Россия отреагировала на это сначала частичной, а затем и всеобщей мобилизацией. Немцы также объявили состояние угрозы войны и распорядились начать мобилизацию. Был приведен в действие план Шлиффена с массированным стратегическим развертыванием на Западе, не на Востоке. И вот 1-го августа из Лондона, где всё ещё велась лихорадочная деятельность, пришла телеграмма от германского посольства, которая была неверно истолкована в том плане, что Англия будет гарантировать нейтралитет французов, если Германия на Западе будет вести себя сугубо оборонительно и нападёт только на Востоке. На основании этого кайзер в присутствии Бетманна на спешно созванной чрезвычайной конференции в берлинском замке заявил начальнику Генерального штаба, племяннику знаменитого Мольтке, прославившегося в войнах 1866 и 1870 гг.: «Таким образом, мы просто выступаем всей армией на Востоке!» Это предложение натолкнулось на отчаянное сопротивление Мольтке: он никак не мог более менять военное развертывание, которое уже происходило на Западе. Если он это сделает, то на Востоке будет не боеспособное войско, а беспорядочная толпа вооруженных людей без обеспечения, и война будет проиграна с самого начала. Кайзер неблагосклонно ответил: «Ваш дядя дал бы мне другой ответ». Так это было передано словами Мольтке, который был чрезвычайно потрясен, обижен и возмущён вмешательством кайзера.
Но в действительности у него не было права возмущаться. Генеральный штаб должен иметь наготове различные планы для всех возможных политических ситуаций, и также должен быть в состоянии, даже если он предпочитает один из этих планов, поставить на его место другой, когда этого требует политическая обстановка. Об этом Мольтке не позаботился. В 1913 году Мольтке распорядился прекратить разработку планов развёртывания на Востоке, которые регулярно подготавливались уже много лет. Это подлинное нарушение долга, даже преступление германского Генерального штаба. Он настроился на единственный возможный вариант войны и все альтернативы заранее отбросил.
Как упомянуто выше, в Берлине неверно поняли телеграмму германского посольства в Лондоне. Англичане никогда не говорили, что они будут удерживать Францию нейтральной. Они лишь намекнули, что сами они пока останутся нейтральными, если Германия будет вести себя оборонительно на Западе и вести чисто восточную войну. Такой образ действий в действительности, как впоследствии ироническим образом выявилось, был бы для Германии здоровее также и с военной точки зрения. Политически же исполнением плана Шлиффена во всяком случае было предопределено, что и Англия будет сражаться на стороне врагов Германии. Тем самым германский политический план войны с самого начала был перечеркнут — от чего Бетманн вообще впал в отчаяние. Уже после вступления германских войск в Бельгию и после объявления войны Франции он безнадежно пытался отговорить англичан вступать в войну из-за «клочка бумаги», как он называл гарантии бельгийского нейтралитета, который может всё в Европе сбить с толку. Но было слишком поздно.
Интересно впрочем отметить, что кайзер в своём упреке младшему Мольтке («Ваш дядя дал бы мне другой ответ») поистине был точнее, чем возможно он сам знал. Пока старший Мольтке был начальником Генерального штаба, германское военное планирование для войны на два фронта всегда предусматривало стратегическую оборону на Западе и на Востоке; при его преемнике Вальдерзее планировалось германо-австрийское наступление на Востоке, но все же чистая оборона на Западе. Лишь у его преемника Шлиффена с 1895 года появилась честолюбивая мысль — из войны на два фронта сделать, так сказать, две последовательных войны на один фронт: выбить из войны Францию, прежде чем Россия со своей более медленной мобилизацией станет готова, и после этого всеми силами повернуть на Восток. После смерти Шлиффена младший Мольтке отказался от каких-либо альтернативных планов развертывания. В этом развитии немецких военных планов особенно хорошо видна интеллектуальная разница между эпохой Бисмарка и периодом правления Вильгельма II.: пессимистическая осмотрительность прежде, оптимистическое ощущение силы теперь.
Ощущение силы не было совершенно безосновательным, но оно вело к заносчивости. План Шлиффена для войны на два фронта был заносчивым планом, и он потерпел крах.
