В то же время даже без большевиков они могли создать жизнеспособную конструкцию временной власти, если бы Демократическое совещание действительно создало полновластный центристский Предпарламент, опирающийся на правую часть советов и левую часть земств. Страна ждала перемен, и это было важнее, чем включение в правительство большевиков и провозглашение власти советов. Большевики не смогли бы свергнуть правительство, которое решительно перешло к выполнению программы «однородной власти». Им волей неволей пришлось бы ждать нового кризиса уже этой новой политики. Судьбу революции определяло то, станет ли новая власть проводить социальные преобразования или нет, будет она идти на встречу требованиям «низов», которые выдвигались через демократические структуры, или сохранит повисшую в воздухе бездеятельную коалицию. Представители социалистических партий уверенно обещали, что новое правительство начнет выполнение программы 14 августа, и в нем не будет кадетов. Собственно, в этом заключался последний шанс демократии.
Но сторонники линии Керенского смогли обвести товарищей по социалистическим партиям вокруг пальца. После длительных переговоров за кулисами совещания Церетели огласил резолюцию, в которой говорилось, что представительному органу поручается «содействовать созданию власти», а не сформировать ее. Более того, этот пункт допускал привлечение в правительство «цензовых элементов» (то есть правых партий) и пополнение «Предпарламента» их представителями[1327]. Это была очевидная сдвижка в сторону Государственного совещания и докорниловской коалиции.
Наступил момент истины. Чтобы отстоять свои принципы, большинство членов ЦК ПСР и РСДРП должно было отказаться от этой комбинации, а затем – от поддержки новой коалиции Керенского. Это вело бы к расколу социалистических партий. Ни Чернов, ни Мартов не решились на это. Большинство делегатов Демократического совещания проглотили пилюлю. Большевики и левые эсеры протестовали, но их возражения были отклонены. Стремясь сохранить партию в преддверии выборов, центристы капитулировали перед правым крылом социалистов.
22 сентября Керенский собрал на совещание по созданию новой коалиции тех, кого счел нужным – представителей предпарламента, московских общественных деятелей и… ЦК кадетов. К 26 сентября они и согласовали правительство. Демонстративно сорвав планы создания более левого правительства, Керенский сохранил свою власть, но почти совершенно лишил правительство опоры. Считалось, что оно по инерции дотянет до выборов в Учредительное собрание.
Замысленный как расширенный Совет, Предпарламент в итоге оказался безвластным и превратился в приложение к социал-либеральной коалиции. Он не обладал собственной способностью мобилизовать массы в поддержку Временного правительства. Кадеты вошли в Предпарламент и составляли там вместе с другими либералами заведомое меньшинство. Но оно имело возможность блокировать существенные инициативы (которые для правительств были вовсе не обязательными). Да и сам факт присутствия “контрреволюционной” партии компрометировал этот Предпарламент в глазах радикальных масс. Идея однородной демократии и предпарламента была дискредитирована, а демонстративный выход большевиков из предпарламента лишь укрепил их авторитет.
Правительство потеряло опору в активной части общества как раз в тот момент, когда его лидеры считали свое положение наиболее устойчивым. Керенский разгромил левых и правых, обвел вокруг пальца наивных политических говорунов. Еще два месяца, и он торжественно откроет Учредительное собрание, проведя корабль демократии сквозь бури и грозы…
В реальности Керенский не пользовался поддержкой ни в армии, ни в обществе, ни в партиях, которые входили в правительство, ни в массовых организациях, представленных на Демократическом совещании. Он воспринимался как временная переходная фигура, которая нужна до выборов. Лидеры предвыборной гонки не хотели мараться, заступаясь за такое правительство, чтобы не терять предвыборные очки. Вот-вот пройдут выборы, и тогда новая законная власть проведет те социальные преобразования, которые сочтет нужным. Она-то, в отличие от нынешнего самоназначенного правительства, будет демократической, опирающейся на волю народа. Но как раз в это время большевики решили заменить одно самоназначенное правительство другим, даже более демократическим, опирающимся на Съезд советов. Этот переворот стал переломным моментом истории страны в ХХ веке.
