Главнымъ ядромъ ингерманландскаго отряда были мѣстные жители-ижорцы, а въ качествѣ командующаго кадра — пришлые офицеры финскаго происхожденія. Часть изъ нихъ явилась изъ Финляндіи, часть изъ Эстоніи, вмѣстѣ съ прибытіемъ эстонскаго дессанта капитана Питки. Дессантъ послалъ генералъ Лайдонеръ, чтобы комбинированными дѣйствіями эстонскихъ и русскихъ силъ обезпечить прочность лѣваго фланга наступающей на большевиковъ арміи и парализовать дѣйствія расположенной на Финскомъ побережьи крѣпости Красная Горка. Носились слухи, что гарнизонъ Красной Горки склоненъ перейти на сторону бѣлыхъ и что дессантная операція ускоритъ этотъ переходъ. Капитанъ Питка былъ подчиненъ общему для обѣихъ (русской и эстонской) армій главнокомандующему Лайдонеру, а капитанъ Тополяйненъ, командующій образовавшимся ингерманландскимъ отрядомъ, считалъ себя непосредственно подчиненнымъ капитану Питкѣ.
Общеніе бѣлыхъ съ возставшими противъ большевиковъ ижорцами началось, такъ сказать, съ пресѣкательныхъ мѣръ. Въ результатѣ донесеній Бибикова прежде всего позакрывали учрежденныя ижорцами ихъ національныя школы, а затѣмъ явившійся на мѣсто ген. Родзянко прочелъ представителямъ отряда строгую нотацію о недопустимости какой-либо сепаратистской пропаганды, грозя при неисполненіи его приказаній репрессіями. Ген. Родзянко разсуждалъ просто: «никакого ингерманландскаго населенія вообще не существуетъ» и стало быть нѣтъ причинъ какому-то національному обособленію. Сомнѣвающимся онъ рекомендовалъ обратиться за разъясненіями къ… Антантѣ. Ижорцы смолчали и подчинились, но не надолго. При ближайшемъ новомъ столкновеніи взаимныя отношенія еще больше ухудшились, и капитанъ Тополяйненъ обнаружилъ признаки неповиновенія ген. Родзянко, ссылаясь на свою якобы непосредственную подчиненность капитану Питкѣ. Эстонцы не только не подстрекали къ этому капитана Тополяйнена, а, наоборотъ, приняли мѣры, чтобы какъ нибудь уладить нежелательную въ боевой обстановкѣ размолвку. Ѣздившій для улаженія возникшихъ, треній эстонскій полковникъ Унтъ опредѣленно подтвердилъ ген. Родзянкѣ, что ингерманландскій отрядъ въ оперативномъ отношеніи подчиняется не капитану Питкѣ, а ему — генералу Родзянкѣ[47]. Въ результатѣ между Родзянкой и Тополяйненомъ произошло бурное объясненіе. «Вспыливъ», Родзянко «выгналъ его вонъ изъ квартиры». Еще грубѣе генералъ поступилъ по отношенію къ другому уже штатскому представителю ижорцевъ, магистру петербургскаго университета г. Тюнни. Человѣкъ корректный и болѣе выдержанный, чѣмъ Тополяйненъ, Тюнни хотѣлъ миролюбиво разобраться во всѣхъ недоразумѣніяхъ, возникшихъ между Родзянкой и ингерманландскимъ отрядомъ, но не успѣлъ онъ и рта раскрыть, какъ Родзянко рѣзко крикнулъ ему: «Я Васъ повѣшу»…
Естественно, что послѣ такихъ пріемовъ ингерманландцы окончательно возненавидѣли русское командованіе. Сепаратистскія стремленія еще болѣе обострились, и вся исторія закончилась насильственнымъ разоруженіемъ отряда. «Ингерманландскій вопросъ, — замѣчаетъ Родзянко, — разрѣшился весьма просто: посланная полковникомъ Бибиковымъ рота разоружила тыловыя ингерманландскія части; узнавъ объ этомъ, офицеры отряда сѣли на лодку и куда-то исчезли, а солдаты частью разбѣжались, а частью были сведены въ ингерманландскій батальонъ, приданный къ одному изъ полковъ второй дивизіи» (стр. 62). Нужно ли еще что нибудь прибавлять къ этой «простотѣ» разрѣшенія національныхъ запросовъ русскихъ меньшинствъ?.. Развѣ только то, что солдатское рѣшеніе вопроса продѣлывали на глазахъ другой стремящейся къ политическому самоопредѣленію національности — эстонцевъ, для которыхъ расправа съ ижорцами служила лишнимъ и вящимъ напоминаніемъ, чего можно ожидать отъ русскаго бѣлаго командованія, когда оно войдетъ въ силу.
«Сегодня ты, а завтра — я» — грохотъ русско-нѣмецкихъ пушекъ съ другого бока Эстоніи служилъ для такихъ пессимистическихъ размышленій удивительно подходящимъ аккомпаниментомъ, чтобы у эстонцевъ не осталось и тѣни сомнѣній относительно подлинныхъ намѣреній русскихъ командныхъ круговъ.
Ну а какъ же, спроситъ читатель, насчетъ «ингерманландской республики?» Не является ли это требованіе само по себѣ дѣйствительно нелѣпымъ?
Отвѣчать на этотъ вопросъ не приходится: ижорцы такого требованія, повидимому, вовсе не выдвигали. Есть кое-какія основанія думать, что подобное освѣщеніе значительно болѣе скромныхъ желаній ижорцевъ являлось плодомъ фантазіи чернаго Бибикова, смѣшавшаго въ одну кучу различныя требованія ненавистной ему «политики».
