход легко и без конфликтов, несмотря на стратегическую обстановку, превращавшую Ассирию в вечного противника горных племен, среди которых и со хранилась - в изначальном или видоизмененном варианте - хурритская культура.
