Однако проводить подобные социальные эксперименты можно, на худой конец в островном государстве. Русский народ ответил на царёвы дела бегством на окраины, население Москвы сократилось в три раза. Шла Ливонская война, а с юга всё время нападали татары. В 1571 году во время набега на Москву опричное войско, после первого посыла татарских стрел крымской ордой, разбежалась, дав врагу возможность разграбить столицу.[44] После этого события опричное войско было распущено, но социальные и управленческие чудеса продолжались, с подачи царя. В октябре Иван грозный организовал очередную комедию своего ухода от престола, передав последний – в виде «земщины» крещёному служилому татарскому князю Семеону Бекбулатовичу. Своему «дуумвиру» царь писал «челобитные», подписываясь «Иванец Московский». Послу английской королевы Елизаветы Иван IV объяснял сущность своих управленческих и социальных экспериментов причиной того, что «…преступным и злокозненным поведением наших подданных, которые ропщут и противятся нам; вместо верноподданнического повиновения они составляют заговоры против нашей особы».[45]
В 1583 году Ливонская война была проиграна. Царь Иван IV подписал унизительные договора с Речью Посполитой (объединённым польско-литовским государством, возникшим в 1569 году) и со Швецией. Иван Грозный умер в марте 1584 года. По народной легенде, москвичи, узнав о смерти своего властителя, не таясь «христосовались» на улицах, не дожидаясь наступления праздника Светлой Пасхи. Социальный излом XVI века, когда были фактически ликвидированы попытки создать основы гражданского общества в виде сословного представительства на Земских Соборах, прошла дикая полоса опричного террора, способствовал росту недовольства системой власти вообще в Московском государстве. Ничем не ограниченная возможность творить зло сформировала определённый социально-психологический фон для знаменитого русского бунта, когда идёт разгром ради разгрома и население не видит возможностей для социального компромисса. Из двух тенденций в социально-политическом развитии государства – земской и восточно-деспотической, восторжествовала вторая. Деспотическое государство раздавило общество.
Очерк 9. Социальный бунт Смутного времени
Так называемое Смутное время начала XVII века оставила в сердцах и исторической памяти русского народа столь глубокий след, что отголоски его слышны и спустя 400 лет.[46] В многочисленных трудах отечественных историков разного политического направления Смутное время выступает как эпоха борьбы русского народа с иноземными захватчиками. Социальная же составляющая этого времени, требования различных слоёв общества к самой центральной власти российской державы (к тому времени, к началу XVII века страна всё чаще называется уже не Московией, а Россией) либо игнорируются большинством исследователей, либо считаются второстепенным вопросом. Только историки-марксисты, выдвигая классовый подход к изучению истории, периодически выводят проблемы социальных требований масс в эпоху Смутного времени на один уровень с проблемой иностранного нашествия, но при этом само социальное движение, очень многообразное в тот период, сводят только к борьбе крестьянства против крепостничества. Даже беглый взгляд на хронологию событий в Смутное время указывает на то, что официально польский король Сигизмунд III выступил против России только в 1609 году (шведы, игравшие второстепенную роль в иностранной интервенции вначале вообще выступали как союзные России наёмные войска, и начали интервенцию только тогда, когда им не заплатил жалованье царь Василий Шуйский). Что же подвигло самое восточное европейское государство того времени на путь социальной и политической катастрофы, поставив самое себя на грань исторического уничтожения?
