Чем же была вызвана высокая смертность? Сознательного уничтожения чеченцев и ингушей не было. Дело в том, что сразу после войны СССР поразил жестокий голод. В этих условиях государство должно было в первую очередь заботиться о лояльных гражданах, а чеченцы и прочие поселенцы во многом оказались предоставлены сами себе. Естественно, традиционное отсутствие трудолюбия и привычка добывать пропитание разбоем и грабежом отнюдь не способствовали их выживанию. Тем не менее постепенно переселенцы обжились на новом месте, и перепись 1959 года дает уже большую цифру чеченцев и ингушей, чем было на момент выселения: 418,8 тыс. чеченцев, 106 тыс. ингушей90.
АЛЕКСАНДР ДЮКОВ.
МИЛОСТЬ К ПАДШИМ: СОВЕТСКИЕ РЕПРЕССИИ ПРОТИВ НАЦИСТСКИХ ПОСОБНИКОВ
Еще во время «холодной войны» на Западе вдруг стали расценивать советские репрессии против сотрудничавших с немецкими оккупантами коллаборационистов как очередное преступление тоталитарного коммунистического режима. Подобное обвинение выглядело, правду сказать, совершенно диким: что, в конце концов, был должен делать Кремль с нацистскими пособниками? Выдавать им повышенную пенсию и билеты в санаторий?
Однако в пропагандистской войне против Советского Союза каждое лыко было в строку. В 1978 году в Великобритании вышла книга Николая Толстого «Жертвы Ялты», в которой преступлением была названа выдача Советскому Союзу казаков 15-го кавалерийского корпуса СС. То, что эти казаки были военными преступниками, участвовавшими в карательных операциях на территории СССР и на Балканах, автора, естественно, не волновало. Не волновало это и Александра Солженицына, который в своем «Архипелаге ГУЛАГ» посвятил «жертвам» насильственной репатриации целую главу под названием «Та весна». Да и в других главах «Архипелага» немало говорилось о нацистских пособниках как о жертвах тоталитарного режима.
Подобная пропаганда имела на Западе большой успех. Дело дошло до того, что в июле 1978 года в Великобритании был организован фонд для возведения в Лондоне мемориала «жертвам Ялты» - в том числе и нацистским пособникам.
В Советском Союзе рассказы о невинных «жертвах Ялты», конечно же, оказались на порядок менее действенными. Невинными жертвами «власовцев» и военнослужащих всевозможных батальонов «вспомогательной полиции» у нас может назвать лишь совсем уж невменяемый маргинал, помешавшийся на антисоветизме. В нашей стране еще помнят - плохо, но помнят - те неисчислимые ужасы, которые принесла советскому народу нацистская оккупация. Бесчисленные лагеря, расстрельные рвы, сожженные вместе с жителями деревни, - во всех этих нацистских преступлениях есть вклад местных предателей, и вклад немалый.
Однако для советской, а затем для российской публики был подготовлен иной аргумент, обосновывавший «преступность» советских репрессий против коллаборационистов. «Главные преступники, конечно, не сидели на месте в ожидании наших трибуналов и виселиц, - писал все тот же Солженицын. - Они спешили на Запад, как могли, и многие ушли. Карающее же наше следствие добирало до заданных цифр за счет ягнят (тут доносы соседей помогли очень): у того почему-то на квартире стояли немцы - за что полюбили его? а этот на своих дровнях возил немцам сено - прямое сотрудничество с врагом1.
Этот тезис нашел свое дальнейшее развитие в перестроечные годы и к нашему времени обрел статус «общеизвестной истины». «Десятки миллионов наших сограждан, два-три года прожившие в жутких, нечеловеческих условиях германского гнета, после освобождения попали из огня да в полымя, - пишет, например историк Борис Соколов. - Многие из них, обвиненныев коллаборационизме, отправились в спецпоселения и лагеря… »2
Пропагандистская война против нашей истории не закончилась с распадом Советского Союза; она продолжается и по сей день, становясь все более и более активной. В прибалтийских республиках войска Красной Армии уже давно называют не освободителями, а оккупантами; кое-кому хочется, чтобы подобное произошло и в нашей стране. Именно этому готовят почву рассказы о «необоснованности» и массовости репрессий против коллаборационистов, о том, что жертвами этих репрессий становились не столько коллаборационисты, сколько невинные жители оккупированных областей.
