На практике из-за проблемы времени и расстояния и из-за ограничений на получение информации многие императоры предпочитали иметь дело не с индивидами, а с целыми сообществами ― племенами, вождествами, деревнями, городами и даже подчиненными королевствами. В Теночтитлане и Куско ацтеки и инки использовали в качестве основных ячеек общества не семьи, а кварталы, известные под названиями calpullin и alyu соответственно[112]; за пределами столиц их правление также было непрямым и осуществлялось посредством подчиненных племенных вождей, которых они завоевали. В Китае первоначально существовала так называемая восьмиколодезная система, в которой крестьянские семьи назывались «колодцами»[113], а Рим долгое время предоставлял администрирование многим сотням автономных городов-государств, а также многочисленным подчиненным царям. Вместо того, чтобы подсчитывать все население, империи предпочитали проводить перепись, считая за единицу домашнее хозяйство или домашний очаг. И то и другое образование, как правило, состояли из членов «семьи», как являющихся, так и не являющихся родственниками, в результате чего определить точный поправочный коэффициент для администрации того времени было так же сложно, как и для последующих историков.
Недостатки, присущие таким административным системам, также объясняют, почему многие империи отказывались от введения единой правовой системы для всех жителей. Многие из них, образовавшись первоначально в результате завоеваний, были неоднородны по определению; поэтому до тех пор, пока подданные подчинялись указам и платили налоги, большинство императоров не требовали большего и оставляли их в покое. Не считая того, что многие, а возможно, и большинство тех, кто был вовлечен в управление империей, никогда не фигурировали в императорских платежных ведомостях, данная система означала, что должностные лица, исполняющие свои обязанности, часто сталкивались не с индивидами, а с разного рода организованными сообществами. Это, вероятно, ослабляло их власть и во многих случаях должно было сводить управление к процессу торга.
Другой фактор, работавший в том же направлении и накладывавший практические ограничения на власть императора, имел финансовую природу. В истории не было ни одной империи, которая дошла бы в своем развитии до создания единственной казны (будь то «публичной» или «частной»), куда стекались бы все доходы и которая, в свою очередь, осуществляла бы все выплаты. Важнейшая причина этого состояла в том, что, учитывая расходы на транспортировку металлических денег и соответствующий риск, большая часть сумм, полученных от налогообложения, всегда оставалась в провинциях и использовалась на покрытие местных расходов. В еще большей степени это относилось к натуральным выплатам: большинство оставалось на складах в провинциях, не говоря уж о corvees[114] или о принудительном труде, которым должно было заниматься население, работая в императорских имениях, возводя и поддерживая имперские инженерные сооружения, предоставляя транспортные и другие услуги должностным лицам империи. Каждый из этих факторов означал, что лишь небольшая часть собранных сумм или затраченного труда достигала столицы и поступала в свободное распоряжение императора. Остальное оставалось в местах происхождения или рядом с ними и если и приносило ему выгоду, то лишь косвенно и лишь в той степени, в какой он контролировал местных чиновников.
Чтобы не дать местным должностным лицам идти своим путем и использовать императорские ресурсы в личных целях, императоры применяли различные способы. Можно было не дать чиновникам обрасти связями на местах, постоянно перемещая их между постами и провинциями. В эллинистическом Египте, по-видимому, существовала двойная администрация, т.е. одна группа бюрократов отвечала за сбор налогов, а другая надзирала за первой[115]; в других местах часто встречались разъездные инспекторы, такие как римские quaestores (позднее замененные на agentes rerum) и китайские выездные секретари, носившие различные титулы, но выполнявшие одну и ту же функцию[116]. Ассирийские цари периода расцвета имели обыкновение назначать евнухов ― «ничьих сыновей» ― на управление вновь завоеванных городов[117], метод, который, вероятно, имел дополнительное преимущество в виде унижения побежденных.