Конец XVI века в России впервые вывел на повестку дня подведение некоторых исторических итогов развития страны. Решение основной политической задачи – ликвидация ига Золотой Орды и постепенное завоевание Москвой её государственных осколков (причём с молчаливого согласия московских властей кочевым народам Восточной Европы и Западной Азии московское царство преподносилось как один из государственных осколков самой Орды, претендующий на объединение всех остальных) поставило перед элитой образовавшейся России новую задачу – куда идти дальше как во внешней, так и во внутренней политике. Проигрыш Ливонской войны, лишь слегка сдобренный завоеванием Сибири отрядом Ермака, привёл к неутешительным выводам. Стало ясно, пожалуй, впервые, что для успешного сопротивления европейским армиям, да и все ещё сильной орде Крымского хана нужно иметь более дееспособное государство и более сильную военную машину. Первым это понял талантливый администратор Борис Годунов, которого посещавшие Россию на рубеже XVI–XVII вв. англичане называли «лорд – канцлер». Эта «ришельевская» должность выпала на долю самого Бориса Годунова в результате борьбы в так называемом «опекунском совете», который образовался после смерти Ивана Грозного из знатных бояр и члены которого уничтожили друг друга в междоусобной борьбе. Российский «лордканцлер» происходил из рода крещёных татар. Его семья была в родственных отношениях с дядей царя Фёдора Ивановича Никитой Романовичем Юрьевым. Сестра Бориса Годунова – Ирина, была замужем за царевичем Фёдором, ещё когда тот был только младшим сыном Ивана Грозного. Сам Борис Годунов был женат на сестре известного опричного палача Малюты Скуратова и быстро сделал придворную карьеру. Появление Годунова на небосклоне российской политики было делом достаточно случайным, но именно необходимость наличия в управлении страной просто грамотного человека, с достаточно большим интеллектуальным кругозором стало необходимым для самого хода времени. Действительно, при «премьер-министерстве» Годунова – сам царь Фёдор слабый, запуганный отцовским террором человеком, главным занятием которого были беседы с монахами и чтение священных книг, политика Московского двора стала, хотя бы слегка, напоминать модернизацию. Появились печатные книги, также в Москве были созданы прототипы мануфактур – Литейный и Пушечные дворы, давшие российской истории такие шедевры ремесленного искусства как Царь-пушка и Царь-колокол. Также в Москве узнали в 1584 году, что открыта Америка, и что можно ездить учиться за границу (при Борисе Годунове были отправлены на учёбу за рубеж 11 первых русских студентов, из которых на родину вернулся один). Необходимо отметить, что сам Борис Годунов оказался достаточно толковым правителем, при котором к России окончательно была присоединена Западная Сибирь и разбит сибирский хан Кучум, удалось отвоевать у Швеции несколько городов в Прибалтике, появилась первая русская географическая карта, в 1589 году в России было введено патриаршество. Но сам Борис Годунов не захотел оставаться «лорд – канцлером». Европейская историческая традиция знает много случаев успешного сотрудничества слабого монарха и сильного первого министра. Первая половина XVII века дала такие примеры, в первую очередь в лице знаменитого кардинал Ришелье во Франции, и мене знаменитых – премьер-министра Оливареса в Испании и канцлера Оксеншерны в Швеции. Но московская политическая традиция того не знала. Перспектива быть дядей – министром у царя – племянника, буде тот родится от монаха – монарха Фёдора (последнего силой приходилось вводить в опочивальню к супруге, и царь Фёдор всю ночь молился на икону, дабы не соблазнится законной женой), явно не прельстила прошедшего опричную школу государственного выживания Бориса Годунова. После смерти 7 января 1598 года царя Фёдора, по истечению 40 – дневного траура, наступила пора избирать нового царя, поскольку у Фёдора не было наследников. Здесь впервые столкнулись две социальных линии в российской истории: Боярская дума требовала избрания царя из рода рюриковичей (потомков Владимира Мономаха или Всеволода Большое Гнездо), широкие слои дворянства и посадского населения городов впервые открыто заявили о необходимости выборности царя из числа дворянских кандидатов. Третейский суд патриарха автокефальной русской православной церкви решил с этой целью собрать в Москве Земский собор. Депутаты – дворяне на соборе и примкнувшие к ним другие социальный группы российского населения (городские посадские люди, черносошные крестьяне) организовали, во главе с патриархом шествие к вдовствующей царице Ирине (постриглась в монахине под именем Александра), с просьбой, назвать имя нового царя. Царская вдова произнесла имя своего брата – Бориса Годунова. Боярская «фракция» не сумела организовать достойную массовую оппозицию, да и между собой не сошлась на кандидатуре единого кандидата. Сам Борис Годунов, удалившийся в Новодевичий монастырь, «выдержал» в нём многомесячные «уговоры» принять царствование и 3 сентября 1598 года короновался в Успенском Соборе в Москве. Надо отметить, что в данном случае были соблюдены все процедурные нормы того времени и выбор царя, хоть и «безродного» являлся абсолютно законным актом. После коронации служилое дворянство за свою верность получило царскую милость – тройное годовое жалованье. Кое-что перепало и городскому посадскому населению.