Сложившаяся в сентябре ситуация рассматривалась в партии большевиков по-разному. Умеренная часть руководства РСДРП(б) добилась фактического восстановления лозунга "Вся власть советам!" В то же время воплощение в жизнь этого лозунга до II съезда Советов было уже невозможным.
Как только появились первые признаки того, что социалисты все же не пойдут на создание однородного правительства, Ленин снова резко повернул политический руль и взял курс на вооруженный захват власти. Следовало торопиться. Нужно было до выборов в Учредительное собрание продемонстрировать стране, кто способен на практике предпринять решительные меры по борьбе с кризисом. Это может обеспечить большевикам поддержку широких масс, прежде всего рабочих, победу и на всеобщих выборах, и в советах, которые станут основой новой системы власти.
Идее многопартийной советской власти Ленин противопоставил план установления авторитарной диктатуры, опирающейся на те советы, которые поддержат военный переворот. Диктатура радикального крыла большевиков, опирающаяся на «свои» советы и воинские части должна запустить необратимый процесс «пролетарской революции».
Идея немедленного восстания, на которой Ленин настаивал начиная с 14 сентября, первоначально не получила поддержки партийного руководства. Н. Бухарин вспоминал о первой реакции на ленинские письма с призывом к восстанию: "Мы все ахнули, никто не знал, что делать. Все недоумевали первое время"[1328]. ЦК постановило не оглашать ленинские письма. Но информация о его позиции постепенно распространялась в партии. Радикальные партийные массы были готовы к немедленному выступлению, даже если это грозило большевикам поражением. В обстановке 1917 г. политическое искусство требовалось не для того, чтобы применить насилие, а для того, чтобы его избежать.
Итоги Демократического совещания означали крах политической линии Каменева. Троцкий оперативно переориентировался на подготовку восстания с порой на Петросовет, который он как раз возглавил. 7 октября при открытии Предпарламента большевики демонстративно покинули его.
Под давлением снизу 10 октября ЦК поддержал курс на вооруженное восстание. Однако часть ЦК РСДРП(б) продолжала сопротивляться этому курсу – неудача вооруженного восстания на этот раз могла привести к полному разгрому партии. Наиболее последовательно эту позицию отстаивали Л. Каменев и Г. Зиновьев: "мы глубочайшим образом убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание – значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции... Дело идет о решительном бое, и поражение в этом бою было бы поражением революции... Партия пролетариата будет расти... И только одним способом может она прервать свои успехи – именно тем, что она в нынешних обстоятельствах возьмет на себя инициативу выступления и тем самым поставит пролетариат под удары всей сплотившейся контрреволюции, поддержанной мелкобуржуазной демократией. Против этой губительной политики мы подымем голос предостережения"[1329]. Правые большевики считали, что изоляция радикальной части пролетариата от большинства трудящихся приведет к перерождению и физическому поражению партии. Вооруженное восстание большевиков независимо от его удачи вело к срыву перспективы многопартийного советского правительства, за которую выступали не только правые большевики, но и левые социалисты.
Но руководство социалистов само не шло на создание левой советской коалиции. Вместо новой Парижской коммуны получалась новая «луиблановщина». В этих условиях отказ от захвата власти в 1917 г. "обрекал" партию большевиков на роль левой оппозиции в парламентском государстве, которое сохраняет свое «буржуазное» качество. Поэтому линия Каменева и Зиновьева в условиях октября 1917 г. откладывала дальнейшее продвижение к социализму на неопределенный срок, до следующей революции.
В брошюре "Удержат ли большевики государственную власть" Ленин доказывал, что власть надо брать безбоязненно, потому что "наша революция непобедима, если она не будет бояться сама себя, если она вручит всю полноту власти пролетариату, ибо за ним стоят еще неизмеримо большие, более развитые, более организованные всемирные силы пролетариата, временно придавленные войной, но не уничтоженные, а, напротив, умноженные ею"[1330]. Надежда на мировую революцию должна компенсировать любые сомнения, любой дефицит поддержки внутри страны.