Однако на самом деле подобные рассказы совершенно не соответствуют действительности и основаны исключительно на слухах и домыслах. Слухи же выглядят убедительно лишь до тех пор, пока не становятся доступными архивные источники.
Те, кто во время «холодной войны» инициировал пропагандистскую войну против советской истории, надеялись, что открытия архивов в нашей стране не произойдет никогда. Однако эти надежды не сбылись. Сегодня мы располагаем достаточными архивными материалами, чтобы разоблачить пропагандистский навет, разобраться, где ложь, а где правда.
Прежде всего, обратимся к официальным документам, которыми регламентировалась репрессивная деятельность органов НКВД против коллаборационистов.
Первым из этих документов стал изданный вскоре после начала победного контрнаступления под Москвой приказ НКВД СССР № 001683 от 12 декабря 1941 года «Об оперативно-чекистском обслуживании местностей, освобожденных от войск противника». Согласно этому приказу в круг обязанностей создаваемых в освобожденных районах территориальных управлений НКВД входило «через агентов, осведомителей и партизан, а также честных советских граждан установить и арестовать предателей, изменников и провокаторов, как состоявших на службе немецких оккупационных властей, так и способствовавших им в проведении антисоветских мероприятий и преследовании партийно-советского актива и честных советских граждан… Выявляемых лиц, причастных к антисоветской работе, немедленно арестовывать и предавать суду»3.
16 декабря этот приказ был уточнен в директиве НКВД УССР № 33881/св.
«Основными задачами городских и районных аппаратов НКВД на освобожденной от противника территории являются:
1. Немедленное принятие необходимых мер, обеспечивающих революционный порядок и нормальную работу партийных, советских и общественных организаций и учреждений.
2. Выявление и изъятие всех лиц, работавших в административных органах, созданных немцами (самоуправления, старосты, полиция и т.д.).
3. Выявление и изъятие среди местного населения вражеских пособников, оказывавших какую бы то ни было помощь и содействие оккупантам и их ставленникам в чинимых зверствах и т.п.
4. Наряду с использованием оставленной нами агентуры и советского актива для выявления всех враждебных элементов из числа местных жителей иметь в виду возможность оставления немцами на нелегальном положении своей агентуры из оуновцев-западников, украинских националистов других районов УССР и прочих антисоветских лиц (церковников, сектантов и др.).
В городах и при каждом сельском населенном пункте выявлять не проживавших до момента оккупации лиц. Таких людей подвергнуть самой тщательной проверке…
5. Через агентуру и советский актив выявить всех лиц, дезертировавших из Красной Армии, после проверки и установления факта дезертирства проводить аресты…
6. В процессе оперативной работы по выявлению насаженной агентуры немецкой разведки учесть и всесторонне разработать всех лиц, близко общавшихся с гестаповцами, полицией и немецким офицерством»4.
Таким образом, арестам в освобожденных областях подлежали только сотрудники организованных немцами административных органов, полицейских формирований и лица, принимавшие участие в совершаемых нацистами преступлениях. (Следует помнить, что эти две категории в значительной мере пересекались.) Кроме того, аресту подлежали дезертиры и «враждебные элементы из числа местных жителей». Последняя формулировка была недостаточно четкой, в результате сотрудники органов НКВД на освобожденной территории не могли разобраться, следует ли арестовывать как «враждебный элемент», например, женщин, добровольно пошедших на работу в немецкие бордели.
Этот вопрос, в частности, после освобождения в январе 1942 года Керчи встал перед лейтенантом госбезопасности Б.Г. Великовским. «Ну ладно, - сказал он. - Вот бургомистр Грузинов, отпетая сволочь. Или начальник полиции - все понятно! Но вот вы мне объясните, товарищ. Здесь немцы две недели назад, к Новому году, открыли откровенную вербовку в публичный дом. Просто предложили добровольно туда записываться. Так вот здесь у меня документы из магистратуры есть. Оказались такие женщины, которые подали туда заявления. Ну, что с ними теперь делать? Публичный дом немцы не успели открыть - мы помешали. А заявления у меня. Ну, что теперь делать, с этими бабами? Откуда они взялись? Пострелять их за это нельзя, не за что, а посадить… Ну, допустим, посадишь, а что потом с ними делать?»5