Хотя каждый из этих методов давал практическое решение проблемы, ни один не мог решить ее раз и навсегда. Инспекторов, выездных или постоянных, люди на местах могли обмануть или подкупить. Перевод чиновников с одного места на другое просто означал, что у них не было времени освоиться в своем округе, что вело к увеличению власти глав местных сообществ за счет центра. Использование евнухов, очевидно, не позволяло семьям консолидировать власть в своих руках, но угрожало потерей стабильности по другим причинам. Короче говоря, император мог сделать свою власть абсолютной в пределах собственной столицы. Но в целом, чем дальше находилась та или иная провинция, тем тяжелее было проводить в ней императорскую волю.
В таких обстоятельствах всегда существовала опасность того, что подчиненные власти, будь то религиозные или светские, используют в своих целях любые затруднения, которые испытывает центр (часто войну или кризис престолонаследия), для того, чтобы прекратить подчиняться императору и отделиться. В частности, провинциальные губернаторы могли использовать экономические ресурсы, находящиеся в их распоряжении, чтобы создать свои вооруженные силы, в то время как военачальники могли использовать свои войска для овладения экономической базой. Задачу обоим часто облегчали самоуправляющиеся сообщества, имевшиеся в составе большинства империй. Если покоренные племена не были физически перемещены с их исконных территорий и не отправлены в изгнание, что было обычной практикой и у ассирийцев, и у инков[118], то они зачастую представляли собой готовый материал для возникновения феодализма. Конечным результатом мог быть распад империи и замена ее на гораздо более децентрализованную хотя и весьма иерархичную систему правления[119]. На самом деле, феодализм как таковой может рассматриваться просто как политическая структура, возникающая при падении империи в несчастливый для нее час. Так было в Западной Европе в Средние века, в Египте и Китае в различные междинастические периоды, а также во многих других обществах, включая Персию, Византию, Индию и Японию в разные моменты их истории[120].
Как только появлялся характерный для феодализма класс воинов-правителей, он тратил серьезные усилия на создание военных дружин, а также оборонительных сооружений, позволявших открыто не повиноваться императору. Поскольку каждый лорд стремился сделать свои владения возможно более независимыми, он закрывал глаза на постепенную деградацию и распад централизованной системы сбора информации, транспорта и обороны. Бюрократия ― а вместе с ней в значительной степени необходимая грамотность среди людей, не принадлежащих к религиозным классам, ― почтовая служба, переписи, даже самые элементарные транспортные средства исчезали. Ни в один период истории европейские дороги не были столь плохи, а связь столь затрудненной, как в Средние века с их множеством соседствующих друг с другом княжеств. Регулярные вооруженные силы тоже таяли, вплоть до того, что превращались просто в горстку слуг, питавшихся на императорской кухне, во время его переездов из одной своей резиденции в другую. Права, принадлежавшие ранее императору, такие как право использования и получения доходов от экономических ресурсов (рудников, лесов и т.д.), налогообложение и чеканка монеты децентрализовывались и переходили в руки многочисленных лордов и баронов.
Возникновение феодализма сопровождалось разрушением имперской идеологии. На ее место приходила система, которая гораздо больше внимания уделяла коллективным правам аристократии, с одной стороны, и религиозного истеблишмента ― с другой. По представлениям Фомы Аквинского ― вероятно, величайшего и, безусловно, наиболее систематичного из всех средневековых «политологов» , ― правительство было создано не людьми и не для людей, а являлось неотъемлемой частью божественного порядка. Как таковое оно представляло собой бесшовную ткань, в которой каждый человек и каждый класс имел свое отведенное место и которая не допускала произвольного вмешательства «сверху»[121]. Чем сильнее был император, тем в большей степени привилегии, которыми обладали люди, институты или классы, считались императорским даром, который он мог было забрать обратно по своей воле; но в феодальных обществах привилегии становились привязаны к своим владельцам, которые таким образом приобретали некие «конституционные» гарантии, практически отсутствовавшие в империях[122].