Во времена существованія сѣверо-западнаго правительства съ опредѣленной опубликованной демократической программой, которая, конечно, больше, чѣмъ штабъ Родзянки, могла поощрить ижорцевъ въ ихъ политическихъ домогательствахъ, ни о какой «республикѣ» они не заикались. Максимумъ, о чемъ просили ижорцы въ поданномъ правительству письменномъ привѣтствіи, — это объ осуществленіи ихъ «національно-культурной автономіи».
И тѣмъ не менѣе я отнюдь не берусь оспаривать утвержденія ген. Родзянки, что ингерманландскій отрядъ держался вызывающе къ русскому главному командованію. Это вытекало изъ безтактнаго поведенія самого командованія. При извѣстной терпимости, не оскорбляя національнаго самолюбія возставшей противъ большевиковъ народности, вполнѣ возможно было уладить возникшія недоразумѣнія мирнымъ путемъ и не только уладить, но и пріобрѣсти еще себѣ сердечныхъ и. энергичныхъ помощниковъ въ гражданской войнѣ. Личность интеллигентнаго, образованнаго Тюнни была въ томъ вѣрной порукой. Но ни Родзянко, ни Бибиковъ для такой политики рѣшительно не годились: смысла гражданской войны они совсѣмъ не понимали, а политически принадлежали къ людямъ старой Россіи. Самостоятельность той же Эстоніи ген. Родзянко признавалъ не потому, чтобы это вытекало изъ его убѣжденій, а въ силу фактическаго положенія вещей, изъ невозможности противопоставить силѣ силу. Другое дѣло ижорцы: русская армія была сильнѣе ихъ и съ ними не стали церемониться.
Во время препирательствъ съ ижорцами, Красная Горка дѣйствительно возстала и гарнизонъ ея перешелъ на нашу сторону. Одно время и Кронштадтъ подумывалъ о передачѣ крѣпости бѣлымъ, — по крайней мѣрѣ послѣ бомбардировки его съ возставшей Красной Горки. Три форта его выкинули уже бѣлые флаги, но стоявшій въ Финскомъ заливѣ англійскій флотъ не произвелъ ожидавшагося отъ него маневра, и счастье снова повернулось спиной къ бѣлымъ. Покажись англійскій флотъ во время обстрѣла съ Красной Горки лишь на виду у Кронштадта, внутреннее противодѣйствіе оставшихся въ крѣпости большевиковъ, по мнѣнію нашихъ военныхъ, было бы окончательно сломлено.
Событія подъ Красной Горкой оказались кульминаціоннымъ пунктомъ весенняго движенія бѣлыхъ на Ямбургскомъ фронтѣ. «Послѣ же обратнаго занятія большевиками Красной Горки и вынужденнаго разоруженія ингерманландскаго отряда, — нельзя было болѣе думать вновь переходить въ наступленіе на этомъ фронтѣ» — сознается Родзянко въ своей книгѣ (стр. 65).
Несмотря на переходъ къ бѣлой арміи двухъ большевистскихъ полковъ и гарнизона Красной Горки, наши части устали и поистрепались отъ непосильныхъ боевъ. Ощущалась также сильная убыль въ командномъ составѣ. Сидѣвшій въ Гельсингфорсѣ генералъ Юденичъ почему-то туго выпускалъ отъ себя скопившихся въ Финляндіи русскихъ офицеровъ. Все говорило, что дальше двигаться впередъ нѣтъ силъ, нужна передышка, необходимо хотя бы удержать то, что уже завоевано. «Сѣверный корпусъ», какъ расшатанный корабль, сталъ скрипѣть по всѣмъ швамъ.
О нравственномъ состояніи арміи въ періодъ перваго наступленія на Петроградъ нач. 2-й дивизіи ген. Ярославцевъ разсказывалъ мнѣ впослѣдствіи такъ.
«Въ чисто военномъ отношеніи Родзянко поражалъ всѣхъ своей неутомимостью и энергіей. Но въ разгаръ майской операціи технически положеніе создалось очень трудное для руководителя арміи, и одной энергіи было недостаточно. Сильно измѣнился духъ и характеръ основной солдатской массы. Вначалѣ большинство солдатъ были настоящіе добровольцы, отдающіе себѣ отчетъ, зачѣмъ, во имя чего идутъ. Много гимназистовъ, реалистовъ, студентовъ и т. п. Грабежей не было. Тылъ былъ ничтожный. Штабъ корпуса съ интендантствомъ и другими учрежденіями не превышалъ 400 человѣкъ при 5.500 чел. всего состава корпуса. Вся эта картина быстро мѣняется съ открытіемъ майскихъ наступательныхъ операцій. Удачное наступленіе, вѣрнѣе — налетъ, и части сильно пухнутъ, принимая въ себя красноармейцевъ. Безпрерывные бои и маневры не даютъ возможности сплотить части, производить обученіе, разобраться въ поступающемъ людскомъ матеріалѣ. Въ результатѣ начинается распущенность, грабежи, неисполненіе боевыхъ приказовъ и т. п. Въ тылу, правда, появляются офицеры и чиновники изъ Финляндіи, Англіи и другихъ странъ, но видя увеличеніе арміи и необходимость увеличивать штабы и хозяйственныя учрежденія, стараются устраиваться въ тылу на хорошихъ должностяхъ, и всѣми силами упираются при попыткѣ отправить ихъ на фронтъ. Отчасти этому способствуетъ начальникъ тыла ген. Крузенштіернъ, который охотно забираетъ къ себѣ всѣхъ являющихся офицеровъ и чиновниковъ. На фронтѣ большія потери, остро чувствуется недостатокъ опытныхъ офицеровъ, а взять ихъ негдѣ. Начинается вражда съ тыломъ.