Разумеется, что все континентальные великие державы начали Первую мировую войну с широкомасштабных наступлений, которыми они надеялись достичь быстрой победы, и все эти наступления потерпели неудачу: австрийское против Сербии и русское против Австрии (в Галиции) и Германии (в Восточной Пруссии), так же как и французское против Германии в Лотарингии и в Арденнах; но в конечном итоге также и немецкое против Бельгии и Франции. В первые месяцы войны на всех театрах военных действий — против убеждений всех генеральных штабов! — проявилось то, что стало основополагающим для всего хода Первой мировой войны: то, что при тогдашнем уровне военной техники оборона превосходит нападение, так что наступления в лучшем случае завоевывают территорию, но никогда враждебную великую державу, даже не могут исключить из войны малые страны, такие как Сербия и Бельгия. Это придало Первой мировой войне её тягостный характер войны на истощение, всё время повторяющейся стратегически безрезультатной бойни.
Но в такой войне на истощение английская блокада превратилась в решающее оружие. Она стала такой не тотчас же, поскольку Германия материально хорошо подготовилась к войне. В первый год войны она смогла еще без особых затруднений в обеспечении мобилизовать и ввести в действие все свои силы. То, что она была отрезана Англией от всех заморских поставок, сначала не играло еще никакой роли. С другой стороны, никуда было не деться от того факта, что с экономической, и прежде всего, с продовольственной точки зрения продержаться в состоянии войны с каждым военным годом будет всё большей проблемой. В войне на истощение время несомненно работало против Германского Рейха. Даже вместе с Австро-Венгрией он был экономически слабее, чем враждебная комбинация стран, и именно английская блокада, отрезавшая его от заморских поставок, нанесла ему поражение. Германия голодала; Англия и Франция по крайней мере ели досыта. Правда, зато Англия и Франция более чем Германия истощили свои военные силы во всё новых напрасных и при этом ужасно кровопролитных наступлениях. Только эта твердолобая ошибочная стратегия её врагов давала Германии несмотря на всё это определенный шанс на то, чтобы продержаться дольше и со временем настолько вымотать своих противников, что они в конце концов придут к «миру от изнурения», что означало пожалуй в общем и целом — к миру, закрепляющему статус-кво. Тотальная победа в Первой мировой войне была недостижима, возможно ни для кого, и определенно — не для Германии.
Несмотря на это, в дальнейшем ходе войны Германия разработала два новых плана победы, из которых первый принёс ей окончательное поражение, но второй был удачным, и на короткое время казалось, что это в действительности ещё раз приведёт к возможности победы. Первым планом была контрблокада Англии, неограниченная война подводных лодок. Вторым планом было революционизирование России, союз с Лениным.
Поговорим сначала о подводной войне.
Германский надводный флот, который внёс такой большой вклад в причины войны, в самой войне не сыграл практически никакой роли. Он оставался в гаванях и наносил удары в Северном море только от случая к случаю, чтобы так сказать позлить англичан. Одна из таких атак привела к единственному большому надводному морскому сражению в войне — у пролива Скагеррак, в результате которого немцы всё-таки могли записать себе на счёт тактический успех. Они потопили больше английских кораблей, чем потеряли своих, но однако после этого вынуждены были скорейшим образом вернуться в родные гавани. Стратегически от этого ничего не изменилось. Английская блокада не была прорвана германским флотом.
Так германскому командованию военно-морских сил во время войны пришла идея, чтобы совершенно новое, тогда ещё почти экспериментальное оружие — подводные лодки — развить далее таким образом, чтобы при помощи подводных лодок можно было перекрыть английские морские пути снабжения. Надеялись, что если слабые места подводных лодок компенсировать чрезвычайной беспощадностью при их применении, то можно будет потопить достаточный тоннаж судов, чтобы причинить англичанам острые проблемы обеспечения, таким образом вытолкнуть Англию из войны и решить тем самым её исход в пользу Германии. Эта «неограниченная» война подводных лодок, от которой в 1916 и 1917 гг. обещали чудеса, не только потерпела неудачу, но и в добавление она принесла нового противника в войне, который со временем мог настолько усилить Англию и Францию, что любая перспектива германской победы, сама перспектива «мира от изнурения» надолго исчезла: Соединенные Штаты Америки. В первые два года войны Америка оставалась нейтральной. Тогдашний президент Вудро Вильсон — в отличие от президента Рузвельта во Второй мировой войне — не планировал вмешиваться в войну на стороне Антанты, а имел намерение в подходящий момент времени вмешаться в качестве мирного посредника, третейского судьи с собственными идеями о том, как в будущем можно вообще предотвратить войны. Такое вмешательство он уже начал в конце 1916 года. Но с другой стороны Вильсон и с ним Америка не были готовы, чтобы топили без предупреждения их суда и оставляли тонуть их экипажи.
